200-летию великого итальянского композитора Джузеппе Верди, которое широко и повсеместно отмечается в этом году и уже в этом сезоне (хотя сама юбилейная дата приходится уже на следующий театральный сезон), Екатеринбургский театр оперы и балета посвятил постановку сложнейшей и, по мнению большинства музыковедов и историков оперы, лучшей оперы маэстро – «Отелло». Это произведение – нечастый гость на российских театральных сценах, причиной чего справедливо считается сложность музыкального материала и драматический накал ведущих партий, в особенности титульной теноровой: найти хорошего Отелло – немалая проблема, впрочем, не только сегодня и не только у нас. Во всем мире признанная вершинной в творчестве композитора опера заметно уступает по количеству постановок таким наиболее популярным партитурам Верди как «Аида» или «Травиата». В сегодняшней России единственная идущая постановка этой оперы сделана в 2010 году в Нижнем Новгороде (режиссёр – В. Милков).

Из репертуара столичных театров «Отелло» выпал уже достаточно давно, хотя, конечно, нам всем памятны московские работы Бориса Покровского в Большом театре (1978) с Владимиром Атлантовым и Зурабом Соткилавой, и Алексея Бородина в Театре Станиславского (1996) с Вячеславом Осиповым.

В Екатеринбурге за сто лет истории местного оперного театра обращаются к «Отелло» уже в седьмой раз, что является, конечно, впечатляющим показателям – вряд ли где-либо ещё в России эта опера ставилась также часто. И в этом сезоне театр не стал ломать традицию, и не испугался сложности партитуры. Впрочем, удивляться не стоит: в столице Урала сегодня работает великолепная команда профессионалов, которая ставит перед собой амбициозные задачи и с блеском с ними справляется. Достаточно вспомнить блистательную недавнишнюю премьеру театра – россиниевского «Графа Ори», с успехом прошедшего на гастролях в Москве в рамках последней «Золотой маски». Делать «Отелло» взялась та же команда смельчаков – главный дирижёр театра Павел Клиничев, режиссёр Игорь Ушаков, художники Алексей Кондратьев и Ирэна Белоусова. Высказывание получилось не менее впечатляющим, но совсем иным.

Создатели спектакля хотели уйти от конкретики исторического, традиционного спектакля и одновременно не впасть в экстремизм современной «режиссёрской оперы», и им это удалось. Единственный возможный путь – это спектакль-абстракция, где символическое и вневременное подано ярко и глубоко, где нет привязок к эпохе (ни к 15 веку, ни – по моде нынешнего века – к нашей действительности), где поднимаемые проблемы показаны максимально обобщённо, но оттого не менее драматургически действенно и убедительно.

«Отелло» в Екатеринбурге в целом спектакль очень тёмный по своему колориту (художник по свету Евгений Виноградов): и это не его недостаток, но убедительное решение – мрачна сама история о поверившем навету негодяя главном герое, темна как ночь душа злого гения Яго – демиурга душераздирающей трагедии. Яркий свет появляется лишь в торжественной сцене прибытия венецианских послов, но и это освещение зловеще красных тонов только усиливает ощущение фатальности, его кажущаяся на первый взгляд праздничность эфемерна, она – продолжение всепоглощающей, вселенской шекспировской трагедии. Белые светящиеся треугольники в руках у массовки: это и звёзды южного неба, под которыми расцветает любовь мавра и юной патрицианки, это и треугольник главных героев – эти яркие точки-вкрапления только подчёркивают давящую темноту безысходности.

В «Графе Ори» художник использует грубые материалы – рифлёное железо, деревянные балки, и эти же средства используются и в «Отелло», но насколько же иначе они формируют атмосферу спектакля! Ломанные линии, острые углы, пустые глазницы проёмов создают ощущение жестокости изображаемого мира, его неуютности, несовместимости с простым человеческим счастьем. Главный визуальный лейтмотив постановки – многоугольную внушительную конструкцию – постановщики трактуют как стилизованную морскую волну, символически обозначающую то место (венецианский Кипр), где разворачивается шекспировская драма. Но в большей степени эта молния-зигзаг, кажется, свидетельствует об изломах судьбы, о неизбежной и предопределённой трагедии, о злом роке, пронзающем жизнь и счастье главных героев, испепеляющем их будущее. Этот символ метафоричен и многогранен, находка в высшей степени удачная – одним штрихом, одним росчерком задающая тон всему действу.

Сознательный уход от конкретизации места и времени даёт широту для высказывания постановщиков. Костюмы не отсылают к какой-то эпохе, но в них угадываются элементы средневекового платья, венецианские мотивы (в одеждах послов), в то же время они просты в своём символическом обобщении – белые одежды влюблённой пары, чёрная экипировка Яго, красные облачения для торжественного официоза, заканчивающегося прилюдным унижением Дездемоны: всё читаемо и созвучно драматургии оперы. Белокурый ангел Дездемона в екатеринбургском спектакле носит дреды: это и символ независимости её характера (что несколько идёт вразрез с традиционным пониманием этого образа), но и где-то свидетельство преданности своему африканцу. Отелло – без привычной тёмной краски на лице, но вертикальная чёрная линия, идущая по лбу и переносице, может говорить сразу о многом – и о ритуальном калечении, свойственном какой-то чужой цивилизации, выходцем из которой является главный герой, и о его боевых заслугах, и о внутреннем душевном расколе. Тотально беременные женщины массовки – словно укор разрушенному семейному счастью центральных героев, чья трагедия разворачивается там, где вокруг – любовь и как её следствие – зарождение новой жизни.

Екатеринбургский «Отелло» полон символики, иногда неочевидной, завуалированной, иногда, предельно ясной, конкретной – угадывать и домысливать в этом спектакле интересно, но это не превращается в головоломку, ребус, любопытные сами по себе, в отрыве от содержания драмы: эти метафоры органично вплетены в музыкально-драматургическую ткань повествования, и оттого работают на углубление, усиление смыслов. Темпоритм режиссуры предельно созвучен музыке Верди, и оттого при всех новациях и неочевидностях воспринимается очень логично и естественно.

Музыкальное решение такой оперы как «Отелло» во многом зависит от того, найден ли исполнитель титульной партии: без героического тенора представить это произведение весьма трудно, если вообще возможно. Екатеринбургский театр пригласил сразу трёх исполнителей – литовца Кристиана Бенедикта, новосибирца Олега Видемана и москвича Романа Муравицкого. Довелось послушать только последнего: певец выдаёт максимум своих возможностей, проводит роль драматически убедительно, образ складывается. Однако, собственно голосовые ресурсы Муравицкого недостаточны для этой масштабной партии, и, конечно же, хотелось бы услышать в этом спектакле более яркое, «призывное» пение.

Зато двое других солистов приносят полное удовлетворение. Великолепна работа маститого Валерия Алексеева в партии Яго: именно он становится центром спектакля, и известное намерение композитора назвать именем именно этого героя всю оперу в данном случае не кажется экстравагантным. Яго Алексеева – не просто хитрый, коварный злодей: это очень умный человек, тонкий психолог, и оттого стократ опаснее. Интонации его пения то вкрадчивы, то злы, богатая динамическая палитра нюансов даёт нам для этого Яго звучание от громоподобного до едва различимого. Вокальная форма певца великолепна, но она как бы вторична перед цельностью образа, создаваемого артистом прежде всего вокальными средствами, но не только ими – и сама актёрская игра вызывает восторг своей тонкой нюансированностью, гибкостью, органичностью. Это редкий по своей убедительности Яго – настоящее воплощение многогранного мирового зла.

Екатеринбурженка Елена Дементьева – не менее интересная Дездемона. Её золотое сопрано обжигающе ярко и беспредельно красиво, в этом умелом, пластичном пении нежнейшая лирика сочетается с решительными интонациями стойкой, сильной натуры. Режиссёрская концепция делает Дездемону отнюдь не жертвой обстоятельств, и Дементьева находит необходимые краски в своём голосе: её героиня не только «чистая горлица», но и полная внутреннего содержания и достоинства личность, не менее значимая, чем её героический супруг. Сложнейшая финальная сцена со знаменитой Песней об иве проведена артисткой блистательно.

«Отелло» - опера, в которой роль оркестра неизмеримо выше, чем во всех прочих произведениях композитора, включая «Аиду» и Реквием. Роль хора также важна, хотя и уступает таким «хоровым» операм маэстро как, например, «Набукко». У Екатеринбургского театра – превосходные, даже первоклассные коллективы, которым такая сложнейшая партитура как «Отелло» оказывается абсолютно в пору.

Маэстро Клиничев и ведомые им музыканты подарили настоящий звуковой катарсис: драматическое напряжение росло от картины к картине, разрешившись в финале полностью убедительным откровением. Премьерные спектакли дают в театре блоком в четыре вечера, и на третьем из них поначалу почувствовалась некоторая усталость, даже вялость в звуке – а для такой важной сцены, как «Буря» это если не катастрофа, то весьма нежелательный эффект. Минутное сомнение в возможностях реализовать великую партитуру рассеялось очень быстро: дирижёру удалось «взнуздать», встряхнуть исполнителей в считанные секунды, в спектакле сразу появилась динамика, драйв, яркость, и дальнейшее его развитие шло с нарастающим эффектом. Трудно даже выделить более удачные сцены: лирические были проникновенны, драматические – вулканически насыщенны, зловещие, драматургически переломные – по-настоящему страшны.

«Отелло» в Екатеринбурге – неоспоримый успех труппы, очередная демонстрация больших возможностей коллектива одного из ведущих оперных театров России, которому по плечу сегодня очень многое, включая сложнейшие, часто и справедливо считающиеся практически «неподъёмными» произведения.

Фото: uralopera.ru

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru