Лирические заметки с львовского фестиваля имени Крушельницкой

Начало статьи →

Фестиваль Крушельницкой открылся знаковой для творчества Крушельницкой «Мадам Баттерфляй». Известно как чтят эту оперу в Японии. Тем любопытнее было послушать и посмотреть именно японку в роли Чио-Чио-сан.

«Баттерфляй» — любимое детище Пуччини, ее он мог «слушать без устали вновь и вновь». Действительно, импрессионистическая звучность партитуры ошеломляет своей пластичностью, обладающей способностью вводить слушателя в какой-то гипнотический транс.

Такую музыку, кстати, трудно рецензировать, ибо внимая ей, забываешь обо всем, и тут уж не до анализа. Композитор называл оперу «японской трагедией», но коллизия здесь сугубо личностная, интимная, хотя и окутанная тонким, по-восточному грациозным флёром. Никаких чрезмерных внешних аффектов драматического плана, наподобие наполненной «грозовыми» событиями «Тоски», в ней нет. Все сосредоточено в глубинах внутреннего мира главной героини. А остальные действующие лица, включая Пинкертона, лишь оттеняют ее образ своим в определенной мере дидактическим схематизмом (безусловно задуманным Пуччини) и отдельными всплесками чувств.

На исполнительницу роли Чио-Чио-сан ложится огромная художественно-психологическая нагрузка. Суметь показать все извивы душевных волнений в их переходах от надежды к смирению, от восторга к отчаянию, при этом сохраняя во всем изящество стиля и внешней формы, свойственное типично восточному ритуальному воспитанию – вот ее сверхзадача, да еще в рамках оперы, пения, о чем никогда нельзя забывать!

И такую задачу, на мой взгляд, японское сопрано Манами Хама решает успешно. Палитра ее мимических, интонационных и поведенческих приемов необычайно разнообразна и, главное, осмысленно структурирована. При этом соблюдена та необходимая пропорция между спонтанной порывистостью и выверенной мимикой. Артистка живет и работает в Италии, но не является на Западе звездой. Есть такое ощущение, что Чио-Чио-сан – ее главная в жизни роль. Но какое все это имеет значение, если цели своей в спектакле она достигает, что наиболее ярко проявилось в сценах 2-го действия с Шарплесом и Сузуки и в финале. Что касается вокальных данных, то при грамотном голосоведении, выражающемся, прежде всего, в выровненности регистров и интонационной точности, ее голосу, возможно, не хватает тембрового богатства и теплоты. И все-таки плюсов в этом выступлении было больше, нежели минусов, тем более, если учесть, что столь важное в этой опере ансамблевое пение – большие дуэты с Пинкертоном и Сузуки – ей удались, да и верхние ноты, включая «до», тоже. В этом плане понятно, что более выигрышной у нее оказалась отнюдь не Un bel di vedremo с ее чисто вокальными красотами, а «жесткая» Che tua madre.

Пинкертон – солист киевской Национальной оперы Николай Шуляк – энергично начал своим «гимном» Dovangue al mondo, а затем грамотно и довольно технично перекрыл O amico fortunate Шарплеса своим Si, è vero, è un fiore, un fiore. На таких моментах всегда проверяется профессионализм. В любовном дуэте Vogliatemi bene голос певца гармонично сочетался с пением японки, а вот очень итальянское по духу Addio fiorito asil получилось пресноватым.

Вообще, надо сказать, что качество музицирования было хорошим. Львовские солисты Юрий Шевчук (Шарплес) и Яна Войтюк (Сузуки) не выпадали из «обоймы». Но столь же общей для всех оказалась проблема собственно голосовой природы.

Не может не вызвать одобрения звучание оркестра (дирижер Василий Василенко), порадовало отсутствие брутальности и «киксов» у меди, что является распространенной бедой многих коллективов. Темпы были в целом привычными, среди редких исключений – недостаточно энергичное вступительное фугато.

Режиссуру и сценографию обсуждать смысла нет – спектаклю более 20 лет (постановка 1989 года) и он, конечно, требует обновления…

Зал на первом представлении фестиваля не был заполнен до отказа. Меня это огорчило. Возможно, все дело было в том, что спектакли во Львове начинаются рано, в шесть часов, и день был будний. Впрочем, на всех дальнейших представлениях не было ни одного свободного места.

* * *

Монументальная «Аида» - вершина вердиевского реализма. Определенную трудность для интерпретации представляет некоторая помпезность стиля, особенно в массовых сценах, столь любимых масштабными фестивалями типа веронской Арены. И еще – в этом опусе столько хрестоматийных номеров, что любое художественное высказывание сразу вызывает ассоциации с великими образцами. Попытаемся от этого отстраниться и избегать сравнений.

На титульную партию была приглашена уроженка Закарпатья Георгина фон Бенза (Германия), представленная в буклете как лауреат международных конкурсов. Аида – довольно крепкая партия, хотя и не Турандот. Основной же краской в палитре фон Бензы было piano, ну может быть mezzo piano. Звук такой силы у нее получается хорошо и нежно. Однако там, где требуется драматизм, сразу возникает дефицит звучания и ощущение каких-то провалов. Поэтому в голосоведении в целом не ощущается плавности. К тому же певице не очень-то удаются большие интервалы – октавы в Ritorna vincitor, септимы в заключительном дуэте O terra addio превращаются в «скáчки с препятствиями». А вот Numi, pieta («Боги мои») в финальной части арии 1-го акта доставила удовольствие и по качеству вполне отвечала смыслу слов.

Вероятно, проблема бы не стояла так остро, но роковое несовпадение по «весовой категории» в звуке с Радамесом – Эдуардом Сребницким усугубило дело. Последний всю свою партию просто взял криком. Он пытался таким образом компенсировать проблемы своего весьма возрастного вокала. Это тем более досадно, ибо музыкант Сребницкий отличный и с большим опытом, выверенной фразировкой, отсутствием какого-либо намека на фальшь и злоупотребления portamento.

Лауреат престижнейших вокальных конкурсов Наталья Дацко была в числе тех двух солистов (о втором – позже), которые мне были хорошо знакомы. Правда слышал я роскошный голос певицы еще в ее бытность сопрано и даже рецензировал как-то выступление артистки в одном из концертов Фонда Архиповой. Потом побывал на ее Леоноре в «Силе судьбы» Большого театра в начале 2002 года. Впрочем, все это было давно, а нынче она предстала в своем новом амплуа – меццо-сопрано, да еще и в таком «твердом орешке», как Амнерис.

У меццо в мировом репертуаре не так уж и много хитовых партий. Во всяком случае, если исключить модные экзерсисы старинных опер-сериа, в которых меццо соревнуются в одних ролях с контратенорами, а также россиниевские колоратурные партии (все это для достаточно узких специалистов), а ограничиться популярным репертуаром 19 века, то их будет раз, два и обчелся – все на вес золота. И Амнерис из их числа! Вот «золота» как раз и не наблюдалось, ибо требования к насыщенности и глубине звучания велики. А голос звучал жидковато для меццо. Коротко можно сказать – смена амплуа у Дацко не убеждает и кажется напрасной. Впрочем, мне не известны глубинные причины такой метаморфозы.

У четвертого протагониста – эфиопского царя – времени спектакле, чтобы проявить себя, не очень много, но зато где! В совершенно гениальной «Сцене у Нила»! К сожалению, в голосе Анатолия Липника прослушивалась «усталость» и недостаточная сфокусированность. Такое пение часто называют крупнопомольным, оно досталось нам в наследство от советской вокальной школы, имеющей такой грех.

Бас Андрей Валентий – второй из моих знакомцев. Совсем недавно, весной довелось слушать его на Молодежном форуме оперного искусства стран СНГ в Минске, где он ярко исполнил партии Коллена и Короля Рене. При всей стабильности и качественности звукоизвлечения, сегодня у меня к нему были претензии, на этот раз стилистического свойства – уж очень вальяжно-назидательно выглядел, подчас, его Рамфис, величественность образа которого нельзя подменять слишком мирской агрессивностью.

Оркестр маэстро Мирона Юсиповича – самое приятное впечатление вечера. Заигранную музыку он интерпретировал с какой-то непосредственной свежестью.

И опять почти нечего сказать о постановочных аспектах спектакля. Статичные мизансцены и симметрия традиционной сценографии, основу которой составляют стандартные живописные задники и кулисы, отсутствие изобретательной работы художника по свету оставляют мало простора для визуальных эмоций зрителя.

* * *

Наибольший интерес у меня вызывал нечастый на просторах СНГ «Бал-маскарад». От некоторых меломанов и фанатов Верди мне иногда приходилось слышать мнение, что это чуть ли не одна из самых лучших его опер. Я, хотя и не разделяю такого крайнего суждения, весьма ценю этот опус и понимаю причины таких оценок. В «Бале» счастливо сошлись, причем очень выпукло, все те качества, которые максимально выявляют суть этого универсального вида искусства. Опера богата изумительными мелодиями и насыщена подлинно вердиевской музыкально-драматической убедительностью зрелого этапа его творчества. В то же время драматизм этот в «Бале» огранен условным оперным гедонизмом, трагедийность сочетается с изяществом, внутренний психологизм с внешним блеском театральности (сдобренной танцевальными ритмами), индивидуальный крупный план с общим ансамблевым (чего стоит один только виртуозный квинтет в 1-й картине заключительного акта). И еще: в стилистике вокала явственно проглядывает вроде бы почти ушедшая в прошлое белькантовость. Слитое воедино, всё это придает действу черты возвышенного художественного чуда. Если бы меня попросили несколькими словами охарактеризовать то настроение, которые опера вызывает в слушателе, я выразился бы пушкинскими словами: «Печаль моя светла»! Один только раз такой стиль «мстит» Верди в этой опере – явственная легковесность, «бальность» скорбного финала.

Такая музыка с неумолимостью требует от исполнителей подлинно итальянской непринужденной манеры пения, качеств которого не возместить многозначительностью драматической экспрессии. Большая нагрузка в опере ложится на Ричарда/Риккардо – от этого никуда не деться. И солист Львовской оперы Роман Трохимук отлично выполнил эту миссию. С первых слов Amici miei, soldati его полетный и звонкий голос заполняет зал, вызывая в слушателе эмоцию, которую точнее всего было бы назвать удовольствием. Последовавшая вскоре знаменитая ария La rivedra nell’estasi только подтвердила это. Возможно, легчайший налет излишней звуковой напористости, немного сужающей тембральное богатство, в его звуковедении и присутствует, но не переходит той опасной черты, за которой маячит прямолинейная простота, и вполне может считаться индивидуальной особенностью артиста.

Людмила Савчук, певшая Амелию, с ее не очень ярким голосом и нервной манерой подачи звука не дала нам шансов получить такое же удовольствие. Вдобавок недоставало звуковысотной точности – певица часто «понижала»…

А вот Оскар Натальи Курильцив оказался на высоте. Тут был как раз тот самый случай, когда кажущиеся недостатки голоса – его «пионерский» привкус – ничуть не мешали созданию наивно-кукольного травестийного образа. Требовались только чистота тона и хорошая колоратурная техника, что певицей было продемонстрировано.

Как говорил еще в давние времена А.Н.Серов, в «Бале» все только и ждут «Арию Грациани перед портретом» (критик имел в виду тогдашнего кумира петербужцев, замечательного вердиевского баритона – прим. авт.). А что же наш Грациани – Орест Сидор? В целом его выступление мне понравилось, хотя кое-что требует уточнения. Партия впета, пресловутая «ария перед портретом» - знаменитая Eri tu – исполнена эмоционально и убедительно. Но есть пара нюансов, чисто вкусовых – я ощущал в голосе излишнее вибрато на forte и не всегда уместную для столь изящной итальянской оперы маэстозность.

Особый разговор об Ульрике. Чтобы стать подлинным украшением оперы этот вставной «алмаз» должен сверкать собственным, а не отраженным светом. По какой причине, уж не знаю (может быть, нездоровье?), но мне показалось, что гостья из Молдавии Татьяна Бусуйок в этот вечер слишком щадила себя. Ее загадочный персонаж получился блеклым и недостаточно экспрессивным как по вокалу, так и по артистизму.

Чувство вердиевского стиля в полной мере продемонстрировал маэстро Андрей Юркевич. Его элегантный жест создавал нужный посыл в оркестр звучавший слаженно и благородно.

«Бал-маскарад» - постановка для театра сравнительно новая - премьера состоялась в 2005 году. В отличие от других спектаклей фестиваля внешний облик спектакля выглядел более свежим и ярким – этому способствовала классная работа художников-постановщиков (Тадей Рындзак и Михаил Рындзак) и продуманные решения режиссера Василия Вовкуна.

* * *

Кульминацией фестиваля был праздничный гала-концерт. Его программа состояла, практически, сплошь из шлягеров мировой оперной классики. Для публики такое содержание концерта влекло за собой неизбежный букет приятных эмоций, основу которых составляла радость узнавания. А на солистов накладывала особую ответственность, ибо почти каждая нота этих произведений была известна всем. Нужно отметить, кстати, что все солисты (включая зарубежных), за исключением Рамиза Усманова из Узбекистана, имеют украинские корни, учились и начинали свою карьеру на родине.

Открылся концерт вступительным театрально-постановочным номером – прозвучала запись голоса великой певицы, а затем мелодию арии Чио-Чио-сан подхватили три солистки театра – Галина Вильха, Любовь Качала и Светлана Мамчур. За дирижерским пультом стоял главный дирижер театра Михаил Дутчак.

Основная программа началась арией Дона Базилио из «Севильского цирюльника» в исполнении Андрея Валентия, спетой им внушительно и довольно громогласно, в каком-то шаляпинском духе.

В исполнении артистки Светланы Катернозы –живущей в Канаде солистке оперы Mississauga (так в буклете) – мы услышали беллиниевскую каватину Нормы. Что могло подвигнуть певицу на исполнение столь запетого шедевра – не знаю. Но пение ее на меня не произвело особого впечатления. Замедленный темп, заметные «швы» в кантилене, связанные с дыханием, приблизительные концы фраз, смазанные опевания нот – вот неполный перечень проблем. При этом артистка спела и кабалетту, в которой недостаточная подвижность голоса проявилась еще сильнее…

Ария Рудольфа Che gelida manina из «Богемы» гостя из Узбекистана, солиста ташкентского Театра оперы и балета Рамиза Усманова может быть занесена в актив программы. Приятная внешность, грамотная подача звука и фразировка – уже неплохо. Только определенные проблемы при переходе в верхний регистр, резковатость и сухость тембра снижали впечатление.

Солист Львовского оперного Александр Громыш предстал перед публикой в образе Филиппа II из «Дона Карлоса». Трудная, состоящая из нескольких частей ария (монолог) Ella giammai m’amo со сменой настроений в целом удалась певцу. Среди достижений – убедительная образность, ясная артикуляция, хорошее mezzo voce, красивое восходящее верхнее «ми». Огорчили некоторые неточности в нижнем регистре, нехватка подвижной певучести (mosso cantabile) в разделе Dormirò sol.

Далее последовал ко многому обязывающий Квартет из Риголетто (Наталья Романюк, Яна Войтюк, Олег Лихач и Орест Сидор). Спет он был вообще-то прилично, но ансамблевое музицирование не всегда было абсолютно гармоничным, подчас не прослушивались отдельные голоса. Менее убедительным показался Герцог Олега Лихача – «угловатый» голос, неточное интонирование; Романюк (Джильда) не очень походила на трогательную Джильду, хотя значимых ошибок не совершала; у Яны Войтюк (Маддалена) выявились технические проблемы. Более всего на месте был Сидор (Риголетто) – это, безусловно, его партия.

И опять супершлягер – Хабанера Кармен. Меццо у Иванны Таратулы-Филипенко из США довольно глубокое и чувственное. А трактовка образа оказалась весьма сдержанной без излишней танцевальной страсти – что ж, в этом даже что-то есть! Однако ощущался недостаток сценического опыта и свободы выражения. Как потом выяснилось, певица довольно редко выступает на сцене, занимаясь в основном преподавательской работой (у нее своя вокальная студия в Сан-Франциско). Забегая вперед, скажу, что во 2-м отделении она исполнила третью арию Далилы, показав хорошую кантилену на нисходящих хроматизмах. Но затянула темп и не вполне справилась с низами (си-бемоль).

Георгина фон Бенза также вышла на сцену два раза. Сначала она спела арию Тоски. В Vissi d’arte ее мягкий голос оказался созвучным музыкальному материалу. В исполнении ощущался мерный и упругий ритм мелодии с хорошими квартолями, всегда составляющими ритмическую трудность для исполнителя. Но огрехи фразировки и проскальзывающая, подчас, некоторая дрожь в голосе портили картину, в целом благоприятную. В арии Леоноры из 1-го действия «Трубадура», исполненной во 2-м отделении, трудности подстерегали певицу в виртуозной кабалетте, музыкальная ткань которой выглядела лоскутной и с неубедительными дергаными верхами.

С повышенным интересом я ожидал выступления певца из Германии Константина Риттеля-Кобылянского. Дело в том, что еще накануне в кулуарах фестиваля я столкнулся с ним. Эффектный внешний облик артиста, высоченная статная фигура, вальяжность и некоторый нарциссизм в манере поведения напомнили мне Филиппа Киркорова. Эта ассоциация усилилась, когда из биографической справки я узнал, что певец «балуется» и эстрадными шлягерами. Что же предъявил он публике?

В качестве «затравки» артист избрал ни много ни мало – Te deum из «Тоски». Полагаю, выбор был правильным. Ибо весь этот эпизод, включая хоровое сопровождение (хор Львовского театра оперы и балета), выглядел эффектно и убедительно. Речитативная манера, столь уместная здесь, зловещая с лицемерным отливом пафосность Скарпиа – все это хорошо интонационно удается артисту, если и пережимавшему, то чуть-чуть, в рамках художественно дозволенного. Но всесторонне проверить технику вокала на таком материале затруднительно. Нужно было что-то иное, что не заставило себя ждать.

Контрастом к образу Скарпиа во 2-м отделении явился Эскамильо со своими Куплетами. Не поленюсь и чуть подробнее остановлюсь на этом номере. Понимал ли Риттель-Кобылянский, что поет французскую музыку и образ здесь совершенно иного характера? Вся внешняя воинственность и героический облик профессии тореадора замешаны на элегантном артистизме любимца толпы и женщин. Но певец продолжает «гнуть» свою злодейско-демоническую линию. В его исполнении недоставало тонкой артикуляции и шарма, горловой крупно поданный звук продолжал обрушиваться на нас, как из репродуктора на площади. В этих Куплетах, как известно, есть много трудностей, связанных и с правильным дыханием, сбои в котором влияют на связность звукоизвлечения, и с красивым дотягиванием нижних нот (опять все тот же роковой си-бемоль), которые получались у певца слегка небрежными. Грамотно сделав diminuendo перед припевом, Риттель-Кобылянский, вместо того, что продолжить знаменитый призыв «Тореадор, смелее…» в чуть более мягком и изысканном стиле (недаром, оркестру в этот момент предписано pianissimo), вновь возвращается к трубному гласу, отчего мотив становится похожим на декламацию «агитатора, горлана, главаря» в духе знаменитых строчек Маяковского. Справедливости ради следует заметить, что сейчас многие поют Тореадора (да и не только его) подобным, абсолютно унифицированным образом, что свидетельствует об упадке вокальной, да и общей художественной культуры.

Теперь вернемся к Рамизу Усманову. У него во 2-м отделении было еще одно выступление – Lamento di Federico из «Арлезианки» Чилеа. Грамотное исполнение – вот наиболее подходящая характеристика для него. Выученные оттенки, дозированные эмоции и скупая агогика превратили очень чувственную импрессионистичную музыку в некое подобие выхолощенной обязательной школьной программы. Жаль, а потенциал-то у певца есть и верха крепкие – вставное си взял красиво.

Среди череды шлягеров вердиевская каватина Леди Макбет Vieni! t’affretta! выглядела «белой вороной». Вообще, «Макбет» - не самый популярный опус итальянского мастера. Здесь не место это обсуждать почему. Но вспомним слова Верди в одном из писем по поводу образа коварной супруги главного героя – оно имеет отношение к нашему предмету – «…я бы хотел, чтобы леди совсем не пела, <…> чтобы голос леди был резкий, глухой, мрачный». Если рассматривать в таком ракурсе манеру Светланы Катернозы, то надо признать, что роль эта для нее оказалась подходящей. Голос и вправду, если не глухой, то, подчас, резковатый и сдавленный; чистота эмиссии иногда подменяется приблизительным интонированием, а недостаточная подвижность… не восполняется ничем.

Одним из лучших номеров 2-го отделения стала Песня Галицкого из «Князя Игоря» Бородина в интерпретации Андрея Валентия, спетая им не только очень качественно, но и с должной степенью образности и энергетики. Сочетание речитативного говорка и широкой ритмизированной вокализации очень точное – не придерешься!

Понравился также Монолог Богдана из оперы Данькевича «Богдан Хмельницкий» в исполнении баритона солиста Львовского театра Петра Радейко. Музыка эта мне незнакома – поэтому каких-то отправных точек для сравнительного стилистического анализа не было. Пришлось интуитивно полагаться в оценке только на музыкальную образность и голос. Представление об этой опере дополнилось также ее увертюрой (дирижер Василь Василенко).

Еще одна солистка Львовского театра Любовь Качала спела с чувством грустную, местами страстную и очень певучую арию Гальки из 2-го действия одноименной оперы Монюшко. Голос певицы чутко следовал извивам мелодического рисунка. Жаль, что Монюшко мало знаком широкой публике в России, а ведь его «Страшный двор» на десятилетней давности московских гастролях Варшавской оперы произвел большое впечатление.

Прежде чем перейти к завершающим аккордам концерта, нельзя не упомянуть еще об одном номере. В череде классических сочинений он выделялся своим неакадемическим форматом, и оказался прелестным и зажигательным. Три тенора (после всемирно известной «футбольной» тройки без этого никак нельзя) Роман Витошинский, ОлегЛихач и Василий Садовский спели для публики две знаменитые неаполитанские песни – O, sole mio Э.Капуа, «Влюбленный солдат» Э.Каннио, а также замечательный украинский романс А.Кос-Анатольского «Ой, ты дивчина». Шквал аплодисментов был совершенно заслуженным. Не хочу обидеть двух других достойных исполнителей, но, когда вступил своим солнечным голосом Народный артист Украины Роман Витошинский, у меня перехватило дух от восторга…

Два ансамблевых финала с хором завершали каждое из отделений концерта. В первом из них прозвучал финал 1-го акта «Набукко» с шестью солистами, хотя в программке было указано только пять (видимо организаторы не посчитали существенным отметить второстепенную роль Анны, сестры Захарии). Их и перечислим: Андрей Бенюк (Набукко), Светлана Мамчур (Абигайль), Александр Громыш (Захария), Наталия Величко (Фенена) и Олег Лихач (Исмаил). Бравурная плакатность раннего Верди – не очень благодатный материал для популярного концерта, тем более, что технических трудностей здесь много, а ярких запоминающихся мелодий мало. В исполняемом финале есть, правда, одна такая, впервые прозвучавшая в увертюре и напоминающая по духу одну из тем россиниевской увертюры к «Вильгельму Теллю». Воплощено все это пиршество было эффектно, правда слегка крикливо (особенно этим отличалась Абигайль), что довольно простительно, учитывая характер музыки. Оркестр не подкачал. Руководил сим действом Мирон Юсипович.

Заключительным апофеозом концерта стал финал 2-го акта оперы «Тарас Бульба» основоположника украинской композиторской школы Николая Лысенко, исполненный с большим эмоциональным накалом оркестром, хором и солистами под управлением Михаила Дутчака.

Осталось назвать имена еще двух дирижеров, которые достойно поддержали уже названных нами маэстро: Владимир Гаркуша и Ирина Стасишин.

За пределами рецензии остался балет Скорика-Пуччини «Возвращение Баттерфляй». Не являясь специалистом в области хореографии, я воздержусь от его профессиональных оценок. А как зритель скажу - красиво и впечатляюще!

Подведем итоги. Художественный уровень форума оказался таким, каким я, примерно, и ожидал его увидеть – достойным – без особых откровений, но и без оглушительных провалов! Впрочем, при нынешнем состоянии мирового вокала, когда раскрученность брендов сильно превышает достоинства его носителей, а бойкая гламурность ценится выше возвышенной духовности, трудно надеяться на иное, причем не только во Львове, но и во многих других местах, если это только не какой-то экстраординарный концерт мировых звезд, которых не так много, и которые все равно уступают выдающимся певцам минувшего века.

И несколько слов об организации фестиваля. Она была на высоком уровне. Прекрасный большеформатный буклет и программки на каждый спектакль с хорошей цветной печатью исчерпывающе информировали публику о его содержании. Среди почетных гостей - директор музея театра Ла Скала Ренато Гаравалья, руководители крупнейших украинских оперных театров. Все дни фестиваля я ощущал, что здесь обитает дух высокого и вечного классического искусства, не подверженного сиюминутным новомодным веяниям.

Иллюстрации:

«Мадам Баттерфляй». Манами Хама – Чио-Чио-сан
Соломия Крушельницкая в роли Чио-Чио-сан
«Аида». Сцена из спектакля
«Бал-маскарад». Р.Трохимук – Ричард, О.Сидор – Ренато, Н.Курильцив – Оскар
«Бал-маскарад». Сцена из 3-го акта
Гала-концерт. Андрей Валентий
Гала-концерт. Рамиз Усманов
Гала-концерт. Георгина фон Бенза
Гала-концерт. Константин Риттель-Кобылянский
Гала-концерт. Любовь Качала
Гала-концерт. «Набукко». Финал 1-го акта

Фотографии спектаклей и гала-концерта фестиваля предоставлены пресс-службой Львовского театра оперы и балета.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru