14 февраля исполнилось 200 лет со дня рождения Александра Сергеевича Даргомыжского (1813-1869) – великого русского композитора. Сегодняшняя публикация приурочена к этому знаменательному событию. Мы решили не рассказывать о его творческом пути и свершениях, известных едва ли не каждому любителю классической музыки и оперы, а предложить читателям фрагменты статьи русского композитора и музыкального критика Цезаря Кюи – «”Русалка”. Опера А.С.Даргомыжского». Статья была опубликована в 1888 году в журнале «Музыкальное обозрение» и вызвала оживленную дискуссию в музыкально-общественных кругах того времени. Несмотря на достаточно субьективный тон, этот материал представляет исторический интерес, характеризуя эпоху и ее художественные ориентиры. Во всяком случае, здесь мы имеем дело с первоисточником, взглядом современника и коллеги по композиторскому цеху, что немаловажно.
В одном из ближайших выпусков журнала мы планируем продолжить тему Даргомыжского и опубликовать материалы, посвященные опере «Эсмеральда».
Глинка и Даргомыжский – создатели русской оперы; оперы Глинки и «Русалка» послужили основанием ее дальнейшего развития. Поэтому, делая характеристику Даргомыжского как композитора, сопоставление его и сравнение с Глинкой делается весьма естественным.
Глинка был преимущественно музыкант, Даргомыжский преимущественно вокальный композитор. Глинка и в своих операх преследовал, главным образом, цели «чистой», если так можно выразиться, музыки, то есть его музыка и без его текста нисколько не утрачивает свое значение. На вокальную музыку Даргомыжского текст всегда оказывал значительное влияние, и многое в ней, оторванное от текста, теряет свою ясность, силу, выразительность. Это общее положение подтверждается и даже вытекает из различия в свойствах творческих способностей Глинки и Даргомыжского.
Музыка Глинки отличается шириной и плавной мелодичностью. Музыка Даргомыжского более миниатюрна, даже мелка. Он охотно останавливался на обработке деталей и часто с недостаточным изяществом и художественностью. Именно в этой неудачной орнаментике, в крошечных, суетливых оркестровых штрихах и проявляется мелкость его музыки, чаще всего в ритурнелях (например, перед первым появлением князя). Так же, как и Глинка, Даргомыжский был сильный мелодист. Правда он много уступал Глинке в изобретении мелодий стройных, закругленных, законченных, но превосходил его в изобретении коротких мелодических речитативных фраз, которые, кстати сказать, часто имеют большее музыкальное значение, чем длиннейшие арии. В создании мелодических речитативов Даргомыжский проявлял громадный талант, удивительную гибкость, разнообразие, выразительность.
Даже в своей оперной музыке Глинка всегда стремился к закругленности форм, для того, чтобы придать ей более самостоятельное значение. Даргомыжский сознавал, что в драматической музыке должна господствовать полная свобода формы (не бесформенность), зависящей исключительно от сюжета, сценариума и текста. Уже в «Русалке», в драматических сценах, он сделал много отступлений от общепринятых рутинных, освященных временем форм, а в «Каменном госте» он порвал всякую связь с прошедшим и вывел оперные формы на совершенно новую дорогу. В оперном деле он был смелый мыслитель, талантливый новатор и имел большое влияние на его развитие у нас.
<…>
В операх Глинки сцены бытовые и лирические преобладают над сценами драматическими. И драматические сцены удавались Глинке вследствие необычайной силы его таланта (сцены Сусанина с поляками в избе и в лесу), но не в них заключаются его главные достоинства. В операх Даргомыжского преобладают сцены драматические, и в них его талант находил свое полное выражение. Точно также и относительно декламации. Декламация Глинки хороша; он был большой мастер петь и умел справляться со словом, но она составляла для него задачу второстепенную.
Декламация Даргомыжского великолепна. Она составляла для него первостепенную задачу. Как декламатор Даргомыжский не имеет себе равных (один Мусоргский к нему приближается). Сомнительно, чтобы величайший актер мог продекламировать с большею правдою и талантом какие-либо их стихов, музыкально воплощенных Даргомыжским. Его музыкальная фраза следит за всеми изгибами речи, за ее ритмическими капризами и удивительно усиливает ее выразительность и значение.
Комическая жилка была у обоих наших композиторов, но у Даргомыжского она сильнее и оригинальнее.
<…>
Драматическая музыка «Русалки» <…> распадается на две части неодинакового достоинства – на музыку речитативную и на отдельные, закругленные, обычные оперные номера. В музыке речитативной Даргомыжский превзошел все, что было делано до него в этом отношении. Это не банальные бессодержательны речитативы, тип которых увековечен итальянскими операми и сочинение которых не требует ни таланта, ни знания, а одной лишь рутины; это речитативы мелодические, требующие неиссякаемого творчества и вдохновения. Всякая речитативная фраза есть в то же время определенная мелодическая фраза, характерная, выразительная, воплощающая в звуках фразу текста, сливающаяся с ним воедино, усиливающая его значение. Текст, делая чувство совершенно определенным, не всегда в состоянии передать всю его силу и глубину.
<…>
…Номера «Русалки», ее форменно-мелодическая часть не имеют особенного значения; в этом роде Глинка оставил нам образцы несравненно высшего достоинства. Но речитативная часть «Русалки» имеет историческое значение. В ней Даргомыжский указал на значение текста, на должное к нему отношение, на тесную, неразрывную связь музыки со словом; в ней он показал гибкость, разнообразие и свободу вокальных музыкальных форм. <…> Если к этому добавить многие оригинальные гармонические обороты и совершенно новые стороны в комическом, то в сумме выйдет, что несмотря на крупные недостатки «Русалки», новое, внесенное Даргомыжским в свою оперу, так значительно, что говоря об истории оперы, невозможно обойти «Русалку» и, говоря об оперных композиторах, невозможно умолчать о Даргомыжском.
«Русалка» вместе с операми Глинки послужила основанием новой русской оперной школы. Наши современные русские оперные композиторы выучились у Глинки писать хорошую оперную музыку, а у Даргомыжского – обращаться со словом. Я подчеркнул «хорошую оперную музыку», потому что, по странному недоразумению, она для опер как бы не считалась обязательной: нет тех тривиальностей, которые не нашли бы себе места и не сошли бы благополучно в опере; то, что по своему безвкусию, своей банальности, своей бессодержательности было немыслимо в симфонической и камерной музыке, находило приют и получало право гражданства в большинстве опер.
<…>
Глинка первый отнесся так же серьезно к оперной музыке, как другие относились к симфонической…
<…> В «Русалке» находим только намеки на новые рациональные оперные формы, но в руках композиторов новой русской школы они получили широкое развитие. Без этих намеков, быть может, новая школа долго бы еще блуждала, раньше, чем выйти на надлежащий путь.
Публикацию подготовил Евгений Цодоков
Иллюстрация:
Александр Сергеевич Даргомыжский
Портрет работы К. Е. Маковского