Сегодня на страницах нашего журнала говорит знаменитый маэстро Ион Марин. С ним встретился наш автор, композитор Юрий Алябов.

Он – один из самых востребованных дирижеров на сегодняшней мировой сцене. Одинаково успешно исполняет симфоническую и оперную музыку. Трижды номинировался на «Грэмми». Учился композиции у Лигети и был ассистентом Клаудио Аббадо, вместе с которым работал в Венской государственной опере. Ироничный романтик, бесконечно преданный своему делу, свободно говорящий на шести языках, очарованный русской культурой и любящий цитировать Зощенко и Салтыкова-Щедрина. Много работает в России, но при этом никто из коллег пишущих о музыке, ни разу не удосужился с ним пообщаться. Ну что ж, тем приятней и почетней представляется выпавшая мне миссия – сделать это первым для читателей OperaNews.ru. Знакомьтесь – австрийский дирижер и композитор румынского происхождения – Ион Марин.

Мне удалось поймать маэстро в гримёрке за кулисами Кремлевского дворца съездов, где Марин исполнял в канун Дня влюбленных вальсы, польки, марши и галопы Иоганна и Йозефа Штраусов со Светлановским оркестром. Несмотря на огромную занятость, Ион Марин согласился ответить на несколько вопросов.

Ю.А. — Вы знаете, сегодня оркестр, несмотря на микрофонную подзвучку, звучал как-то удивительно певуче, особенно скрипичное трио в «Сказках Венского леса». Раньше он так не звучал, и я вижу в этом Вашу заслугу.

И.М. — Спасибо, это очень приятно, что Вы обратили на это внимание. Я действительно над этим много работаю со всеми оркестрами, которыми дирижирую. Для этого приходится много репетировать – вот и на этот раз я приехал в субботу, а сегодня среда – и все это время мы репетировали. Странно, но только в румынском языке говорят не «играть» на инструменте, а «петь». И это, наверное, не случайно. Инструмент должен быть как продолжение человеческого голоса, который точнее всего передает эмоции. А в музыке все должно быть эмоцией – даже паузы.

— Я знаю, как Вам неприятно отношение к музыке, как к спорту, когда исполнители или дирижеры демонстрируют какие-то качества в желании превзойти коллег в скорости или громкости. А как же тогда конкурсы – ведь это чистый спорт с их соревновательным элементом? И как по другому музыканту о себе заявить?

— Да, это очень большая проблема. Вы знаете, по моим наблюдениям, очень немногие победители и призеры разных конкурсов сделали большую карьеру в музыке.

— ?

— Ну, не больше двадцати процентов. А знаете почему? Они перестают развиваться, расти над собой. Это соревновательное отношение к миру и окружающим их людям их сильно тормозит. Они везде ищут соперников, пытаются с ними соревноваться и очень напрягаются, если кто-то делает что-то лучше их. И, в конце концов, это становится слышно в их музыке. Поэтому соревнования хороши, когда вам от 15-ти до 21-го года, когда вы растете и развиваетесь как личность. Позже, даже когда вы выиграли первое место, вы должны развиваться – ходить в музеи, в театры, читать книги, слушать разную музыку. В противном случае через 3-5 лет о вас никто и не вспомнит, несмотря на ваши победы.

— А как тогда быть музыканту, который обладает талантом, но не имеет этих качеств спортсмена-бойца? Как ему отвоевать свое место там, где количество мест ограничено? Например, Иляна Котрубас на конкурсе Чайковского замечала, что здесь все не поют, а кричат – ощущение, что это конкурс, чей голос громче. Так они поэтому и кричат, что другого способа быть услышанными не видят?

— (Задумывается). Знаете, единственное правило, единственный закон в этом мире искусства состоит в том, что здесь нет правил (улыбается). Кто-то едет соревноваться, кто-то идет и играет в подземном переходе, кто-то идет учиться и учить, а кто-то молится Богу. Единых правил нет. Это что-то метафизическое.

— Известен факт, что, когда вы ассистировали Аббадо, то обратили внимание, как тот выбрасывает в мусорную корзину все печатные материалы, приложенные к автобиографиям кандидатов на то или иное место. И на ваше недоумение он ответил – «Нет такого идиота, который предоставит негативную информацию о себе». Вы тогда что-то ему возразили?

— Он был прав, естественно, все предоставляют о себе только положительные отзывы, восторженные рецензии. Но этого мало. Для того, чтобы получить хороший ангажемент, нужно делом доказать свою состоятельность. Караян, например, говорил мне, что никогда не читает статей о себе. А на мой вопрос почему – отвечал – «А я сам лучше их знаю, что было хорошо, а что плохо. Только надо быть перед собой максимально честным». А так это немножко американский, такой инфантильный стиль мышления – ждать о себе восторженных отзывов.

Я, например, знаю каждую ноту, которая звучала в концерте, я с ней спал и жил несколько дней. Те, кто были на концерте – тоже это слышали. А вот те, кто не были, но читали рецензию, читали всего лишь слова – это не те эмоции, которые испытывал человек, пришедший на концерт. Статьи имеют смысл, когда речь идет о паблисити, о рекламе. Но вообще-то, это к истине и к музыке имеет мало отношения, скорее, к манипулированию общественным мнением. Да, когда я был свидетелем того случая с Аббадо, мне было 26 и я всему учился, но хочу вам заметить, что это не было формой цинизма с его стороны. По-настоящему сильный человек, лидер, никогда не будет циничным, скорее он направлен на то, чтобы максимально реализовать себя в других. За исключением, пожалуй, любовной ревности.

— Вот вы говорите о том, что нужно быть максимально честным по отношению к себе. Но ведь это удел очень немногих людей с весьма высоким уровнем сознания. Большинство же музыкантов, особенно, вокалистов, как правило, чрезвычайно высокого мнения о себе и что бы ни случилось, считают себя гениями.

— Ну, это тоже происходит по-разному. Во-первых, что такое жизнь вокалиста? Это десять-двадцать лет, в лучшем случае, творческой активности. Это мы, дирижеры, и вы, композиторы, имеете в запасе лет 40-50. А у певцов счетчик постоянно тикает, добавляя им стрессов. Так, что, думаю, их можно простить.

— Это было бы справедливо, если бы среди них не было примеров нормального, объективного отношения к себе. Такой, как мне кажется, Йонас Кауфман.

— Йонаса Кауфмана открыл я.

— Правда?

— Это я вытащил его из хора в Инсбруке и пригласил в Милан на роль Феррандо в опере Моцарта «Так поступают все». На сегодняшний день он лучший и мы скоро встречаемся в «Мете», где он будет петь в «Парсифале», а у меня будет «Ласточка» Пуччини. И он действительно большой интеллигент и большая умница, который продолжает расти и развиваться. Он не мерится, подобно многим другим своим коллегам количеством контрактов, гонорарами и прочим – у него нет этого соревновательного зуда. За последние четверть века я работал практически со всеми величайшими голосами планеты, которые только можно себе представить. Даже включая русских – Нестеренко, Вишневскую… И должен сказать, что они не попадают в упомянутую выше категорию. Может быть поэтому они и великие. Наверное, они могли бы это делать, но они этого не делают. Думаю, что качества, дающие возможность стать великими, даются от рождения. А желание отхватить все и любой ценой блокирует и сердце, и мозги, и, в конечном счете, ведет к фиаско. Проигрывают те, кто думает о высоких нотах, о спорте. Да, они их возьмут. Но что они будут делать остальные три четверти времени оперы? Но вообще сегодня это большая проблема. У меня один критерий в оперном искусстве – могу ли я делать музыку? Я не полицейский-регулировщик – туда можно – туда нельзя. Для меня опера – это в первую очередь, искусство делать музыку. Ведь если не делать музыку – то зачем это все? Тот, кто ищет драматической актерской игры и хороших текстов – идет в театр, тот, кто ищет спецэффектов и активного действия – идет в кино.

— А бывали случаи капризов со стороны звезд, каких-то провокаций негативных эмоций?

— Такое случается, но редко. И, в основном, с молодыми певцами, только что победившими на каких-то крупных конкурсах – у них огромное «эго». Но это как болезни роста. Они начинают капризничать – а вот можно я здесь спою вот в этом темпе, а вот здесь такую каденцию…? Я обычно спрашиваю – сколько раз вы пели эту оперу? А сколько записей переслушали? Я дам вам в два раза больше – послушайте, приходите и мы поговорим. Конечно, я не могу заставить певцов что-то делать – если кому-то что-то не нравится, пожалуйста – есть сотни оперных театров. Но я не могу работать с солистом, который ориентирован на исполнение вариаций Розины как это делала Каллас – сегодня это смешно. И если вы поете Моцарта сегодня так, как это звучит на записях Чезаре Сьепи, вас не возьмут даже в театральный хор. Но, вообще, я не обращаю внимания на подобные конфликты – ведь моя задача – поиск вместе с певцами того общего, что поможет нам дать зрителям что-то новое в музыке. А музыки больше там, где меньше «эго»…

Беседовал Юрий Алябов

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru