Завершение 12-го Пасхального фестиваля подарило москвичам и всем, оказавшимся 16 мая в Большом зале консерватории, знакомство с удивительным оперным шедевром: «Бенвенуто Челлини» Берлиоза из тех редких в искусстве совпадений, когда о жизни одного гения берётся рассказывать творец, равный ему. «Произведение, опередившее своё время» - это клише давно прилипло к «Челлини» Берлиоза. Провалом закончилась премьера в Париже в 1838 году, а сокращённая редакция 1852 года, «веймарская», прошедшая под управлением самого Ференца Листа, имела успех. Но репертуарной опера так и не стала, после смерти композитора была забыта как «спящая красавица» более чем на целый век, первая полная аудио-запись осуществлена только в 1972 году с эталонным заглавным исполнителем Николаем Геддой.

Не буду перечислять здесь все наиболее значимые постановки и записи «Бенвенуто Челлини», которых и в 20-м, и в первое десятилетие 21-го века по-прежнему не много. Хотя уж современного слушателя яркая, неизбитая мелодичность Берлиоза, богатство оркестровки этой оперы напугать никак не может. Разве что приятно удивить находками, предвосхитившими более чем на полвека экспрессионистские приёмы Пуччини или Рихарда Штрауса. Причина нерепертуарности «Бенвенуто Челлини» только одна: огромная сложность как вокальных партий, так и партитуры для оркестра.

В отличие от большинства современников, при написании опер рассчитывавших на возможности имевшихся в наличии певцов и, как правило, среднего уровня оперные оркестры, пламенный романтик Берлиоз словно надеялся на некий абсолют. Особенно это касается партии главного героя, как он называл «гениального бандита» Челлини. Тенор здесь должен обладать вагнеровской мощью голоса, чтобы не потонуть в огромном оркестре, французской гибкостью фразировки, и плюс стабильными белькантово яркими верхними нотами. Справедливости ради: Вагнер своих Зигмундов и Парсифалей не мучает выше си-бемоля, весь «марафон» больше на средней тесситуре, а Рихард Второй, который Штраус, и вовсе не любил теноров, потому в его операх дамским любимцам отведены даже если и значимые роли, то всегда небольшие по объёму.

Несостоявшийся медик Берлиоз, создавая партию Челлини, словно захотел доказать скрытые резервы физиологии тенора. Богатство и разнообразие красок, запоминающийся мелодизм, огромный объём партии под стать ренессансному могучему прототипу персонажа, чьи изделия бесценны, а мемуары читаются взахлёб и поныне. Но исполнителя поджидают гигантские регистровые скачки, частая смена ритма, словно не для живой человеческой плоти написано, а для совершенного инструмента, как привет от нововенцев и далее, вплоть до наших дней.

Сергей Семишкур, исполнивший титульную партию в этот раз, справился со «стахановской» нагрузкой очень достойно. Живьём слышала этого певца впервые и, признаюсь, он значительно превзошёл себя же по сравнению с записями в You Tube. Тембр голоса, поначалу резкий наверху, и как-то слишком прикрытый на середине, вскоре стал нравиться своей плотностью, «пробойностью» оркестра. Чуть интонационные помарки заметила только в 1-й картине, далее – лучше, всё уверенней и складнее по нарастающей. Выразительна была ария из 2-й картины с пиано на втором куплете, хорош дуэт с Терезой из 3-го акта, когда влюблённые соединяются для побега. Все разножанровые ансамбли исполнены слаженно, с прочувствованным французским. Апофеоз Семишкура – заключительная сцена отливки статуи Персея. Словно на втором дыхании, он пел так мощно и надёжно, будто только начал входить во вкус. В трактовке не хватало разве что гедонизма собою любимым и раскованности, но, учитывая всё выше сказанное о партии Челлини, это уже сверх, как пожелание на будущее.

В партии возлюбленной великого мастера Терезы предстала очаровательная Анастасия Калагина. В напевной арии из 1-й картины с соло гобоя, практически «выходной» чувствовалась некая робость. Но далее быстрая часть этого же номера была исполнена очень изящно, с французским шармом. Замечательное лирико-колоратурное сопрано подарила природа стройной миловидной Анастасии, такое заливисто звонкое, чуть с «ретро» привкусом советских соловьёв типа Галина Ковалёвой или Бэлы Руденко. Но при том с абсолютно современной европейской техникой, позволяющей словно играючи рассыпать фиоритуры и сквозь оркестровое тутти и даже в финале звучать свежо и округло.

В отсутствие «соперницы» по сюжету второй женский голос – мальчик Асканио, юный ученик Челлини. И здесь французы могут обзавидоваться – ну нет, не бывает у них таких голосов, их меццо-травести это, как правило, нечто темновато-лёгонькое, лишь условно отличимое от сопрано, главное, чтобы фигура певицы позволяла одеть брюки или трико. Юлия Маточкина наверняка будет хороша и в мужском костюме, потому что в концертном платье прелестна. А голос! Давно не слышала, чтобы меццо-сопрано было густо, как контральто, но при этом и радостно звонко. Плюс хорошее владение столь драгоценным инструментом. Партия Асканио не велика, но в заключительной картине есть чудесная ария, типа канцонетты, весёленький пустячок, очень эффектный. Исполнила этот номер Юлия Маточкина прекрасно, заслужив короткие, но дружные аплодисменты.

Женские голоса классически дополняли друг друга в небольшом дуэте в картине «Пепельной среды». К тому же обе солистки очень удачно оделись: сопрано в серебристо-салатовое с узором почти историческое платье, а меццо – в насыщенно изумрудное, более строгое. Эти тона гармонировали на сцене, на девушек было приятно смотреть, даже когда они молчали.

Интересный глубокий бас и замечательную музыкальность, текстовую осмысленность показал Юрий Воробьёв, отец Терезы, папский казначей Джакомо Бальдуччи, постоянно преследующий влюблённых. У него красивые нижние ноты, ровно и качественно звучит весь диапазон. Даже странно было узнать из буклета, что этот певец в родном театре исполняет только маленькие роли.

Партия Фьерамоски, тоже скульптора – соперника Челлини и в творчестве, и в любви, неблагодарна со всех сторон: образ несимпатичного интригана и завистника решён соответствующими колюче-резкими интонациями. Пения много, но сольный номер один, небольшой, почти в финале. А вокальных трудностей и неудобств предостаточно! Андрей Попов, исполнитель этой роли, действительно харизматичен, как сказано в буклете. У него настоящий характерный тенор, при том не визгливый, как это бывает зачастую, а темноватый. Спето и сыграно, именно так, без преувеличения, им было всё чётко, выпукло, с полной самоотдачей. И фактура артиста – вся из мускулов фигура и выразительное лицо чеховского персонажа дополняли образ.

Из небольших партий нельзя пройти мимо «свадебного генерала», появляющегося в финале папы Климента VII, который сначала угрожает художнику расправой, а затем властью Понтифика награждает Челлини за отлитого Персея и соединяет с любимой Терезой. Конечно, имя народного артиста России Геннадия Беззубенкова на слуху, но по-настоящему слышать не приходилось, а солидный возраст певца вызывал сомнения, что будет нечто особенное. Но с первой же фразы была покорена какой-то винтажной «марочностью» этого чёрно-бархатного тембра. Даже слишком благородный папа получился. Реальный Климент VII, в миру Джулио Медичи, тот ещё был тип, отдавший Рим в 1527-м на разграбление испано-французским наёмникам и упрямо не давший развода Генриху VIII, что откололо навсегда Англию от католичества: его кончину в 1534-м римляне не оплакивали, совсем!

Кратко перечислю остальных компримариев: Помпео, бандит – баритон Сергей Романов, Трактирщик – тенор Андрей Зорин, художники-подмастерья: Франческо – тенор Дмитрий Колеушко и Бернардино – бас Олег Сычёв. Каждый из них достойно внёс свою лепту в общее музыкальное полотно.

Почему-то все мы, пишущие о выступлениях мариинцев вообще и на этом Пасхальном фестивале в частности, не сговариваясь, восхищаемся выносливостью оркестрантов. Это правда. Но и хору Мариинского театра под управлением Андрея Петренко можно хотя бы виртуально отдать земной поклон. Потому что петь каждый день без выходных по нескольку концертов в день, переезжать постоянно, недосыпать, ещё труднее, чем играть на инструментах. И никакая выучка, бывает, не в силах противостоять элементарной усталости, когда звучание хора становится формальным. Странно, но после накануне спетого насыщенного «Аттилы» Верди в КЗЧ, хор Мариинского театра словно омылся живой водой в гораздо более сложном материале Берлиоза. Не зря так метафорично выразился о хоровых страницах «Челлини» Ференц Лист: «Здесь впервые толпа заговорила своим мощным голосом». Особенно запомнилась темпераментная сцена римского карнавала.

Оркестр, ведомый маэстро Гергиевым, снова показал себя во всей красе и мощи. Кое-где в сложных ансамблевых местах намечались расхождения с хором и солистами, но в рамках приличия, и быстренько подтягивались. Но, опять же, сравнивая с Верди в предыдущий вечер: или Валерию Абисаловичу партитура Берлиоза, повествующая о мятежном творце Возрождения, кровно ближе, или Большой зал консерватории более приспособлен для фортиссимо, но ни разу не возникло ощущения перегрузки звучностью оркестра в ущерб певцов. Кроме традиционного «мяса» у струнных особо порадовала слаженная «банда» - тяжёлая медь (валторны, тромбоны, туба) в сцене «Пепельной среды». Ну где, где Гергиев таких находит? Остальные плачут про отсутствие классных медных духовиков в России в принципе! Проникновенно солировал в карнавале английский рожок, с ним соперничал в певучести редкий инструмент эуфониум, теноровая туба. А какой царственный удар там-тама (это тоже не всегда удаётся) знаменовал в финале рождение из тигля шедевра – статуи Персея!

При всей завлекательной авантюрности сюжета, наполнение великолепной музыкой и качественным пением было так велико, что о каком-то сценическом воплощении даже не мечталось. Жалость и недоумение вызывают режиссёры, подобные Василию Бархатову. Он, поставив «Бенвенуто Челлини» в 2007 году на сцене Концертного зала «Мариинский» в виде капустника с ростовой куклой белого зайца и шокирующим Сергеем Шнуровым в роли чтеца от лица самого Художника, декларативно заявил: «Кому сейчас интересен и нужен 16-й век в трико и со шпагами?» Надеюсь, не одинока в своей влюблённости именно в эпоху «заката титанов», потому что тогда творили противоречивые натуры, совмещавшие парадоксальным образом «гений и злодейство». А художники 19-го века заново открыли миру многих деятелей Возрождения, почувствовав своё духовное родство с ними. Душевное спасибо Валерию Гергиеву «со товарищи», что дали почувствовать в неискажённом виде сплетённый воедино великий дух Возрождения и романтизма.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru