Идея этого концерта изначально была неординарной. Воистину – «Музыка трёх сердец», как и заявлено в афише. Если можно было бы употребить слово солист по отношению к дирижеру, то это самым точным образом характеризовало бы роль Лорана Кампеллоне в этот вечер. И дело не только в том, что программа концерта включала в себя много интересных оркестровых номеров. По существу, на сцене мы видели именно сотворчество трёх солистов – настолько поющей, проникающей в саму суть вокального искусства, была манера дирижирования французского маэстро. Темперамент Кампеллоне бил через край, но это был как раз тот случай, когда он и увлекаемый им оркестр, за редким исключением, не мешали певцам, а помогали. На самом деле немного мешал… зал, не очень-то предназначенный по своим размерам и акустике для пребывания оркестра большого состава на сцене, а не в яме. Но к этому надо относиться, как к обстоятельству непреодолимой силы, которое стоило отметить для полноты художественной картины.

Вокальную часть программы, состоящую из французской и итальянской оперной классики 19 века, тоже не назовешь тривиальной. Она гармонично сочетала шлягеры и менее заигранные, хотя и известные опусы, давая возможность ощутить эстетическую радость узнавания широкой публике и интригуя меломана со стажем.

Баритон и сопрано – не столь типичное и гламурное концертное сочетание, нежели тенор-сопрано, но более острое! Если во втором случае мы чаще всего видим «дуэты согласия» лирических героев, слившихся в любовном экстазе, то в первом – более конфликтные ситуации. И это понятно – времена владычества баритона в операх Моцарта прошли, а после окончательного вытеснения со сцены кастратов у Россини ведущее место героя-любовника постепенно занял тенор. В итальянской и французской оперной литературе, начиная с романтической эпохи и вплоть до веризма, баритонам уготована в большинстве своем роль «третьего» в любовном треугольнике или злодея-демона (иногда обоих в одном лице), подчас, плута или сопутствующего персонажа характерного амплуа (у того же Россини), а также друга, брата или отца. Исключения есть, но они редки – ведущих партий чисто лирического или возвышенно героического плана среди баритональных немного. Но среди них как раз роль Атанаэля из «Таис», вошедшая в нынешнюю программу.

Все сказанное придает своеобразную окраску ключевым дуэтным номерам в такого рода концертах, в значительной степени влияет на их общий эстетический настрой. В данном случае кульминацией первого отделения стал финальный дуэт Таис и Атанаэля, второго – Виолетты и Жермона из «Травиаты». Оба из тех, что «терзают душу», хотя и по-разному. Но о них мы расскажем позднее…

Ирину Лунгу на родине знают мало. Когда-то лет десять назад ее еще можно было услышать в России на конкурсах Образцовой, Чайковского, на фестивале «Черешневый лес». Нынче же эта певица из Воронежа давно и прочно обосновалась на Западе. Настолько прочно, что в программке концерта рядом с ее фамилией значится – Италия.

Десятилетие – огромный срок, тем более в наше суетливое и смутное время. Что же представляет из себя сегодня «солистка “Ла Скала”», как торжественно презентует певицу буклет. Но оставим в стороне иронию по поводу такой категории артистов миланского театра, давно работающего по системе «стаджоне» – в конечном счете, не в званиях дело. Лучше обратимся непосредственно к концерту и начнем с сольных номеров программы.

* * *

Скажу сразу – Лунгу произвела на меня самое приятное впечатление и наибольшее в «Травиате». Хрестоматийная ария Виолетты из 1-го акта была исполнена ярко и с должным стилем. Но не следует думать, что в стиле этом было что-то особенно изысканное. Наоборот – пение выглядело довольно бесхитростным и естественным, безо всякого пережима. И это оказалось более убедительным, нежели иные потуги на броский артистизм. Все сказала сама музыка, художественный смысл которой певице удалось передать точными и осмысленными штрихами. Среди незначительных интонационных замечаний некоторое сожаление вызвала слишком явная подготовка к ми-бемолю.

Ирина Лунгу

Виолетта полностью подходит певице по голосу, который в основе своей является лирическим сопрано, но, если так можно выразиться, «широкого профиля», вбирающего в себя довольно уверенное владение колоратурным стилем с верхними нотами и осязаемый средний регистр приятного тембра с легким вибрато, придающим живинку его прохладному колориту. И еще – отчетливо ощущалось, что партия эта у Лунгу «впета» в той нужной степени, когда артистка владеет материалом, но еще не «забурела» в нём.

Вернемся к началу выступления Лунгу. Для первого сольного номера ею была избрана ария Маргариты из «Фауста», вернее (вопреки программке), вся большая сцена, включающая в себя также балладу о фульском короле. Было видно – певица волнуется и в этом плане спокойное начало сцены давало ей возможность успокоиться, чего в полной мере все же не произошло. Ключевой эпизод обнаружения ларца O Dieu! Que de bijoux получился не очень выразительным, а вся последующая ария, пожалуй, пресноватой, без должного блеска (брио) и женского восторга. Не так уж и легко оказалось проявить легкомысленность в довольно низкой тесситуре (включая си малой октавы). При этом очевидных ошибок заметно не было.

Ария Джульетты из 4-го акта «Ромео и Джульетты» по популярности, конечно, уступает знаменитой ариетте-вальсу из 1-го, но значительно сложнее в драматическом отношении – героиня должна решиться (в русском переводе – «Ах, отчего я так робею») и выпить снадобье. В этом эпизоде у Гуно есть некоторая музыкальная «заковыристость», которую надо уметь показать так, чтобы не возникло ощущения нарушения общего по-французски благородного звучания. И мне кажется, что у Лунгу, это, пускай и не идеально, но получилось.

Во 2-м отделении в исполнении певицы прозвучали два шлягера Доницетти – ария Адины из «Любовного напитка» и каватина Лючии из одноименной оперы. Здесь уже требовалось нешуточное колоратурное мастерство во всей его белькантовой оправе. И в целом певица с этим справилась. Очень помогли продуманные темпы, взятые маэстро, особенно в «Лючии», да и вообще замечательная дирижерская отзывчивость на любой вокальный штрих.

Объективности ради следует сказать, что все-таки в отдельных местах, прежде всего в лючиевской кабалетте Quando rapita in estasi, некоторые пассажи и мелкая пластика мелодического рисунка, подчас, выглядели чуть тяжеловесно, а изредка можно было услышать пресловутые «подъезды» к верхним нотам и не всегда абсолютно точное звуковысотное интонирование.

Но удивительное дело – анализируя свои ощущения от доницеттиевских шедевров после концерта, я поймал себя на мысли, что они носят характер какой-то непосредственной чувственной целостной картины. Такую картину не очень хотелось раскладывать по полочкам – вот, мол, техника, филировка, легато или подвижность фиоритур, а с другой стороны голосовая природа, стиль, трактовка и т. д. Это – свидетельство своеобразной и привлекательной творческой манеры Лунгу, когда работа, исполнительское «закулисье» не рвутся на передний план…

* * *

Искусство Василия Ладюка уже множество раз находило свое отражение в нашем журнале. Сохраняющий верность Москве и родному театру певец постоянно одаряет поклонников своим мастерством. И в этот раз ожидания оправдались в полной мере. Артист в великолепной форме. Его лирический баритон тембрально насыщен, а не слишком акварельно высветлен. Бархатистый рокот голоса не только мягко ласкает слух, но и обладает маскулинностью, которая, в сочетании с тонко сфокусированным звуковедением, позволяет ощутить драматическую компоненту пения, однако, без брутальной напыщенности, свойственной иным драматическим баритонам. Это расширяет эстетические и художественные возможности для убедительной трактовки партий различного амплуа.

Василий Ладюк

Именно такая широта и была явлена в рецензируемом концерте, где Ладюк пел очень разные по своему художественному строю произведения. Исполненная благородной молитвенности каватина Валентина из «Фауста» контрастировала с по-французски презентабельной Вакхической песней Гамлета из одноименной оперы Тома, отцовские чувства в арии Жермона из «Травиаты» оттенялись переживаниями мятущейся души оскорбленного Станкара из «Стиффелио». К этому можно добавить еще и специфические нюансы музыкального языка французской и итальянской оперных школ.

Ладюк с честью выдержал испытание, искусно преодолев почти все стилистические рифы и в очередной раз подтвердив класс. Более того, за последние годы в его голосе стала ощущаться большая масштабность, не переходящая, однако, в вальяжную напыщенность, каковую можно наблюдать, скажем, у Д. Хворостовского.

Только в одном случае ощущение осталось немного двойственным – его Валентин. В этот раз вечер певцу не хватило здесь певучести и единого дыхания на величаво восходящих начальных нотах Avant de quitter ces lieux.

Но лучшими номерами сольной программы, на мой вкус, стали арии Графа ди Луна и, особенно, Станкара. Последняя спета Ладюком просто замечательно, с потрясающей сменой настроений от скорбных страданий собственно арии, обращенной к Лине, до вожделения мести в энергичной кабалетте Oh gioja inesprimibile, где певец продемонстрировал техничные переходы от легато к нон легато, красивую филировку звука…

* * *

А теперь следует вернуться к центральным номерам программы – двум дуэтам. Большая, если не сказать огромная, почти двадцатиминутная сцена Виолетты и Жермона настолько хорошо известна, что разбирать ее по косточкам нет необходимости – времени это заняло бы слишком много, да и придраться особенно не к чему. Скажу кратко – спели прекрасно, а уж Dite alla giovine просто на едином дыхании.

Василий Ладюк и Ирина Лунгу

А вот о финальном дуэте Таис и Атанаэля поговорим чуть подробнее – ведь это довольно редкий гость в нашей концертной практике. А зря. Чудесная музыка Массне заслуживает большего. И в этом можно было убедиться на «новооперном» концерте!

Собственно дуэт начинается со слов Таис: Te souvien-il du lumineux voyage (в русском переводе – «Ты помнишь наше лучезарное путешествие…»). Но в концерте сцена исполнялась в расширенном виде с возгласа Атанаэля Thais va morir («Таис умирает!») после того, как девушка явилась ему как видение – страдающий отшельник узрел ее умирающей в монастыре. Теперь он грезит новой встречей и хочет разыскать куртизанку, которой пленён. Сгущается ночь и начинается гроза. Разбушевавшиеся силы природы прекрасно и образно переданы Массне в небольшой оркестровой интерлюдии…

Звуками божественной темы знаменитого «Размышления» (Méditation) открывается финал, озаглавленный композитором как «Смерть Таис». Он весьма необычен по драматургическому и смысловому наполнению. Герои как бы поменялись ролями. Если ранее Атанаэль призывал куртизанку встать на путь истинный и презреть плотские радости, то теперь отшельник, наоборот, стремится к земной любви, а Таис уже вся устремлена к Богу. Они не слышат друг друга! Композитор подчеркивает это контрастным противопоставлением плавной мелодии партии Таис и взволнованной речитативной ажитацией у Атанаэля. Лишь перед самым концом на какое-то мгновение мелодика обоих обретает единство, затем в музыке звучит прерванная каденция с разрешением в IV ступень, создающая поразительный катарсический эффект (очищение души) и заставляющая вспомнить аналогичную гармоническую последовательность в пуччиниевской Nessun dorma!… и спустя несколько тактов – все завершается.

Ирина Лунгу и Василий Ладюк блестяще справились с труднейшей в художественном отношении сценой. На фоне проникновенной кантилены Ирины Лунгу изысканно прихотливым интонационным и ритмическим контрапунктом звучат возгласы Василия Ладюка. Кажущаяся дисгармония оборачивается полным художественным единением. Артисты живут внутри музыкальных образов. Это передается слушателю. Заслуженные и продолжительные аплодисменты тому порукой.

В этой сцене, как и во всех других, успех с певцами полностью должен разделить маэстро Лоран Кампеллоне, исполнительская манера которого, как уже отмечалось, исключительно пластична и вокально ориентирована. Дирижер как бы поет вместе с солистами, знает наизусть весь их текст, все его интонационные особенности. При этом оркестр Новой оперы выступал каждый раз именно в той ипостаси, которая ему была уготована композитором – когда аккомпаниатором, а когда и полноправным ансамблевым партнером.

маэстро Кампеллоне

В заключение несколько слов об оркестровых номерах. Были исполнены увертюры к операм «Король из города Ис» Лало, «Сила судьбы» и «Набукко» Верди, Прелюдия к 3-му акту «Травиаты» и два балетных отрывка: фрагмент из «Вальпургиевой ночи» Гуно и Вакханалия из «Самсона и Далилы» Сен-Санса.

Редкий опус Лало мне показался хоть и красивым по музыке, но несколько размытым по форме, не имеющим какого-то стержня. При этом ощущался легкий налет вторичности. Чувствовалось, что для композитора источником вдохновения является не родная французская музыкальная традиция, а скорее, немецкая романтическая в духе Шумана. В одном из мотивов я распознал, впрочем, даже начальные аккорды увертюры к вагнеровскому «Тангейзеру».

Хрестоматийная увертюра к «Силе судьбы» получилась довольно прямолинейной по звучанию, да к тому же слишком контрастной по темпам. Чрезмерно суетливый мотив судьбы неубедительно противостоял тягучим лирическим эпизодам, особенно соль-мажорной теме Леоноры. Зато зажигательная увертюра к Набукко» и проникновенная прелюдия из «Травиаты» прозвучали очень хорошо.

Концерт получился очень большим и длился почти три часа, однако время пробежало совсем незаметно, как всегда бывает, когда встречаешься с подлинным творчеством, когда артистов на сцене и слушателей в зале объединяет любовь к чудесному искусству оперы.

Автор фото — Д. Кочетков

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru