Вторая в этом сезоне премьера Мариинского театра — «Дон Кихот» Жюля Массне — была показана на большой сцене в самый канун Нового года. Впрочем, с некоторых пор вошло в традицию представлять в конце декабря новую постановку. Под Новый год в репертуаре театра появлялись и «Волшебная флейта», и «Ночь перед Рождеством», и «Сказки Гофмана». Однако опере Массне повезло больше: потому что ее партии учили дольше. В прошлых сезонах «Дон Кихот» пару раз был исполнен в Петербурге, один раз – в Москве, на Пасхальном фестивале, и даже записан на лейбле «Мариинский». Так что участники спектакля и исполнители главных ролей – Ферруччо Фурланетто (в титульной партии), Андрей Серов (Санчо Панса) и Анна Кикнадзе (Дульсинея) имели достаточно времени, чтобы спеться и притереться друг к другу.

Опера известна российской публике прежде всего тем, что первым исполнителем партии Дон Кихота был Федор Шаляпин, который в ней блистал, и над финалом которой рыдал. Идея поставить оперу в Мариинском театре принадлежит Ферруччо Фурланетто; в репертуарном списке итальянского баса партия Дон Кихота стоит едва ли не на центральном месте – во всяком случае, сразу после Бориса Годунова и Короля Филиппа.

Фурланетто исполнял Кихота в нескольких постановках, и имел возможность отшлифовать партию до блеска, на протяжении десятка лет. Наверное, личность его, отчасти, слилась с образом Рыцаря Печального Образа – да и как могло быть иначе? Ведь идеалы добра, справедливости и благородства, что проповедует его герой, так заразительны; они не могут оставить равнодушным человека искреннего – а Фурланетто именно таков.

По слухам, певец предложил театру и кандидатуру постановщика. Яннис Коккос – природный грек, сызмладу живущий во Франции, известен в театральном мире прежде всего, как сценограф. Однако с конца 80-х годов он пробует силы и на поприще оперной режиссуры. Ставил в «Ла Скала», в брюссельском «Ла Моннэ», в театрах Бордо и Тулузы. В театре «Шатле» осуществил удачную постановку ранней, но довольно известной оперы Хенце «Die Bassariden» («Вакханки»). Коккос — опытный, матерый театральный деятель, из тех, что не претендуют на открытие нехоженых путей, но мастеровито и вполне качественно лепят на сцене «верняк» - беспроигрышный вариант решения, удовлетворяющий большинство.

Безусловно, Коккос хорошо чувствует природу театральности; он тяготеет к конкретному, яркому, броскому театру, с выпуклыми образами и живой круговертью мизансцен. Визуальность – превыше психологии; зрелищность – первична и довлеет над мотивацией поведения персонажей. Герои его спектаклей выглядят продолжением, логическим развитием созданной им предметной среды, и формируются ею. Коккос умеет оптимально организовывать пространство; его декорации структурны, функциональны, лаконичны и выражают емкий образ. Коккос выступил в Мариинском театре в трех ипостасях – как режиссер, сценограф и художник по костюмам; поэтому спектакль получился стилистически непротиворечивым, цельным не вызывающем раздражения: всё было на своем месте, всё уместно, хотя и несколько предсказуемо.

Генеральным образом-символом спектакля «Дон Кихот» стала огромная раскрытая книга; со страниц ее, сначала в виде театра теней, а затем, уже в оплотневшем, материальном виде восстают персонажи романа Мигеля Сервантеса. Неукротимый в своем стремлении облагодетельствовать все человечество Дон Кихот выплывает на сцену верхом на скрюченном, жилистом Росинанте, спина которого прогнута настолько, что походит на два верблюжьих горба. Следом появляется хлопотливый коротышка Санчо Панса, на приземистом ослике; скульптуры осла и лошади - настоящие произведения искусства, так четко запечатлен в них характер хозяев.

Коккос, вслед за Массне, погружает героев в стихию карнавального веселья. Пышно разодетые гидальго, испанские махи и карменситы приливной волной захлестывают сцену. На гребне ее возникает Дульсинея, в алом платье – кумир толпы, мечта влюбленных, кокетка и хохотушка. В любящих глазах Кихота – символ вечной женственности, романтическая героиня, невинная и чистая, почти святая. Массне, ухитрившийся соединить в своем опусе жанры большой пятиактной «французской» оперы и черты комической оперы, несомненно, ещё раз вывел на сцену в образе Дульсинеи архетип цыганки Кармен, проповедницу свободной как ветер любви.

Но Дульсинея – все-таки еще не Кармен; ее образ окутан в опере Массне романтическим флером. Она не чужда добра и сострадания; но отказывается следовать за Дон Кихотом в мир идеальной мечты; ее место – среди веселой толпы, она купается в лучах обожания, она независима, в совершенстве владеет искусством обольщения, и ценит свою вольность больше, чем любовь Дон Кихота.

В «Дон Кихоте» Массне в первом же акте выписал сочную, смачную «испанистую» фактуру. Большой, яркий, мощный оркестр вскипает безудержным весельем, бушует танцевальной стихией. Экстремальные «врезки» хора в фанфарную поступь оркестра; басы неотступно долбят в одну точку; поверх них – перестук кастаньет, звон треугольника и чарующая квазииспанская мелодия.

В опере Массне много звукоизобразительности. Она замешана на испанских ритмах и характерных гармонических сочетаниях, течение сюжета направляется – точнее, маркируется – относительно самостоятельными жанровыми номерами. Каскады серенад, танцев, сегидильи, ноктюрны… Имитация переборов мандолины – в первой же любовной песне Рыцаря Печального Образа . Упругие гитарные ритмы – в песенке самой Дульсинеи. Безумный и упорный поскок Росинанта, направляемого уверенной рукой на ветряные мельницы; в потаенной интродукции ко второму акту переливаются, колышутся туманные звучности, прорезаемые пением соловья.

В романтически-приподнятых массовых эпизодах оперы хлещет буйная витальность. Иначе звучит угрюмо-мрачная сцена в горах: Дон Кихот настигает шайку разбойников, похитивших драгоценное колье Дульсинеи. Рыцарь усмиряет их одним взглядом, полным чистой жертвенности. Его молитвенный настрой, его готовность к смерти сражают разбойников; впервые они уступают не силе, но моральному превосходству героя.

Самые пронзительные моменты спектакля – лирические; моменты остановки действия, раздумий, рефлексии. Оркестровый ноктюрн перед вторым актом; молитва сокрушенного Санчо Пансы над ложем умирающего хозяина; прощание с миром Дон Кихота. Идеальный мир, о котором грезит герой, открывается ему в смерти; завеса дней отдернута, и в круглом проеме показывается далекий облачный остров, на котором нет горя и страданий. Для Санчо несуществующий остров становится драгоценней и милее мира обыденного, глумящегося над его дорогим хозяином. Обращение «О мой дорогой!» становится признанием в любви, выдуманный остров – раем для усталых путников, взыскующих царства добра, прибежищем душ, утомленных пошлостью мира. Санчо безутешно рыдает у подножья гигантской книги, ставшей надгробием Дон Кихоту: так завершается спектакль.

История, рассказанная в опере Массне, гораздо проще, и прямолинейней, нежели романный первоисточник. Собственно, Массне и его либреттист Анри Кэн опирались, скорее, на пьесу Жака Ле Лоррена «Рыцарь печального образа», нежели на роман Сервантеса. Однако же мелодические красоты оперы, ее пышный, безумно разнообразный оркестр, жанровая полифония увлекали слух в цветущие кущи французского романтизма. Оркестровую феерию крупными мазками, щедро, не жалея красок, набрасывал Гергиев; в нее ловко и споро вписались и солисты. Партии были выучены на совесть, вокал оказался вполне качественный, певческий ансамбль за два сезона спелся и устоялся, Фурланетто «звездил» и крупными штрихами набрасывал почти карикатурный, но оттого не менее трогательный образ рыцаря, категорически не сообразующегося миру сему. Поблистала фиоритурами Анна Кикнадзе, Серов выказал недюжинные задатки комического дарования и пел очень выразительно, сумев разбередить душу в финале. Словом, вторая в этом сезоне премьера Мариинского театра, хоть и не стала выдающимся художественным потрясением, и по части режиссерского прочтения «звезд с неба не хватала», в целом, оказалась вполне живым, органичным и жизнеспособным явлением.

Автор фото — Наташа Разина / Мариинский театр

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru