— Уважаемая Мария! Нашим читателям не надо представлять Вас, уже на протяжении десятилетий Вы прочно занимаете свою, особую нишу в мировой оперной элите. Сейчас в Москву Вас привлекла добрая и красивая акция, концерт в Благотворительном фонде «Белая роза» под патронажем Светланы Медведевой, созданном для борьбы с женскими онкологическими заболеваниями. Но это мероприятие скорее общественно значимое, не для поклонников. А мне хотелось бы сразу начать с предстоящего 26 декабря Вашего сольного вечера в проекте Евгения Винтура «Королевы оперы» на сцене МАМТа им. Станиславского и Немировича-Данченко. Как Вы узнали об этом проекте, что привлекло в нём?

— Узнала как обычно – позвонили и пригласили. Но мне всегда казалось несправедливым, что вот у спортсменов, допустим, есть Олимпийские игры, где можно собраться вместе и показать класс своего мастерства, а у нас, оперных певцов, нет ничего подобного.

Ну, разве что у кого-то происходит запись нового диска, тогда разворачивается специальная пиар компания, но это происходит не часто, и не у всех. И потому идея Евгения Винтура, что каждая из приглашённых певиц будет иметь свой отдельный вечер в рамках общего цикла, мне показалась интересной. Это как бы бенефис: что лучшего на сегодняшний день может представить артистка, что ближе её душе, что у неё сегодня на сердце. Джесси Норман, открывшая в октябре наш проект – истинная королева, но была уже звездой ещё тогда, когда я, извините, под стол пешком ходила, как певица. Она выступила в джазовой программе, где она и сейчас, как рыба в воде и не имеет себе равных. Все певицы тоже с огромным опытом и сценическим стажем, каждая представит серьёзную академическую программу, наиболее ей близкую.

— С кем-то из участниц Вы знакомы лично, пересекались в спектаклях?

— Конечно! Среди «королев» есть и мои подруги, не могу пока назвать всех обещанных артисток, и просто добрые коллеги.

— Ваша программа получается монографическая, только арии из опер Дж.Верди. Выбор скорее вокальный или связан с годом Верди – юбилеем, 200-летием со дня рождения?

— Именно так, отчасти спровоцировало название проекта. Королевы ведь должны дарить что-то царски щедрое, особенное своей публике. И я подумала, что сборный вечер из любимых арий разных авторов будет похож на обычный академический концерт , или госэкзамен в консерватории. Должна быть идея, у меня в программах всегда так. Или произведения одного автора, или сочетание имён одного периода, как я делала концерт, в котором камерная лирика Глинки в одном отделении сочеталась с романсами Доницетти, Беллини и Россини – музыка современников всегда стилистически близка. В данном случае мне хотелось бы полнее представить шекспировские сюжеты Верди, включить и фрагменты из «Отелло», но в рамках одного вечера это оказалось невозможно. К сожалению, из-за сложности добыть партитуры редких опер, пришлось сразу же отказаться от «Корсара», «Оберто», «Двое Фоскари» . Хотелось бы спеть и сцену из «Трубадура», но хору надо было специально учить, и так получилось, что я выбрала те оперы, которые были вехами на моем долгом пути. Я собираюсь исполнить большие арии, сцены из семи опер: «Набукко», «Травиата», «Сила судьбы» (обе арии Леоноры), «Макбет», «Бал-маскарад», «Дон Карлос», «Сицилийская вечерня».

— Сцена МАМТа для Вас совершенно новая?

— Нет, однажды была там вместе с Софи Лорен почётным гостем и выступала на благотворительном концерте фонда «Золотое сердце», что организовал наш известный кардиолог профессор, и просто замечательный человек – Яков Бранд.

— И как показалась акустика заново выстроенного Музыкального театра? Некоторые его солисты считают, что бывает тяжеловато «раскачать» не самый большой зал, особенно по началу.

— Мне показалось, что всё нормально, без проблем. Если мне в Светлановском зале Дома музыки звучалось и пелось без микрофонов, которые обычно там применяют, так что уже ничего не страшно в этом плане.

— Мария, но у Вас в принципе голос большой, мощный. Вопросы акустики важны для таких голосов или это скорее при камерных данных надо осторожничать с выбором зала?

— При камерных данных нужно выбирать другую профессию, а не залы. Профессионально поставленный голос будет звучать везде. В этом и есть школа и техника оперного пения. Если голос не поставлен, то, безусловно, ему необходимо усиление, которое совершенно излишне для оперного певца. Мой голос, скорее, не громкостью берёт, а полётностью, эмиссией звука. Лететь должен в принципе любой профессионально поставленный голос. Главное – не форсировать звук, я буду петь с той же силой и в классе, и на любой сцене. Но желательно, чтобы слышать отзвук себя, тогда легче сориентироваться. В этом плане ни с чем несравнимое ощущение, когда на 20 тысячной Arena di Verona твой голос легко отражается от древних стен амфитеатра и даже перелетает за его приделы. Итальянские опероманы говорили, что меня слышно в окрестных ресторанчиках. Наверное, именно из-за такого эффекта я получила премию Дзенателло за дебют в Арене (улыбается). Из закрытых концертных залов прежде всего вспоминаю японские, там всегда петь в удовольствие.

— Вы же, Мария, одесситка и начинали в Одесском оперном театре. Считается, что его акустика одна из лучших в Европе, наравне с миланским Ла Скала. Так ли это?

— Строил наш Одесский оперный театр тот же архитектор, что и Венскую Staatsoper, здание очень красиво и снаружи, и внутри. Но про акустику не могу сказать ничего. Выступала там ребенком в хоре, только один раз в студенческие годы и мало что помню. Вот теперь мне есть с чем сравнивать, но, к сожалению, пока я не пела в Одессе. Акустика прежнего Ла Скала до реставрации и теперь сильно различаются. Раньше были две заветные точки, как микрофонные – левее и правее суфлёрской будки, там звучало лучше всего. Теперь всё как-то выровняли. Обожаю сцену Мет. в Нью-Йорке. Кто-то жалуется, не любит там петь, а по мне просто здорово, слышно любое пианиссимо в последнем ряду и верхнем ярусе. Из концертных залов отмечу Концертгебау в Амстердаме и Музикферайн в Вене. В принципе, я пела практически во всех крупных театрах и на лучших площадках мира, кроме Австралии.

— Возвращаясь к предстоящему концерту. Дирижировать оркестром Музыкального театра должна женщина, начинающий дирижёр Алевтина Иоффе. Встречались ли Вы уже с маэстро-дамами и есть ли разница между традиционно мужской или женской рукой во главе оркестра?

— С Алевтиной Иоффе пока только познакомились, она молодая, талантливая и очень красивая, так что, надеюсь, оркестранты не смогут отвести глаз от ее красоты и будут еще более внимательны к ее руке, но она не начинающий дирижер. Я уже делала программу из произведений Пуччини и веристов с Кери-Линн Уилсон. Самые лучшие впечатления остались. Незабвенная Татьяна Коломийцева в Минском оперном театре! Она была уже мастита и строга, но я, дебютантка, удостоилась сразу и комплимента, и критики в свой адрес, по поводу нечёткой русской дикции: «Я не знаю, на каком языке она поёт, но поёт очень красиво».

— А про саму Коломийцеву в начале её карьеры великий Н.С.Голованов тоже язвил: «Хм, что это за дирижирование? Так, дамское рукоделие».

— Я выступала и с Вероникой Дударовой, и с Дильбар Абдурахмановой, главным дирижёром Ташкентского оперного театра. Последнюю запомнила особо, потому что это был мой первый выход на сцену ГАБТа в сборном концерте от разных республик, я представляла Белоруссию, Минск. А от Москвы пели лучшие из лучших тогда – В.А.Атлантов, Е.В.Образцова, И.К.Архипова. Конечно, аплодисменты и крики восторга раздавались уже при объявлении их имён, а я выходила на сцену в тишине, под стук своих каблучков - меня никто не знал. Но потом пришлось даже бисировать ‘’Pace, pace” Верди и уходила я тоже с овацией стадиона. Вот так мне продирижировала маэстро Абдурахманова.

Не могу сказать, что дирижирование отличается по половому признаку. Всё зависит от степени таланта. Просто из-за того, что мужчины дирижёры в большинстве, они как-то легче делятся на великих, хороших и просто средних профессионалов. А любая женщина за пультом сразу на виду, и её промахи гораздо заметней. Для того, чтобы оркестр подчинялся, нужна харизма, а вот этого многим женщинам не занимать.

— Побаиваюсь начинать с Вами, Мария, тему про так называемую «режоперу», что сейчас процветает повсеместно с большей или меньшей степенью радикализма, потому что Ваше резкое, порой непримиримое, вплоть до отмены контрактов, отношение к осовремениванию классики и диктату режиссёров на оперной сцене давно известно.

— Нет, я категорически против не осовременивания, как такового, а идиотизма на сцене, когда личные психические, сексуальные и прочие проблемы господа режиссёры не лечат у медиков, а выносят на всеобщее обозрение, то есть на сцену оперного театра.

Особенно обидно за русскую классику, за наше наследие. Мой сын, ему скоро 13 лет, приедет на мой концерт, и, естественно, я хотела бы, чтобы он посетил лучшие спектакли в лучших театрах, пока я буду репетировать, но ломать его психику, и показывать такие «больные» спектакли я не буду. Для экспериментов в той же Москве достаточно других площадок. А сокровищница русской классики должна быть представлена в Большом театре в каноническом, традиционном виде, и, конечно же, в современном прочтении, но чтобы не стыдно было показать и детям, и гостям и не 16 +. Бывают же умные современные постановки, допустим, «Диалоги кармелиток» Пуленка в Геликон-опере. Только построили бы, наконец, достойную сцену для талантливого коллектива «Геликона».

Случается, что ошибочная, поначалу трактовка образа убеждает, если она оправдана. Вспоминаю «Турандот» в Барселоне. Коллеги предупредили – там придумали нечто неожиданное, в конце Турандот должна себя убить. Я удивилась, ну зачем же? Всё-таки, в основе сказка Гоцци со светлым финалом. Но у Пуччини так написана партитура, что мне, вообще то, всегда казалась некая фальшь, ложь в том, что после публичного самоубийства Лиу, жестокая Принцесса может ликовать и праздновать пышную свадьбу, особенно это было заметно в Вашингтонской постановке Андрея Щербана – труп несут, а у нас весёлое торжество. А в Барселоне режиссёр (женщина!) Нуриа Эсперт. В царстве Турандот матриархат, отец её только слегка может влиять на решения, ну вот замуж заставляет. А она, Турандот, о чём рассказывает в своей выходной арии, помнит о насилии, совершённым чужеземцем над её прабабкой, и не может стать ничьей женой из какого-то внутреннего чувства справедливости, особенно отдаться иностранцу. Потом я сама доделывала образ логически до этого самоубийства Принцессы. Ведь Турандот стоит сверху и видит, как закалывается Лиу, её уносят. На репетиции я увидела, как упал нож, и его потом по-тихому подобрали. Я попросила Нурию оставить кинжал на сцене. Я увидела как бы со стороны – Принцесса подходит, берёт этот нож, видит на нём кровь чистой невинной Лиу, и когда Калаф набрасывается на неё с обвинениями, то спрашивает: «Ну что во мне не так? Я же дочь Бога, я выше всего земного» Но в самом финале, когда Турандот сражена пылом Калафа и вроде бы соглашается стать его женой, она, произнося при всех: Padre Аugusto! Conosco il nome dello straniero. Il suonome –Amor! - медленно вонзает в себя именно этот кинжал Лиу и сползает к ногам Калафа, замирая точно в такой же позе, как и убитая рабыня. Потому что не может быть счастья ценой стольких смертей, это я, так считаю, и своею Турандот хочу донести эту высоко гуманную мысль. Получилось безумно интересно и логично, и так ещё не было, хотя вроде и поперёк либретто.

— И ещё Вам в помощь особая судьба этой оперы. Как-то символично получилось, что рука маэстро Пуччини навеки замерла, дописав именно сцену смерти Лиу. А при всём уважении к его ученику Франко Альфано, дописавшему финал «Турандот», он даёт как бы зазор для вольной интерпретации, потому что неизвестно, что досочинял бы в итоге сам великий Джакомо и какие бы ремарки в нотах для актёров расставил. Кстати, Мария, у Вас сейчас какой-то «турандотный» период, только что закончилась серия спектаклей в Мет.

— Да, у меня довольно часто одна и та же роль путешествует по разным театрам словно в турне: начала петь Тоску – всюду стали звать на неё, то же с Леди Макбет, и Абигайль в «Набукко», теперь вот Турандот.

— Партии Турандот многие сопрано всячески избегают, боятся тесситуры, плотного оркестра.

— И я тоже побаивалась, пока не начала учить, сорвать голос на кульминациях. Но потом поняла, что соревноваться с Биргит Нильсон, или с валторнами не стану. Я пела очень продуманно, на меццо воче при первом выходе. Но меня стали спрашивать: «Что, не распелась?» И далее в партии полно мест, где только на фортиссимо приходится петь. Поэтому партия неблагодарная. Поешь пропевая – могут сказать: не распелась. Поешь, как написано, могут сказать, что Турандот просто орет… Смешно. Поэтому Лиу может спеть и средненько, и верх смазать, но если артистка музыкальная, трогает актёрски, ей всё простят и полюбят, ради образа. А злодейку Турандот ненавидят все уже заранее, каждый раз надо доказывать её право на Любовь.

— Когда Франческа Замбелло возобновляла свою «Турандот» в Большом театре, то сказала интересную вещь – она знает, что в России как нигде популярна история китайской Принцессы из сказки Гоцци благодаря легендарному спектаклю Евгения Вахтангова «Принцесса Турандот». Не встречались ли Вам постановки, имеющие хоть дальние аллюзии к драматическому спектаклю, видели ли Вы его?

— Видела ещё в детстве и потом не раз по телевизору, Турандот Юлии Борисовой блистательна и неподражаема, обожаю этот спектакль. Но опера Пуччини принципиально другая по духу, не смотря на общую литературную основу. У вахтанговцев главное в спектакле – яркая театральность, ирония, злободневные репризы. И никто не погибает за время действия. А опера Пуччини достаточно трагична.

— Понятно, что любой артист мечтает встретиться сразу и с хорошим думающим режиссёром, и с тонким музыкантом дирижёром. Но часто сейчас наиболее яркие, творческие маэстро сотрудничают как раз с оперными экстремистами. Какой компромисс Вы, Мария, изберёте: оригинальная, но культурная постановка оперы со средним дирижёром, или упоение от совместного музицирования с настоящим Маэстро, но бредовая чушь или банальность на сцене?

— Очень часто так бывает, что дирижёр - гений, режиссёр - не очень, и наоборот. Если режиссёр пусть и средний творец, но неглупый человек, то с ним всегда можно договориться. Из современных постановщиков мне хорошо работалось с таким режиссерами, как Филлида Ллойд, Адриан Ноубл, Джек О Брайен, Элайджа Мошински, Франциско Негрин, многое нравится у Замбелло, исключая отдельные натуралистичные детали. Главное, чтобы все изыски шли на благо образа героя, а не как попытка разобраться со своими фрейдистскими и прочими комплексами.

— Давайте немножко коснёмся партнёров. Вы ведь начинали с поколением певцов, от которого уже мало кто остался « в строю», ну разве что Пласидо Доминго и Лео Нуччи.

— Сразу продолжу этот славный список уже не поющими: Шеррил Милнс, Джузеппе Таддеи, Маттео Манугуэрра, Леони Ризанек, Геной Димитровой. Не пела, увы, но хорошо знакома с Ренатой Тебальди, Лючией Альбанезе, Ренатой Скотто, Зинкой Милановой, Анной Моффо, Магдой Оливеро, Катей Риччарелли –всех великих прошлых лет, с кем сводила судьба, сразу и не вспомнишь!

— А каково Вам сейчас, когда по-настоящему ярких теноров и баритонов, что достойны стать Вашими партнёрами, не так много, а те, кто становится «первачами» порой страдают нарциссизмом, что называется, тянут одеяло на себя. Что лучше – серенький скромный труженик рядом, или пусть «павлин» с самомнением, но яркий, одарённый артист?

— Нарциссизм в театре вообще вещь недопустимая, потому что у нас коллективное искусство. Но я готова скорее терпеть, до известных приделов, скверный характер очередного «героя-любовника», если он действительно мастерски владеет голосом и личность на сцене – с таким спектакль гораздо интереснее, чем посредственность или недоучку.

— А по возрасту кого предпочтёте - голосистого юношу, старательного и пылкого, но не очень умелого во всём, или «стареющего льва», у которого мастерство компенсирует потускневший тембр?

— Зависит от образа. Например, Каварадосси лучше помоложе, а Скарпиа - именно стареющий лев, так мне интересней. Называть более и менее любимых партнёров из нынешних не стану, неприлично. Я всех своих коллег уважаю, и только, может быть, несколько человек мне не симпатичны. Выбор ещё зависит и от агентства, с которым работаешь. И есть такое дело, мужчины «звёзды» чаще предпочитают петь с менее известными певицами, не такими опытными, но блистающими молодостью. Но выступать с Пласидо Доминго всегда было и есть великой радостью и удовольствием. Не смотря на годы, в его глазах столько интереса, доброты, понимания! Даже если он болен – всё равно полная самоотдача, море артистизма и обаяния. Ну а когда здоров, что гораздо чаще – это вообще незабываемо! Как человек он неподражаем. Благодаря ему я вернулась на сцену после смерти матери. И еще был момент в моей жизни, когда только он мог так поступить, и закрыть глаза на то, что я пропустила генеральную. Он был уверен во мне, несмотря на то, что я два дня до премьеры провела в госпитале. Может вспомнил нашу Федору в Ковент-Гардене, когда я тоже удрала из госпиталя, где проходила курс лечения от пневмонии, и совершенно не могла говорить, но удрала под свою ответственность, спела и не испортила юбилейный вечер Пласидо, куда съехались все его почитатели. На само торжество я уже не пошла, а вернулась в госпиталь.

— А не удалось ли Вам пересечься, спеть в начале зарубежной карьеры ещё с одним возрастным уже тогда тенором, замены которому до сих пор нет и не предвидится в Большом театре – Владимиром Андреевичем Атлантовым?

— Ой! Успела, как я его обожаю! А моя дочь Наташа вообще влюблена была в детстве во Владимира Андреевича. Какой голос! Я была его Лизой в Ла Скала, Вене и в Сан-Франциско. Как партнёр он просто потрясающий, таких больше нет. Считаю, что он ушёл со сцены раньше своего срока на много лет, и слишком тихо, незаслуженно не имеет сейчас своей честно заработанной мировой славы. Кстати, горжусь, что Атлантов стал моим первым пассажиром, я тогда только что получила права в Сан-Франциско. И даже получила комплимент от него, шофёра-аса, за умение вписать огромный кадиллак в узкий поворот. А ещё приятно вспомнить, как Владимир Андреевич говорил, что вот у него – тело-сложение, а у меня – тело-вычитание. Это давно было, теперь и у меня телосложение.

— В каком-то из своих интервью Вы сказали, что один из секретов Вашего вокального долголетия в том, что учились у педагога-мужчины. Поясните, пожалуйста.

— Да, и не скрываю, что уже скоро 30 лет на сцене. Действительно, моя консерваторская преподавательница в Одессе мало что дала мне в плане вокала. Жалею, что не ушла от неё на первых курсах, потеряла время, но тогда считалось предательством менять педагога, и те, к кому бы я мечтала попасть в класс, меня бы не взяли. Поэтому просто отсидела, как срок, 5 лет, а уже потом стала заниматься с Евгением Николаевичем Ивановым, который мне дал профессию. Мужское дыхание и от природы глубже, и педагоги мужчины сразу учат более правильному низкому дыханию.

— Молодые Ваши коллеги говорят, что у Гулегиной совершенно свой способ настройки перед спектаклем, которому стоит поучиться. Расскажете?

— Даже не знаю, что такого особого за мной приметили. За день до спектакля у меня пижамный день. Ни с кем не встречаюсь, не разговариваю. Часов за семь до начала спектакля очень плотно ем, мясо, стараюсь хорошо выспаться, думаю спокойно обо всём.

— Ну и ещё для начинающих певиц, что заглядывают часто на наш сайт, поведайте Мария, как поддерживаете форму? Вы всегда были и есть настоящая красавица даже когда молчите - высокая, крупная, но статная, без излишков. Это от природы или приходится чем-то жертвовать, ограничивать себя? Понимаю, что диета для певицы особо тонкий момент, потому что завет Майи Плисецкой: «не жрать и всё» тут не сработает. Звучать с голодухи тоже не станешь.

— Спасибо. Майя Плисецкая еще говорит так: « Дамы, жрите на полведра меньше». Конечно, если бы я была простой домохозяйкой, как мои армянские бабушки и тётушки, то, возможно, достигла бы их необъятных размеров. А приводить себя в форму стараюсь летом, на море, во время отпуска. Почти каждый день по часу иду, обратно – плыву. Или просто хожу по лесу, много. И перехожу на двухразовое питание: понедельник – сыр моцарелла, в четверг – помидоры, или наоборот. А вторник и среда, пятница суббота, воскресенье – только вода! Если чувствую, что надо, могу и в специальную клинику лечь дней на десять, там уже голодаю по системе, плаваю в бассейне и т.д. Так что, моя фигура результат большого труда. После рождения сына, я вышла из рамок, потому что кормила еще семь месяцев, и при этом пела, но как только прекратилось кормление, ушла в отпуск, уехала в Казальбордино и потеряла 20 килограмм за 6 недель. Эти семь месяцев были такими счастливыми в моей жизни, что я не чувствовала ни недосыпа, ни усталости, ничего кроме счастья видеть свое чудо. После трех недель от рождения он уже улетел со мной в Милан на постановку Тоски. А до этого все страшно волновались, приеду ли я вообще, а если приеду, то в какой форме буду. Из роддома ушла на следующее утро и через несколько дней стала распеваться, пока он спал. И через две недели уже все восстановилось. Только одно я скрывала от маэстро Мути, что кормлю ребенка. Говорят, что это невозможно совмещать – голос садится. Наше ДВД Тоски я совсем не помню как писали. Помню что живьем со спектакля и все. Голова была занята ребенком.

Когда стала собирать свою коллекцию одежды от кутюр, поняла, что лишние килограммы меня лишат возможности надевать всю эту красоту. Так что я держусь, и когда весы чуть уходят в сторону, тогда снова голодовки, кроссы, и мучения. И потому счастье, что вовремя в юности распрощалась с балетом. Наверняка склонность к полноте вылезла бы потом, и меня бы выгнали, как толстушку.

— Да, у Вас с балетом давняя любовь, читала, что впервые на профессиональную сцену 16–ти летняя девушка Марина вышла в спектакле Одесского оперного «Травиата», но не петь, а танцевать Цыганку на балу у Флоры. Сразу вспомнила об этом, увидев Вас в качестве почётного гостя и члена жюри на телевизионном конкурсе «Большой балет».

— Только повторю ещё раз, что и с телеэкрана сказала. С моими тремя классами хореографии судить профессионалов всерьёз – наглость. Поначалу отказалась. А потом подумала, что я буду не судить, а поддерживать, восторгаться.

— Поскольку смотрела почти все «серии» этого проекта, то могу без лести заметить, г-жа Гулегина в качестве гостьи конкурса была сама доброта по отношению к танцовщикам, и реагировали Вы очень чутко, искренне. Как жаль, что именно Вашему типу голоса, драматическому сопрано, практически негде танцевать в операх, блеснуть прежними навыками!

— Спасибо. Для меня это было потрясением видеть такое высокое искусство современных танцовщиков и балерин, в совершенно потрясающих модерновых хореографиях. Хореографическая закалка мне очень помогает в умении двигаться на сцене, в принципе владеть своим телом: спеть лёжа, пробежать, подраться. Когда-то мечтала сделать Сантуццу и Недду в одном спектакле, и чтобы Недда в образе Коломбины выходила на пуантах и как куколка делала пор де бра и пируэты. В Евгении Онегине в Словакии я просто сказала, что имею танцевальную подготовку, и меня заняли во всех танцах. В Макбете в постановке Негрина в апреле этого года вообще была занята весь балет с ведьмами. Там было просто страшно… и здорово придумано. Я репетировала, как танцовщица и как певица, мне надо было почти сразу продолжать петь, и сцена сумасшедствия (у нас было так решено, не как сомнамбулизм) была не после отдыха. Сейчас то я, конечно, не сделаю мостик на локтях и не смогу поднять ногу к уху, как раньше. Одно время думала и о Кармен, особенно в постановке Дзефирелли, с настоящим фламенко, со спрыгиванием со стола после пляски.

— О, у Вас бы горячая Карменсита получилась, настоящая! И почему не осуществили?

— Потому что сейчас в Европе всё чаще для Кармен приглашают певиц с какими-то облегчёнными голосами, даже меццо звучат, как сопрано. А я считаю, что там мясо в тембре важно, особенно в финале, начиная со сцены Гадания. И лучше, всё-таки, когда это поют настоящие меццо, контральто, такого типа голоса как Тамара Синявская или Елена Заремба. И потом французский язык останавливает. Живя в Люксембурге много лет, элементарно в магазине я объясняюсь, но для понимания образа, правильного пения этого мало, надо учить язык досконально, также, как итальянский я знаю. Вот что меня сегодня волнует, это мой родной язык, родная культура, и родная русская музыка. Уже второй раз спела частушки Варвары Щедрина. Это просто гениальное произведение!

— Вы могли бы стать эпохальной Катериной Измайловой! Ведь настоящая бенефисная партия для Вашего типа голоса, темперамента. Останавливает вокальное неудобство Шостаковича?

— Нет, я боюсь другого. Зная реалии современного оперного театра, велик риск, что режиссёр захочет слишком откровенных постельных сцен или пошлости, и это мне претит. Лесков и Шостакович писали о несчастной женщине, о поруганной любви, а не о похоти. Так что, если бы нашёлся умный постановщик, который нашёл бы достойное решение спектакля, может быть, и согласилась бы. — Как Вы относитесь к студийным звукозаписям, самому процессу?

— Никак! Потому что по большому счёту на этикетке CD надо крупно указывать не имя исполнителя, певца или музыканта, а фамилию звукорежиссёра, саунд инженера на Западе. Большую часть работы делают именно люди за пультом и в монтажной. Анекдот даже есть про пианиста, который приходит в студию и жалуется, что не получается у него пьеса. На что звукорежиссёр его просит: « Маэстро! Да Вы сыграйте мне хроматическую гамму, остальное я всё сам из неё нарежу!» Нет, я считаю, что студийное искусство – это как стерильная вода. Гораздо лучше живая трансляция спектакля, концерта, пусть и с огрехами.

— Мария, у Вас совсем взрослая дочь и сын ещё подросток. Они не собираются продолжить семейную вокальную линию?

— У Наташи от природы прекрасный голос, но она поленилась учиться академическому вокалу, хотя начинала. Поёт и «зажигает» в своей рок-группе! А Русланчик в 13 лет чисто и музыкально напевает пока детским тонким голоском, очень любит петь в машине со мной «походные» песни вроде «По Дону гуляет», «Выйду я на поле с конем», «Ой да не вечер, да не вечер» или «Батяня-комбат». А сегодня на кухне вдруг запел «Гори, гори, моя звезда» Я просто обомлела.

— Традиционно, про ближайшие творческие планы.

— В январе 2013 должна петь ещё одну свою коронную роль – Леди Макбет Верди в Генуе, в марте предстоит сольный концерт в далёкой Доминиканской республике, потом вечер романсов «Приношение Рахманинову» в Москве в Доме Музыки и та же программа в зале Санкт-Петербургской филармонии. Тоска в Метрополитен, Набукко в Вене, конечно же «Белые ночи» в Питере. Я обожаю этот театр, и петь с Валерием Гергиевым для меня просто огромное удовольствие! Далее не хочу пока объявлять, потому что возможны изменения, но есть уже даты и на 2015-й год.

— Такой долгосрочный график не напрягает Вас?

— Раньше напрягалась, когда на 5 лет вперёд расписание составляла, сейчас привыкла и начала покороче планировать. Конечно, и стаж долголетний уже обязывает, многие сверстницы отошли от активной карьеры. И потом, хочу побольше быть с сыном в его переходном возрасте, ближайшие 3-4 года. Проблем пока нет, мальчик растёт замечательный, его просто нужно любить, понимать и чаще находить время для общения, что я и делаю.

— Спасибо Вам, Мария, что нашли время и для встречи со мной, так тепло и по-женски пообщались. Продвинутые интернет-меломаны, составляющие большинство наших читателей, надеются на новые встречи с Вами на сцене и в концертном зале.

— Спасибо Вам, и хочу добавить к тому с чего мы начали разговор. Участие в фонде Белая Роза для меня тоже очень важно. Это не только «добрая и красивая акция» - это для меня и смысл жизни, кроме моих детей, кстати, их у меня уже трое, потому что дочь моего мужа это и моя дочь теперь тоже, и сцены. И я сама перевела это мероприятие в творческий ранг, составив программу так, как для филармонической публики. Большое спасибо продвинутым интернет-меломанам за любовь, и интерес к опере.

Беседовала Татьяна Елагина

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru