Прошлогодняя постановка моцартовского «Дон Жуана» Майкла Грандэйджа стала, пожалуй, главным событием в серии трансляций оперных спектаклей из нью-йоркской «Метрополитен-оперы»: строгая гармоничность оформления, внятность мизансцен (включая вразумительное решение финала первого акта), тонкая работа оркестра и прекрасный ансамбль исполнителей, — редкость и большая удача в современном оперном обиходе. Спустя год мне удалось ещё раз посмотреть этот спектакль с другим составом исполнителей.

Когда подчёркнуто мрачно зазвучало оркестровое вступление, сразу стало ясно, что финал будет роскошным. Так оно и вышло: кульминационный «припев» моцартовского шедевра был проведен музыкантами под управлением Эдварда Гарднера настолько мощно, пламенно и экспрессивно, что работа певцов едва-едва дотягивалась по уровню напряжения до звучания оркестра. Это экстатичное звучание состоялось не только благодаря динамической выпуклости контрапунктных тем в сцене «возмездия» (контрастное сшибание центральной темы Командора с репликами Дон Жуана и Лепорелло – единственный ключ к пониманию смысла не только грандиозного финала, но и всей оперы), но и необходимому пренебрежению дирижера к естественным ресурсам исполнителей. Неслучайно наибольший эффект сцена гибели Дон Жуана производит именно тогда, когда исполнитель главной партии истошно кричит, проваливаясь в преисподнюю. Но тут крики Дон Жуана и Лепорелло буквально тонули в мощных аккордах и в шумных всполохах живого пламени.

Оркестр будто вдалбливал главного героя в разверзшуюся яму, а «сверху» эту звуковую экзекуцию венчал бесстрастно массивный, а от этого ещё более жуткий бас американского певца Раймонда Асето, исполнившего партию Командора. В общем, страх и жуть, заявленные в интродукции, полностью расплющили непутёвого Дон Жуана в финале. К сожалению, даже блестящая работа оркестра именно в этом произведении не может ответить на вопрос о том, что же из себя представляет главный герой. Во всяком случае, без активного участия исполнителей.

Ильдар Абдразаков в партии Дон Жуана прекрасно звучит в «Là ci darem la mano», чётко и стремительно (наперегонки с оркестром, хоть и без огонька) исполняет «Finch' han dal vino», но в первом акте понять, что движет его симпатичным, но несколько неуклюжим героем, сложно. И вот звучит серенада «Deh! vieni alla finestra» - на мягких пиано с шелковыми переходами, несмотря на запутавшуюся в аккордах мандалину, образ начинает проясняться, а в сцене блестящего пародирования пластики своего слуги Лепорелло, которого блестяще сыграл и исполнил Эрвин Шротт, получает чёткую завершенность. Дон Жуан у Абдразакова – актёр. Актёр, наслаждающийся процессом, но ничего не чувствующий в процессе. Это не система Станиславского, а спорт, в котором участник испытывает азарт не чувственный, а… технологический, и это решение показалось мне свежим. Этот Дон Жуан будто испытывает разные приёмы и радуется их удачному применению.

Не менее оригинальным сделал свою партию и Эрвин Шротт. Уже во вступительном «монологе» мы не видим ожидаемого «задора»: перед нами уставший слуга, качественно, но не фанатично отрабатывающий своё жалование. И лишь в «каталожной» арии мы понимаем, что значит для Лепорелло стать господином: он рассказывает о победах Дон Жуана как о своих собственных. Голос певца раскрывается, сияет, оттеняясь изысканным и бережным сопровождением оркестра!

Партия Донны Анны в спектакле Грандэйджа решена традиционно: она действительно жертва, а не сообщница, и выдавливать из себя «двойную мораль» исполнительнице этой партии здесь не нужно. Наверное, поэтому спектаклю так везет с Доннами Аннами: что участница премьеры – латвийское сопрано Марина Ребекка, - что американка Сюзанна Филлипс, исполнившая эту партию в этом сезоне, продемонстрировали прекрасное владение стилем и техникой. У Сюзанны Филлипс лёгкий хрустальный тембр с матовым оттенком, чистый сфокусированный звук, который не портится ограниченной выносливостью голоса и некоторой эмоциональной монотонностью исполнения. Однако, если первая ария Донны Анны прозвучала будто на одной ноте, то «Crudele?» была исполнена чисто, с нужными акцентами, хоть и с некоторой «распущенностью» открытых гласных.

У Чарльза Кастроново, исполнившего партию Дона Оттавио, интонационно, конечно, всё было хорошо, хоть и темновато и глуховато. Прекрасные пиано немного компенсировали отсутствие сливочности в тембре, а красивые диминуэндо на тягучих заторможенных пиано извиняли отсутствие изысканной шелковистости, но внятного образа так и не получилось (хотя сценический рисунок роли весьма эластичен, то есть при желании его можно наполнить смыслом и понятными драматическими акцентами).

Блестяще показала себя Екатерина Сюрина в партии Церлины. Вот всё было хорошо настолько, что местами звонкий, графично артикулированный вокал певицы затмевал коллег в ансамблях. К слову ансамбли все были исполнены монолитно и чисто.

И даже на этом фоне весьма удачным можно признать дебют Дэвида Соар в партии Мазетто: певец немного расходится с оркестром, но красивый тембр это извиняет, даже при том, что с образом у Соара всё неоднозначно: его Мазетто слишком не селянин, слишком не простонароден, слишком неубедителен. Жесты, манеры, мимика – всё как у обиженного депутата Госдумы, пардон, Конгресса. Но в целом хорошо.

А вот Эмма Белл в партии Донны Эльвиры стала, наверное, главным разочарованием в этом весьма собранном и сочном созвездии. Но сразу отмечу, что это сугубо субъективное мнение: многие называют сипотцу в тембре не потёртостью, а чувственной патиной, но от этого нормальное ухо не перестаёт воспринимать этот «природный индивидуальный оттенок» как некоторый брак. Всё-таки звук должен быть лишен «скрипучих» примесей и максимально расцвечен обертонами. Но есть и другие мнения на этот счёт. Из замечаний по существу: расхождения с оркестром и вегетарианские низы. Если верхние ноты у Белл весьма убедительны, то отсутствие звука в средне-нижнем регистре сильно обедняет исполнение, отягощенное, к тому же, некоторыми помарками в интонировании.

В заключение хочется отметить хор: хор — прелесть.

Ну, и главное: что движет Дон Жуаном, так или иначе понять можно. Но почему-то всегда после просмотра ли, прослушивания ли этой оперы остаётся вопрос: а что же движет его жертвами, среди которых и простушки-толкушки, и дамы из высшего общества с дипломом MBA? Ведь неслучайно Моцарт выводит на сцену двух антагонистов Дон Жуана – мямлю-обожателя Дона Оттавио и мужлана-добермана Мазетто. Может показаться, что именно здесь, посередине лежит истина: Дон Жуан сочетает в себе нахрапистость неутомимого любовника и изысканность обхождения благовоспитанного господина. Но как быть с финальным квинтетом? Похоже, что именно в связи с Дон Жуаном посередине между неотесанностью и обходительностью лежит проблема: идеальный мужчина, сочетающий в себе весь комплекс мужских достоинств и особенностей, оказывается источником не только вечного обожания, но и вечной ненависти любой (даже идеальной) женщины.

Фото: Marty Sohl © 2012 The Metropolitan Opera

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru