Белорусская меццо-сопрано Оксана Волкова хорошо известна в России: она стажировалась в Молодёжной программе Большого театра в Москве, часто выходит на его сцену и сегодня. Наши рецензенты не раз отмечали красивый голос и мастерство певицы, посещая её спектакли и концерты в Москве и Минске. Сегодня карьера Волковой активно развивается по обе стороны Атлантики, она уверенно вошла в число международных оперных звёзд современности.
Как состоялось ваше первое знакомство с оперным театром? Может быть, вы помните первый спектакль, который посетили?
Боюсь, что и не вспомню первого знакомства. В юности я не была поклонницей оперы, но всегда любила оперетту. Я и петь серьёзно начала потому, что была под впечатлением от опереточных героинь - Сильвы, Марицы, Принцессы цирка. Волшебный мир красивых платьев, красивых людей, настоящих чувств и эмоций, музыки и ощущения праздника.
Как вы стали оперной певицей?
Я училась в школе с музыкальным уклоном. Это такая красота! Общеобразовательные предметы чередовались с музыкальными. Когда после физики идёшь на музыкальную литературу, а после математики - на сольфеджио. А ещё было обязательным посещение какого-нибудь коллектива: хора, оркестра, танцевального кружка или фольклорного. Мне повезло, что классическим вокалом тоже занимались достаточно профессионально. Валентина Садовская, солистка нашего театра, готовила ребят для поступления в Академию музыки. Я смогла взять у нее максимум и поступить на подготовительное отделение Академии. И тут мне повезло с педагогом. Лидия Галушкина вложила в меня всю свою душу и все свои знания. Она никогда не считала часы, занимаясь со мной каждый день внеурочно. Результатом такой работы стало приглашение в Большой театр оперы и балета Белоруссии.
Какой был ваш первый спектакль?
Мне сразу предложили спеть Ольгу в « Евгении Онегине». Но дебютом стала роль Фёдора в опере «Борис Годунов». Я спела её дважды, и больше никогда в моей жизни мне не предлагали её исполнить. После этих двух ролей меня очень быстро взяли в работу и ввели в текущий репертуар.
Вы участвуете в разных постановках оперы «Кармен» (в белорусском Большом театре, в московском Большом, в театре «Колон», в Латвийской национальной опере). Чем отличаются образы главной героини в этих спектаклях?
Моя Кармен формировалась и росла со мной на протяжении долгого времени, пока я нашла нужную вокальную свободу. Теперь, как мне кажется, я могу сделать всё даже в самой сложной интерпретации, хоть меня подвесь под потолок, хоть вниз головой.
Все дирижёры и режиссёры, которые со мной работали, привносили что-то своё. Я всё беру, ни от чего не отказываюсь, сохраняю в своей копилочке, а в нужный момент достаю. Особенно ценны уроки с носителями французского стиля и языка. Со мной работали Лоран Кампелоне, Эммануэль Жоэль-Орнак, Марк Пиоли, Пьер Валли и другие.
Самое главное для меня - это даже не режиссёрская концепция, а то, что я могу сказать в этом образе, что я чувствую в данный момент к своему партнёру, к персонажу. Кармен, на мой взгляд, должна быть очень гибкой вокально и иметь в своём арсенале очень много красок. Важно найти свою трактовку, свою интерпретацию, свою свободу. И всё это в рамках французского стиля и традиций опера комик.
Мне бы не хотелось сравнивать постановки, режиссёров и партнёров. Все они мне близки, всеми очень дорожу. Конечно, никогда не забуду свой дебют в этой роли в Минске.
Маргарита Изворска работала со мной долго и очень подробно, доверив мне дебют в 25 лет. Я до сих пою в этом спектакле. Хотя, для меня ближе почему-то не традиционные решения в «Кармен», а современные. Я очень люблю постановку Большого театра режиссёра Дэвида Паунтни и спектакль Латвийской оперы в постановке Андрейса Жагарса. Я пою оба этих спектакля постоянно в течение нескольких сезонов. В одном спектакле Кармен – типичная femme fatale, в другом - настоящая хулиганка.
В театре «Колон» традиционная постановка, но это «Кармен» в аргентинском понимании. Мне очень понравилась работа с режиссёром Эмилио Саги, который не говорил точно и конкретно, что я должна делать. Была какая-то приблизительная география, но он мне доверял, говорил: «Делай, покажи, что ты можешь». Я выходила и пела так, как я это чувствую. Аргентинцы совершенно по-другому реагируют вообще на женщину, на певицу, на музыку, у них эта страсть в крови. Это какое-то сплошное проживание. Я только выходила в Хабанере, я уже видела это море глаз. И вот он сидит, он сейчас выпрыгнет просто из кожи, только чтобы я подошла к нему и только дотронулась до него или сделала какой-то жест. На самом деле, это так помогает! Это так вдохновляет, когда ты выходишь, и тебе все люди на сцене показывают, что ты – Кармен! Что тебя так ждали, что тебя так хотят, что тебя так любят! И ты ходишь и думаешь: «Боже, какая прелесть!» И совсем не надо думать, как сделать тот или иной жест, потому что это естественно происходит. Это удивительно.
Можете ли вы назвать какие-либо важные для вас режиссёрские подсказки в трактовке этого образа, которые вам дали бы ключ и запомнились бы?
Их было столько, этих подсказок. Хорошо, что есть возможность постоянно слышать что-то новое, потому что актер и певец должен быть всё время в развитии. Такого нет состояния, что ты всё знаешь, и всегда будешь делать именно так. Большая опасность – это определённые штампы, которые с одной постановки несёшь в другую. Например, испанские жесты в «Кармен». Как правило, тело помнит то, что делаешь очень часто. Но в современных спектаклях пластика должна быть совсем другая. Конечно, режиссёры мне первым делом указывают на то, где у меня есть зажим или штамп. Например, я определённым образом общаюсь с партнёром, а нужно по-другому. Мне очень нравится, что мы ставим разные танцы. Хорошо, когда на прошлый опыт накладывается ещё какой-то, и сейчас я, например, могу импровизировать. Где-то с одной постановки, где-то с другой, где-то с третьей.
Расскажите, пожалуйста, о том, каким Вы видите образ Любки в «Седой легенде».
Я очень люблю этот спектакль. Он уже ставился в нашем театре много лет назад и имел огромный успех. Прекрасная музыка Дмитрия Смольского, национальный колорит, яркие актёрские и вокальные образы, прекрасная сценография и костюмы, отличная режиссёрская работа Михаила Панджавидзе. Либретто написано классиком белорусской литературы Владимиром Короткевичем. Спектакль в целом смотрится как кино, очень динамично и ярко. К моей героине Любке отношусь с большой симпатией. Она, конечно, главный отрицательный персонаж, которого, как известно, играть всегда интересней. Огромная палитра чувств, настроений и эмоций выделяют её в опере и притягивают внимание и сочувствие. Мне очень её жаль, как жаль Амнерис, погубившую свою любовь, и Любашу, не нашедшую счастья и покоя. Ситуация, в которой оказывается Любка, эта злость, эта обида, эта слепая ревность – всё результат того, что это человек несчастный. И, конечно, мне её лично очень жаль. И в начале оперы, и в конце. И вообще мне всех своих героинь жалко, как я уже говорила. Например, меня иногда упрекают, что моя Амнерис во время суда уже ломается, а не остаётся гордой египетской царицей. Но я вижу этот образ так. Не может она лично приговорить своего любимого человека и остаться гордой и холодной.
Вы пели Маддалену в постановке «Риголетто», которая транслировалась из «Мет» по всему миру, только не в Белоруссии. Как вы думаете, можно ли как-то изменить эту ситуацию?
Как не прискорбно это подтверждать, но даже если на сегодняшний момент появится кинотеатр, где будут транслировать оперы, я сомневаюсь, что люди придут и будут их смотреть. У нас сейчас зарождается интерес к опере, но это только самое-самое начало. Может быть, я, конечно, ошибаюсь, но мне кажется, что пока мы ещё не созрели для оперного кинотеатра. Любовь к опере нужно воспитывать с детства, чтобы мы получили публику.
Сейчас наш театр многое делает для того, чтобы рекламировать свои спектакли и своих певцов. На мой взгляд, это началось после ремонта театра. Люди, которые работали здесь раньше, у нас во многом недооценены. Многие не имеют званий, потому что их очень трудно было получить. Молодёжь в театр не брали много лет. Принимать молодых в труппу начали, может быть, даже с меня. Это был нонсенс, когда студентку третьего курса взяли в театр. Тогда театр возглавлял маэстро Александр Анисимов, он разглядел во мне потенциал.
Вы упомянули маэстро Анисимова, жаль, что он сейчас так редко в театре дирижирует. Недавно был такой подарок - «Аида».
Да, все солисты, вся труппа была очень рада. Прошлым летом у нас была премьера, восстановление спектакля «Евгений Онегин». Он занимался этим восстановлением. И я хочу сказать, что, конечно, для труппы это был большой праздник. Я вообще не помню, чтобы на спевках сидели все три состава исполнителей и слушали, как дирижёр работает с солистами. Мне лично очень жаль, что Александр Михайлович – редкий гость в нашем театре.
Кто для вас в спектакле более важен, дирижёр или режиссёр?
Трудный вопрос, дирижёр или режиссёр. Я думаю, что всё-таки дирижёр, и всё-таки музыкальная часть спектакля для меня более важна, чем режиссёрская, если уже выбирать. Конечно, если одно с другим не спорит и одно другое подкрепляет и поддерживает, это идеальный вариант.
Есть спектакли, сделанные с большим вкусом и с оригинальной режиссёрской идеей, как, например, «Евгений Онегин» в Большом театре. Хотя эту постановку не ругал только ленивый, я считаю, что это – выдающаяся интерпретация. Да, это другой взгляд на Онегина: там нет снега, нет дуэльных пистолетов, нет привычных клише. Но это очень тонкий, построенный на психологических нюансах спектакль. Трагедию Ленского режиссёр показал как трагедию человека, который оказался в толпе совершенно чуждых ему людей. И эта толпа его губит и доводит до отчаяния, которое потом перерастает в трагедию. Там образ Ольги интересно решён, тоже не традиционно, это - не такая резвушка-поскакушка, бездумная кокетка. Когда режиссёр объясняет мне, как я должна себя вести с Ленским, у меня просто комок в горле стоит. Ольга тоже часть этой толпы, которая методично добивает Ленского, по незнанию или по своему характеру, уже непонятно, но она с ними, с этими людьми, которые могут человека, не похожего на них, открытого, душевного уничтожить. Спектакль вызывает необыкновенные эмоции у человека тонко чувствующего. Он объехал с гастролями весь мир. Это был такой успех!
Что вы цените в партнёрах по сцене, с кем вы с особым удовольствием работали?
Я очень люблю партнёров с хорошей реакцией, которые быстро ориентируются и могут действовать по ситуации. Я ценю ощущение партнёрства, когда человек не тянет одеяло на себя. В нашем театре, например, мы работаем вместе с Эдуардом Мартынюком. У него не только реакция быстрая, он ещё и очень остроумный человек, а я всегда готова смеяться и радоваться. Конечно, все партнёры, с которыми я работала в «Метрополитен» - профессионалы с большой буквы. Например, Пётр Бечала, один из первых теноров в мире, и при этом такой тёплый, такой открытый, такой душевный, постоянно улыбается, шутит, с ним настолько комфортно. И Стефан Кочан, и Желько Лючич - все великолепные. Сложно всех отметить, но с партнёрами мне всегда везло.
Когда вы работаете над ролью, слушаете ли вы записи других исполнителей?
Раньше я никого не слушала. Мне казалось, что я сама – молодец, что сейчас сама всё сделаю так, как думаю, как чувствую. Достаточно долго я жила в таком заблуждении. В Большом театре, во время учёбы на Молодёжной программе, Дмитрий Вдовин, замечательный педагог, постоянно спрашивал: «Кого ты слушала, кто тебе нравится?» И я поняла, что у меня в этом отношении большой пробел. Я начала слушать больших певцов, и многое для меня прояснилось. Самый большой камень преткновения для русских и белорусских исполнителей – это, прежде всего, язык оригинала. Наше произношение – очень плохое, как правило. Если не заниматься много языком, то слышны ошибки. Конечно, поначалу, когда работаешь только в своём театре, на это внимания не обращаешь, никто не делает замечаний. Но как только пару раз выступаешь в других местах, то тебе сразу же ставят большой минус. И если не обратить на это внимания, не начать этим заниматься, то карьеру сделать невозможно. Мне посчастливилось вживую слушать многих великих на сегодняшний день исполнителей. Это и Анна Нетребко, и Мария Гулегина, и Рене Папе, и Диана Дамрау, и Рене Флеминг, и Джойс ДиДонато. И когда слушаешь таких певцов, понимаешь, насколько отстаёшь. Когда это осознание приходит, надо бежать бегом и работать: много слушать хорошей музыки, хороших исполнителей, очень много заниматься языком, много смотреть. Информационное поле должно быть очень большое. Только тогда будет рост. Я благодарна судьбе, что у меня была Молодёжная программа Большого театра, потому что это было как раз то место, где я поняла, что ничего не могу, ничего не умею пока, и мне нужно что-то быстренько делать.
Вы участвовали и побеждали во многих конкурсах. Что даёт конкурс вокалисту?
Не скажу, что много побеждала, где-то пятьдесят на пятьдесят. Иногда вообще ничего не занимала, но очень много ездила. Мне всегда нравился сам процесс. Потому что это тоже образование: слушаешь и начинаешь понимать, что ценится. Я мало участвовала в откровенно коррумпированных конкурсах. В основном, это были конкурсы высокого уровня, и там, где я не побеждала, я понимала, почему так произошло. Я участвовала, наверное, в двенадцати конкурсах. Например, в конкурсе Страсбургского фестиваля. Там не было студентов, это были уже состоявшиеся исполнители. Я там не получила приз, получила диплом, потому что победитель был один всего, но я понимала, почему победитель именно этот, а не я. Значит, я сделала какие-то ошибки в программе, в презентации. Прежде всего, это мой багаж.
В основу вашего проекта «Опера-модерн» легла идея совместить классические оперные шедевры и их аранжировки в современных стилях — симфо-рок, джаз-рок и Classical Crossover…
Это было так давно…
Решили не продолжать?
На самом деле, я бы, может, и продолжила. Мне нравится этот жанр, когда к симфоническому оркестру добавляется ритм-секция и электронные инструменты. Я вообще такая, в хорошем смысле слова, попсовичка, и ничего не могу с этим поделать, это моя природа. Очень люблю мюзиклы, люблю оперетту, люблю всё, что связано с Classical Crossover, но, в какой-то момент я поняла, что это - серьёзный труд, который требует большой подготовки. У нас этим жанром никто не занимается вообще. И этот проект «Опера-модерн» мы создавали самостоятельно: я, мой муж и дирижёр Вячеслав Волич. Когда был готов материал, нужно было заниматься организационными вопросами. У нас было два выступления: одно на сцене Белгосфилармонии, как театральный концерт, второй раз телеканал ОНТ заинтересовался этой идеей, показал в Мирском замке. Но результатом я недовольна. Чтобы получить качество, нужны определённые условия: столько-то должно быть пультов, столько-то должно быть микрофонов, звукорежиссёров и т.д. К сожалению, этого добиться не удалось. Когда это интересно только двум-трём людям, и такая большая махина участвует, как оркестр, сложно добиться безупречности. Конечно, если меня сейчас где-то просят один номер или два где-нибудь спеть в концерте, я этим занимаюсь. Но самостоятельно поднимать с нуля уже нет ни времени, ни желания.
Не опасно ли стирать грань между оперным искусством и шоу-бизнесом?
Вы знаете, я это воспринимаю как своё собственное хулиганство. Мне это захотелось сделать – и я сделала, насколько у меня это получилось. Это просто мой такой личный интерес. Я даже кое-что пробую и в эстраде делать, просто потому, что мне интересно что-то новое, даже если это будет какая-то неудача. Но в каждом интервью меня спрашивают об этом. И люди часто подходят, даже на улицах, спрашивают, когда будет следующий концерт. Значит, кроме меня это понравилось кому-то ещё.
Если ваша карьера будет развиваться такими же темпами, будете ли вы часто выступать в Белоруссии?
На сегодняшний момент я могла бы постоянно быть в поездках. Если бы я сейчас не отказывалась, я бы всё время где-то пела. Это, конечно, довольно опасное поведение с моей стороны. Но у меня семья, двое детей, когда я не вижу их, я так несчастна, что не могу работать. Мы живём здесь, нам здесь нравится. Это мой дом.
В чём, с вашей точки зрения, сильные стороны белорусского Большого театра?
Я думаю, что сильная сторона нашего театра – это певцы. Потому что именно сейчас выросла та молодёжь, которую взяли в театр десять лет назад. У них была возможность в молодом возрасте получить большой опыт, и сейчас у нас молодая, яркая труппа. Могу назвать несколько лично мне очень симпатичных певцов, я считаю, что они – исполнители хорошего уровня, которые могут быть востребованы любым театром. Это тенор Юра Городецкий, он сейчас в Молодёжной программе Вашингтонской оперы; это Анастасия Москвина, которая участвовала в трёх постановках в Большом театре; это Илья Сильчуков, который много поёт на Западе, певец высокой культуры и интеллекта. Это Татьяна Гаврилова, сопрано. Она очень трепетная, очень нежная, очень музыкальная. У нас есть Станислав Трифонов, у которого бешеный темперамент, харизма мужская, которая всё сметает на своём пути, когда он поёт Князя Игоря или Скарпиа. И старшее поколение, например, Владимир Петров, он просто не может не восхищать. Качественные голоса и красивые люди, образованные и умные. Тот же Эдуард Мартынюк. В Большом театре он пел главные роли в «Чародейке» и в « Иоланте». И это всё молодые люди, не заслуженные мастера, тридцать пять лет – средний возраст.
Какие партии вы хотели бы спеть?
Я очень хочу спеть в опере Массне «Вертер». Там есть дивная партия Шарлотты, которая мне подходит по голосу. Но пока у меня нет предложения на эту роль. С одной стороны, я очень люблю драматические роли, такие как Амнерис, Любка, Кармен, где есть сильный характер, но, как правило, это крепкая по голосу роль. Я пока не хочу петь крепкий репертуар, и считаю, что я не могу ещё пока это делать хорошо, может быть, лет через десять. А с другой стороны, хочется попеть и Моцарта, и французский репертуар – это как раз то, что мой голос очень любит. Далилу спеть очень хочется.
Как вы поддерживаете свою физическую форму?
Боюсь, что никак не поддерживаю. Мне стыдно. Каждый день встаю утром и думаю: вот сегодня покручу обруч, сделаю упражнения. Потом нужно детей то в школу, то в садик, то на кружки вести, то уроки, то нужно отдохнуть от домашних - в театр сходить, концерт спеть – и некогда. Я вообще спорт не люблю очень. Меня удивляют люди, которые могут получать удовольствие от того, что они пришли в спортзал, покрутили педали, для меня это – страшное дело.
Какие планы у вас на следующий сезон?
У меня будет два периода в Метрополитен, они идут подряд. Это открытие сезона в октябре – опера «Евгений Онегин», я пою Ольгу в чудесной компании: Анна Нетребко, Мариуш Квечень, Пётр Бечала. Гремина поёт Алексей Тановицкий, мы вместе учились в Академии музыки в Минске. А потом у меня второй цикл «Риголетто». Несколько опер в Большом театре в Москве, Кармен в Японии, Маддалена в Мюнхене.
А в Белоруссии?
Спасибо генеральному директору Владимиру Павловичу Гридюшко, что меня отпускают и не ставят здесь жёстких условий: выбирай, или ты там, или ты тут. Если я здесь, мне дают петь всё, что я могу. В июне я выступала и в «Набукко», и «Князе Игоре», и в «Кармен», и «Седой легенде», и в концертах. У меня был очень плотный график, но я понимаю, что много отсутствую, и мне надо петь в Минске тоже. Я очень люблю свой театр!
Беседовала Ольга Борщёва