Мы завершаем рассказ о Третьем Минском международном Рождественском оперном форуме, проходившем в столице Белоруссии 16-23 декабря минувшего года. «Князь Игорь», финал международного конкурса Competizione dell'Opera и гала-концерт – вот наши сегодняшние темы.

«Князь Игорь» нынче постоянно на устах у любителей оперы и критиков – сразу несколько постановок привлекли в последнее время повышенное внимание.* Прежде всего, конечно, своими концептуальными режиссерскими акцентами – музыкальные откровения нынче редки. Тем любопытнее было посмотреть шедевр Бородина на минском форуме. Интерес подогревался и фигурой режиссера Юрия Александрова – именно его многочисленные интерпретации часто обсуждаются. Правда, опять, как и в случае с «Онегиным», это была обновленная версия старой постановки 1996 года. Поэтому узнать, что сегодня сотворил бы в Минске Александров «с нуля» нам не суждено, а любое обновление все равно суррогатно. Но великий Сократ учил «довольствоваться малым» - последуем его совету.

Не будем томить читателей – минскому «Игорю» по оперной «шкале Рихтера» можно дать где-то 4-5 баллов. Спектакль смотрится, но не потрясает ни в прямом, ни в переносном смысле. Иными словами – художественный результат присутствует, но достаточно умеренный, впрочем, то, что чересчур волюнтаристского перетряхивания сюжета не наблюдалось, само по себе уже хорошо. Судите сами – нам было предложено двухактное действо с прологом и эпилогом (увертюра, что вошло в моду, исполнялась после пролога). Пролог и оба акта в общих чертах шли проторенным путем, а вот вместо редко исполняемого 3-го действия (2-й Половецкий стан) и полноценного 4-го режиссер решил ограничиться лаконичным эпилогом – возвращением Игоря под видом некоего странника из плена и его встречей с Ярославной. Обошлись без народного финала-апофеоза, столь предусмотрительно «организованного» Скулой и Ерошкой.

Таким образом, авторская последовательность развития действия в целом была сохранена, что в постсоветской сценической практике наблюдается далеко не всегда. Только вместо точки, пускай и промежуточной в исторической перспективе, получилось многоточие… Подобное усечение (с некоторыми вариациями) – тоже не новость в современной практике. Если его не превращать в дурно «пахнущий» памфлет, то отторжения оно не вызывает. В данном случае это многоточие было вполне «вменяемым», окрашенным в проникновенные тона (один замечательный по красоте Хор поселян чего стоит), и не шло в разрез ни с историческим моментом, отраженным в либретто, ни с художественной сутью неоконченной оперы Бородина, в которой неизбывно присутствует элемент авторской финальной недоговоренности. Глубинные причины такой недоговоренности настолько интересно сформулированы известным музыковедом и культурологом Т.Чередниченко, занимавшейся реконструкцией «Князя Игоря», что позволю себе пространно процитировать ее мысли:

«Внимательный анализ удивляет тем, что “русская” музыка “Князя Игоря” гармонически, мелодически и даже ритмически не так уж далека от “половецкой”. Хроматических “варваризмов” в виде нетрадиционных аккордовых структур достаточно и в партии Игоря, и в хорах путивлян. А в “Плаче Ярославны” изысканные украшения мелодии (их функции — изображать дрожание рыдающего голоса) напоминают о партии Шемаханской царицы из корсаковского “Золотого петушка”».

И далее главное:

«…взаимозависимость “восточной” и “славянской” музыки не позволила ни одной из них в финале возобладать. А значит, не позволила состояться самому финалу оперы. Ведь в последней сцене эпического повествования о сражениях “наших” с “не нашими” кто-то должен торжествовать (лучше - “наши”). То, к чему мы привыкли на театре, — а именно: к редакции Римского-Корсакова и Глазунова, в которой заключительный хор как ни в чем не бывало славит “аварийного” князя, — явная натяжка, попытка сохранить верность стереотипу финальной здравицы, заложенному в “Жизни за царя”».

Визуальное сценическое воплощение новой версии у Александрова получилось компромиссным и в основе своей сохранившим традиционный облик. Всерьез полагать, что слегка подновив мизансцены, добавив, например, в дуэт Кончаковны и Владимира Игоревича эротические игры типа катания по полу и оседлания Кончаковной своего любовника верхом, можно совершить концептуальный прорыв, наивно. Но, по правде говоря, что можно сделать особо оригинального, оставаясь при этом в рамках оперного пространства, с концертно-номерным характером ряда сцен – вышел, спел, ушел – не знаю. Можно, разумеется, и покинуть пределы оперного искусства. Но Александров здесь этого благоразумно не делает.

Есть, конечно, несколько эпизодов, где можно «оттянуться» на артистической ниве, в их числе – Сцена Ярославны с Владимиром (№5 по канонической версии). На мой взгляд – это и был лучший в драматургическом плане эпизод спектакля. Хорошо обыграна тонкая смена настроений у обоих персонажей – Ярославна и гневается на брата, и стонет от своего бессилия, а Галицкий извивается как уж между бравадой и лестью. Еще пример – «пьяная» Сцена у князя Владимира Галицкого (№2). Гульба – благодатная стихия для зрелища, которой постановщик не преминул воспользоваться. Впрочем, здесь нужна мера, которая была слегка превышена.

Среди немногочисленных эпизодов партитуры, где драматический динамизм различных линий повествования сходится в «пучок», единый узел, подлежащий развязке – печально известное Трио Кончаковны, Владимира Игоревича и Князя Игоря (№23). Но оно-то как раз предсказуемо и оказалось среди тех номеров, которые были безжалостно купированы, что в современной практике стало бонтоном.

Да, трудно нынче сладить с «Князем Игорем»!

…Однако можно поработать с видеопроекцией (художник-постановщик Людмила Гончарова, художник по свету Людмила Кунаш), создающей на заднике эффектную смену световых «декораций» (см. фото).

…Или в бессчетный раз искупаться в роскоши «Половецких плясок» с исторической хореографией Михаила Фокина, разукрасив их кое-какой сюжетной нагрузкой (Кончак отдает свою дочь княжичу – см. фото). Вариант беспроигрышный, если его не превращать в балаган, что, к сожалению, нынче бывает.

Однако вернемся к минской действительности.

Благоприятное впечатление от спектакля оставила его музыкальная часть. Солисты показали хороший класс. Им даже не потребовалось никакой дополнительной дирижерской «искры» – маэстро Павел Сорокин вел спектакль профессионально, но без особого вдохновения.

Начнем с «десанта» из московского Большого театра. Сохраняющий сочность голос Юрия Нечаева (Князь Игорь) мне нравился всегда. Его с некоторым лирическим отливом баритон и в этот раз летел в зал и доставлял удовольствие, а не это ли главное в опере? Сколько бы не «пыжились» режиссеры, ничто в этом жанре не заменит пения. Если его нет, идти в оперный театр – время терять! Добавлю, что точно был выбран темпоритм харизматической арии «Ни сна, ни отдыха измученной душе», позволивший сохранить внутреннюю энергетику, присущую этой гениальной музыке Бородина, не дать ей скатиться к какой-то созерцательной рыхлости раскисшего на половецких хлебах пленника. Нечаев не проявлял чудес артистизма и пафосности? Нормально! Это вполне соответствует музыкальному характеру его партии. Всегда надо помнить, что перед нами опера, а не какой-то театральный перформанс.

Хороша была и Светлана Шилова (Кончаковна). Наличие объемного и глубокого голоса сопровождается, подчас, тембровыми издержками, интонационными «излишествами». Ничего этого я у певицы в этот вечер не обнаружил – вполне беспримесное и весьма культурное звукоизвлечение, а также гармоничное ансамблевое музицирование в дуэте с Владимиром Игоревичем (№12).

Михаил Казаков – обладатель прекрасного баса – иногда злоупотребляет его мощью и излишней патетикой, что, подчас, влечет за собой стилистические недоразумения. Разумеется, это дело вкуса. Повторю – впечатляющего голоса, которым он окончательно покорил меня еще на XII Конкурсе имени Чайковского десять лет назад, у артиста никто не отнимет. Его нынешний Кончак «бил в цель» без промаха во всех отношениях, включая фирменные нижние ноты в знаменитой арии «Здоров ли, князь?» (№15).

Говорить подробнее о выступлении великолепной московской «тройки» вряд ли стоит –для их героев в этой опере маловато маневра с точки зрения масштабного драматического развития образов.

Перейдем к солистам Белорусского оперного. Песню Галицкого «Грешно таить» (№2b) в исполнении Андрея Валентия я совсем недавно слушал в концертном варианте на Львовском фестивале имени Крушельницкой. С точки зрения качества вокала он подтвердил свой класс, но в сценическом преломлении стилистически более разухабистый образ получился утрированным, немного потерял стильную упругость и ритмическую чеканность. А вот сцена с Ярославной, о которой речь уже шла выше в режиссерском разделе статьи, была проведена Валентием впечатляюще.

Под стать ему выглядела в этой сцене и Нина Шарубина. Её Ярославна вела свою линию интонационно точно. Певица не слишком пережимала с эмоциями в драматургическом плане, что было, на мой взгляд, единственно правильным для образа княгини. Кульминацией партии является Плач Ярославны (№25), где голос Шарубиной также звучал хорошо, разве что иногда слишком вибратно на форте и верхних нотах.

Эдуард Мартынюк в партии Владимира Игоревича был на своем месте, во всяком случае, он убедил меня здесь больше, нежели весной на Молодёжном оперном форуме в роли Хозе. После этого я еще раз слышал его в «Чародейке» Большого театра. Там он в вокальном отношении ничем особенным не выделился, что, возможно, было следствием отвратительной новой акустики главной российской сцены, но артистически был вполне убедителен в весьма непростой и проблемной стихии малоудачной оперы Чайковского.

Говоря о «Князе Игоре» нельзя не упомянуть работу хора. Она была превосходной, в духе лучших традиций русской оперной классики (хормейстер Нина Ломанович)…

Если все-таки еще раз кратко резюмировать общее впечатление от спектакля, скажу – перед нами, если так можно выразиться, постановочный «центризм», прагматично балансирующий между различными режиссерскими «флангами». Политической дискуссии между критиками, которая разыгралась года полтора назад после новооперного «Игоря» в постановке все того же Александрова, который в последние годы буквально «приватизировал» этот опус на оперных просторах России, после минского спектакля не предвидится. И слава Богу! Те, кто ее тогда затеял – причем, с обеих сторон – вряд ли понимают «Что есть истина?» в оперном деле.

Ну, а если совсем короче и жестче, то так:

Любое подновление обречено на компромисс. Старые морщины можно запудрить, но нельзя извести без хирургического вмешательства. А это уже совсем другая песня.

Любопытно, однако, вот что: нам удалось подсмотреть «другого» Александрова, умудренного житейским «опытом» человека, хорошо знающего что и где можно себе позволить.

На этом театральная часть форума завершилась.

* * *

Конкурс певцов – исполнителей итальянской оперы Competizione dell'Opera был основан в 1996 году в Германии и впервые проведен в Гамбурге под руководством Ханса-Йоахима Фрая. С 2001 он проводился в Дрездене, а в 2011 прошел в Москве на сцене Большого театра. Среди лауреатов конкурса много успешных вокалистов, среди них есть и российские певцы Алексей Марков, Анна Смирнова.

В нынешнем году в конкурсе приняли участие более ста исполнителей. После отборочного тура, проходившего в Австрии, Германии, Минске и Москве, отобранные для полуфинала участники собрались в Минске. К финальному туру в сопровождении симфнического оркестра Белорусского театра оперы и балета было отобрано 12 лучших исполнителей из России, Украины, Беларуси, Узбекистана и Южной Кореи. Их выступление и предстояло прослушать в дни форума.

В результате тайного голосования представительное международное жюри, куда входили руководители оперных театров, продюсеры, известные оперные певцы, выбрало трех победителей. 1-ю премию завоевал представитель Узбекистана, солист Государственного академического Большого театра имени А.Навои, баритон Рахим Мирзакамалов. 2-го места удостоилась солистка Национальной оперы Украины, меццо-сопрано Дарья Князева. 3-й приз получила солистка Бурятского государственного академического театра оперы и балета, сопрано Аюна Базаргуруева. Ряд специальных призов получили еще несколько финалистов.

На мой взгляд, победа узбекского певца не была безусловной. Конечно, сцену смерти Родриго O Carlo, ascolta он исполнил довольно образно, но крупноватый недостаточно бархатистый голос и не всегда точное интонирование снижали впечатление. Кроме того в Io morro певцу не хватило кантилены и широты дыхания.

Решение жюри присудить 2-ю премию Дарье Князевой следует прокомментировать более пространно, ибо здесь мы имеем весьма показательный случай того, насколько специфика конкурсной обстановки влияет на конечный итог. Я полагаю, что еще одна меццо-сопрано, а именно Виктория Яровая из Москвы, ничуть не в меньшей степени заслуживала лауреатства, нежели Князева. Но ей не дали ничего, и это было предсказуемо. Причины такого вердикта судьей, на мой взгляд, лежат за пределами собственно исполнительского искусства. Все дело в репертуарном выборе. Есть психологическая разница – петь оперный шлягер (Яровая пела каватину Розины Una voce poco fa) – или, пусть и замечательную, но значительно реже исполняемую арию Леоноры из «Фаворитки» Доницетти Oh, mio Fernando, которую представила Князева (оркестру даже пришлось ее разучивать). У каждого опытного слушателя – и большинство членов жюри не исключение – есть свое представление о харизматическом россиниевском шедевре, о каждой его ноте, интонации. Подсознание держит также в своих глубинах и великие образцы трактовки. Возможность совпадения идеального образа и реального слишком мала. Все, даже микроскопические, ошибки вылезают. Хочешь не хочешь, но это давит при принятии решения, и вероятность благосклонного отношения уменьшается.

Совершенно иное дело, если конкурсант поет произведение, которое не очень на слуху. Смею Вас уверить, что членам данного жюри, где абсолютно преобладали менеджеры от искусства и певцы-мужчины, для которых репертуар меццо более перифериен, нежели свой родной, каждая нота арии Леоноры говорит значительно меньше. Следовательно, ориентируются они преимущественно на общие основы вокального мастерства, оставляя за бортом тонкие стилистические нюансы. Именно в таких вольготных условиях оказалась Князева. Я совершенно не хочу сказать, что она пела плохо. Нет! Но у меня были вопросы по взятому темпу, стилистике, тщательности выпевания некоторых фраз и их ритмическим особенностям.** Я уж не говорю о некоторых проблемах в нижних нотах, хотя диапазон в арии стандартный – до нижнего «си».

А что же Яровая? Да, была у нее иногда форсировка звука, еле заметные огрехи в точности интонирования, но, по большому счету, – всё это мелочи «живого» звука, на которых даже не хочется зацикливаться, а в остальном, включая стильность, колоратурную технику, все было привлекательно. Только одно существенное замечание – не стоило ей так лицедействовать, актёрски оживлять свое выступление – это все-таки академический вокальный конкурс, а не спектакль. Зачем уподобляться Малене Эрнман?

Из всех победителей консенсунс с жюри у меня оказался лишь в отношении третьего призера – Аюны Базаргуруевой, исполнившей арию Валли Ebben? Ne andrò lontana из одноименной оперы Каталани. Красивый голос, впечатляющее mezzo voce и динамические оттенки (особенно diminuendo), возвышенное «альпийское» звучание во 2-й (до-мажорной) части – все это не могло оставить равнодушным.

Среди других участников конкурса хотелось бы упомянуть Татьяну Барсукову (Россия), открывшую программу труднейшей каватиной Лючии Regnava nel silenzio из «Лючии ди Ламмермур» Доницетти. И все бы неплохо, певица справилась с ней, если бы не досадные «подъезды» к отдельным нотам, портившие впечатление. Запомнились также Анатолий Сивко (Беларусь) с его каватиной Дона Сильвы из «Эрнани, спетой красивым итальянским звучанием; Любовь Ситник (Россия), исполнившая арию Графини Dove sono i bei moventi из 3-го акта «Свадьбы Фигаро», где нужно было проявить не столько виртуозность, сколько чувство моцартовского стиля.

* * *

Завершался форум грандиозным аккордом – большим гала-концертом. Наряду с известными солистами оперных театров различных стран в нем приняли участие и лауреаты прошедшего конкурса. Программа концерта была необъятной – 31 номер. Рассказать обо всех не представляется возможным. Остановлюсь на тех, что произвели наибольшее впечатление.

Безусловно, контратенор Артём Крутько – очень талантлив. В этом году он покорил меня уже дважды – своим Обероном в «Сне в летнюю ночь» на сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, а также в гала-концерте, посвященном 100-летию Екатеринбургского театра оперы и балета. Мои нынешние ожидания оправдались в полной мере. Совершенно неподражаемо и стильно прозвучали у него знаменитая ария Альмирены из «Ринальдо» Генделя и Lascia ch'io pianga, а также Мелодия из «Орфея и Эвридики» Глюка. Во втором отделении Крутько спел также арию Ратмира из «Руслана и Людмилы». Здесь я должен умерить свои восторги. Не потому, что пел он хуже – вокализация была на том же уровне. Я не разделяю этого нового поветрия – поручать такого рода партии контратенорам. Крутько поет еще и Леля у себя в Челябинске и даже Керубино. Зачем такой художественный волюнтаризм? Ради дурно понимаемой моды? Одно дело близкие по характеру голосов партии кастратов в барочной опере с весьма специфическим по стилю звучанием и соответствующим оркестровым сопровождением или специально написанные для контратеноров современные партии (тот же Оберон). Совсем другое – Моцарт или оперная классика 19 века, где и эстетика иная, да и оркестр уже другой…

Вернемся к концерту. Я с нетерпением ожидал выступления Теймураза Гугушвили, которого слышал еще в советские времена, а в последний раз в 2001 году на одном из концертов в Москве. Его яркий солнечный голос итальянского «разлива» (недаром певец стажировался в Ла Скала в 80-е годы) всегда удивительным образом парил над залом. Но прошло много лет – что-то будет сегодня? Действительность превзошла все прогнозы. Гугушвили был великолепен – никаких признаков деградации голоса! В последнее время мне несколько раз приходилось слушать в концертах ариозо Канио и каждый раз возникал вопрос: зачем? Только очень уверенный в себе артист может решиться на такое, а если учесть, что самооценка – слабое место оперных певцов, то все время получался конфуз. Но в этот раз вопросов у меня не было. А после исполнения 1-й арии Каварадосси Recondita armonia зал взорвался бешеными аплодисментами и не отпускал певца. Регламентом не были предусмотрены бисы, но в данном случае публика добилась своего, и певец повторил арию.

После концерта Гугушвили иронично пошутил, что не собирался петь «Таинственна гармония» - планировал 2-ю арию – она попроще и плакатнее, но оказалась занята чешским тенором Иваном Шупеничем. «Все, что ни делается, все к лучшему» - подумал я про себя, зато мы получили настоящий праздник гедонизма.

Что еще запомнилось? Хороши были обретающийся в Италии Михаил Рысов в арии Филиппа II и народный артист Беларуси Владимир Петров в арии Ренато. Ласкающий слух вокал белорусского солиста Юрия Городецкого (романс Неморино) и качественное рондо Золушки Non più mesta у эстонской певицы Хелены Локута также произвели благоприятное впечатление, как и добротный Риголетто (Cortigiani…) Виктора Черноморцева или стильная «каталожная» ария Лепорелло литовского певца Людаса Норвайшаса.

Были в этот вечер и комичные моменты. Известный австрийский певец Курт Ридл не нашел ничего лучшего, нежели спеть «Блоху» Мусоргского на чудовищном русском языке. При этом он чесался и кривлялся, будто его действительно кусают блохи. Смех в зале он вызвал, а вот насчет других эмоций – это на любителя…

В целом концерт был весьма представительным. Выступали народная артистка СССР и Украины Мария Стефюк, народный артист Беларуси Сергей Франковский, солисты из Болгарии Марианна Цветкова и Мартин Илиев, народный артист Азербайджана Авяз Абдуллаев, Заслуженная артистка России Эльвира Хохлова и многие другие. Каждый из них внес что-то свое в монументальную фреску оперного праздника.

Большая нагрузка легла на плечи оркестра Белорусского театра оперы и балета. исполнявшего столь разнообразный репертуар под уверенным и чутким управлением Виктора Плоскины, Андрея Галанова и Даниэля Монтане (Испания).

Эффектным апофеозом гала-концерта и всего Рождественского форума стал Триумфальный марш из «Аиды», исполненный хором и всеми солистами. Минская оперная магия завершилась… чтобы продолжиться с новой силой в следующем году.

Примечания:

* См., например, рецензии на страницах нашего журнала:
«Игоря знакомые черты»
«Кто в поле воин?»
«Игоря» знакомо-незнакомые черты»

** Волюнтаризм по отношению к авторскому тексту, которым богата практика исполнения этой арии Леоноры, зашкаливает, особенно в наши дни. Тут имеют место всякого рода лишние украшения, замена одних мелодических оборотов и отдельных нот другими, ритмические вольности, купюры в кабалетте и т. д.

На фото:

Белорусский театр оперы и балета. Фойе.

«Князь Игорь»:
Площадь в Путивле.
Солнечное затмение.
Половецкий стан.
Юрий Нечаев – Князь Игорь.
Светлана Шилова – Кончаковна.
Михаил Казаков – Кончак.
Нина Шарубина – Ярославна.

Рахим Мирзакамалов.
Дарья Князева.
Аюна Базаргуруева.
Артём Крутько.
Владимир Петров.
Юрий Городецкий.
Хелена Лакута.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru