Реплика читателя

К нам в редакцию довольно часто приходят письма читателей. В большинстве своем в них поднимаются частные вопросы – кто-то хвалит, кто-то критикует тот или иной материал или спектакль, иногда предлагают новые темы для публикаций. Разумеется, мы на эти письма отвечаем, благодарим за интерес к нашему журналу.

Но это послание – в числе немногих, претендующих на самостоятельную публикацию. И мы решили его опубликовать, полагая, что читателям будет интересен взгляд непрофессионала, рядового зрителя – любителя оперы на некоторые актуальные проблемы оперной режиссуры, которые нынче активно обсуждаются. Автор – филолог с университетским образованием, москвичка – делится своими впечатлениями от просмотра «Евгения Онегина» в Геликон-опере, но разговор любопытен тем, что выходит за узкие рамки конкретного спектакля. Впрочем, пусть обо всем этом судит читатель.

27 апреля в московском театре Геликон-опера давали "Евгения Онегина". Волею судеб оказалась в этот вечер в Геликоне и я. Позвольте мне высказать мой сугубо личный (я на этом настаиваю) – дилетантский – взгляд на это действо.

Пока смотрела спектакль, пришла к любопытному выводу: режопера – это не когда костюмы не такие – а когда режиссер не верит автору. Как раз с костюмами у Бертмана всё в порядке – они несколько обобщены, в основном у хора, но это не режет глаз. Вообще, несложно понять, что спектакль ставил человек талантливый. Есть много тонких и умных находок. Но беда в том, что режиссера постоянно сносит в какую-то жуткую пошлость! А происходит это оттого, что Бертман ни за что не согласен поверить Чайковскому и Пушкину в том, что эта история происходит между нормальными людьми. По этой причине он совершенно искалечил женские характеры в опере. Он не верит, что в одной семье могут родиться две совершенно разные по характеру, но родные (!) девочки. И, тем более, - что они могут любить друг друга. Это неправильно! И поэтому Ольга превращается в домашнего монстра, который щиплет няню и терроризирует сестру, откровенно издеваясь над ней, и, между прочим, в открытую пытаясь отбить у нее предполагаемого поклонника! При полном попустительстве матери и гостей. Вообще "в этом доме" - стенка на стенку: Оля и мама против Тани и няни. Мама тоже из пустой барышни никак, по мнению режиссера, не может превратиться в толковую хозяйку. Вопреки сюжету пушкинского романа, вопреки содержанию либретто и музыкальному образу, созданному Чайковским, Ларина у Бертмана – это… старая Ольга, кокетка и пустышка, и тем противна до отвращения.

А что же любимая героиня Пушкина? А ничего! Девочка начиталась любовных романов (видимо, наших бумажных изданий), а по моим впечатлениям - скорее, насмотрелась бразильских сериалов. И получилось что-то вроде "вот бы и мне так". Бертман не верит, что могла быть такая Татьяна, какую написал Пушкин, какую услышал Чайковский; не верит, что книги могли переплавляться в душе девушки еще с чем-то – и становиться сущностью. Получается – это про нее: "уж не пародия ли он". У Бертмана – пародия. Я видела двух исполнительниц роли Татьяны в этом спектакле - одна играла "городскую сумасшедшую", другая – ПТУшницу. Ее слова никак не совпадают с жестами и гримасами, она как бы нанизывает подходящие к случаю цитаты, не из сердца, а из головы! Поэтому ужасно суетится и всё время мечется по сцене.

В обоих случаях – совершенно непонятно, как из этого недоразумения могла получиться княгиня Гремина... И зачем она вообще князю понадобилась!

И я всё время вспоминала то, что мне так запало в душу из интервью Анны Нетребко: "Эта история принадлежит 19-му веку, когда благородство, честь, гордость, верность – такие понятия еще существовали. Сейчас они почти не имеют смысла. А ведь у Пушкина все завязано на этом. Сейчас пытаются превратить это в какую-то сентиментальную историю. Я пытаюсь объяснить, что это не сентиментальная история, все гораздо глубже. Что русские характеры сложны уже по самой своей природе, и если вы будете пытаться это изобразить как любовную историю – ох, она ему отомстила, она его отвергла! – это глупо, это пошло, это не имеет никакого отношения ни к Пушкину, ни к Чайковскому."

И другое – сколько она читала, вдумывалась и пробивалась к пониманию Пушкина и Чайковского! Но это большая работа души – цирк сделать гораздо легче!

Вообще, единственным органичным женским образом в спектакле мне показалась няня...

Переутомившись, режиссер решил оставить мужские образы на усмотрение исполнителей. У прошлогодней пары получились вполне пушкинские образы, у нынешних исполнителей – чересчур опытный Ленский и нелепый Онегин... Одна мелкая неприятность - Онегин чересчур пылко пытается помириться с Ленским и .... вот угадайте! А Ленский стреляется сам!!! 15 секунд - и нет никакого Пушкина!

Гремин режиссера не интересует вовсе. Всё, что он о князе усвоил - это то, что тот "в сраженьях изувечен". А посему Гремин является миру в белом фраке и инвалидном кресле. И используется исключительно в качестве живой преграды между Татьяной и Онегиным. Но я не первый раз замечаю, что в неблагоприятных "предлагаемых обстоятельствах" Алексей Тихомиров оказывается способным играть образ, задуманный автором. Это ему удавалось и в тителевском "Борисе", и в черняковском "Руслане". И здесь в кратком диалоге они с партнершей смогли сыграть теплые человеческие отношения, которые с любовью описывают Пушкин и Чайковский. А ария Гремина - это был, увы, единственный номер во всем спектакле, который можно было слушать с удовольствием.

В торжестве пошлости важнейшую роль играет хор. Хористы так замечательно появляется! Среди деревьев, как бы издалека, подходят с песней "Болят мои скоры ноженьки со работушки..." и ... получают из рук Лариной бутылку первача (хотя вина хозяйка приказывает им подать во флигеле минут через десять!) Но хористам, видимо, невтерпеж, и режиссер их прекрасно понимает. В результате толпа "крепостных" ухитряется надраться с этой единственной бутылки так, что начинает шляться по господскому дому, хватая всё, что ни попадя. И дамам приходится выталкивать их собственноручно взашей. Нет, не прав был Пушкин, живописуя хозяйственные таланты Лариной-маменьки...

Далее этот же хор снова появляется в доме Лариных - уже в образе гостей на балу. Гости проявляют живейший интерес ко всей истории, причем – и эта находка у меня как раз почему-то не вызвала протеста – сразу же принимают Онегина как своего, как только он, по их мнению, пытается отбить чужую невесту. Они вовсе не сочувствуют Ленскому – наоборот: на словах "В нашем доме" они во главе с Лариной указывают Ленскому на дверь! Спорно - но не смертельно. Хуже другое. Окончание хора гостей исполняется... как бы это поизящней выразиться ... в коленно-локтевой позиции. Видимо, предполагалось, что ведут они себя как собаки – не знаю. Хорошо хоть в этот раз дамы не избивали Ленского сумочками для рукоделия, как это было год назад, а то я всё опасалась: там ведь спицы, иголки – эдак Ленский мог и не дожить до дуэли! Впрочем, в данном случае, это было бы к лучшему...

Самое забавное – это вообще характерно для «режоперной» ситуации - что я еще ничего не сказала о музыке! Пожалуй, хор – номинант International Opera Awards, между прочим! – звучал наиболее прилично. Потому что музыка в этой постановке, да нет, в этом театре, основной частью спектакля, как правило, не является. Иначе никак невозможно объяснить чудовищное качество вокала! Здесь так заняты игранием, что остальное отходит на четвертый план. Вот, например, вступление – совершенно зряшная трата времени. И поэтому во время него на сцене всё время какая-то "движуха". И вообще, суета на сцене не прекращается даже в ... сцене письма Татьяны! Какой уж тут вокал! Видимо, так в представлении режиссера выглядит "суетность света"? Может быть, я не знаю... Я знаю только, что ни Пушкин, ни Чайковский этого не писали. И самое главное: нигде не написано, что это "Евгений Онегин" по версии Бертмана или хотя бы, что это "по мотивам" Чайковского! – Нет, действо называется опера Чайковского "Евгений Онегин".

Я начинаю впадать в банальность. И, наверное, желание видеть на сцене именно то, что написал автор, говорит о моей культурной отсталости. Но мне кажется - попытки перетолковывать авторский замысел говорят о неспособности его понять. Я так думаю.

P.S. Когда я уже закончила свою печальную повесть – случайно наткнулась вот на такое высказывание Дмитрия Бертмана: "Для режиссёра драмы музыкальный театр – своего рода «бизнес». Прежде всего, это возможность выхода во внешний мир, поскольку снимается проблема языкового барьера – основным средством общения становится музыка. Это иные, более высокие, гонорары; внушительные бюджеты. Образно говоря, музыкальная режиссура – скорее «кремовый торт», чем «коржик»".

Видимо, иные оперные режиссеры вслед за драматическими тоже не могут устоять перед искушением «кремовым тортом»? Что ж, это многое объясняет...

Елена Васютина

На фото с официального сайта театра: сцена из спектакля

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru