В честь 200-летнего юбилея Рихарда Вагнера в Байройте прошла «расширенная сессия» юбилейного лета. Были исполнены три ранние оперы композитора: «Риенци» и «Запрет любви» были представлены в оригинальных сценических прочтениях, а «Феи» прозвучали в концертном исполнении.

Игривый тон показам, проходившим в помещении стадиона «Оберфранкенхалле», задавало уже каламбурное название программы – «fruestuecks» («ранние произведения»), - а отсутствие жёсткого контроля, благодаря которому в антракте в зал могли попасть любые желающие (благо свободных мест в огромном помещении было достаточно), придало всему мероприятию невиданную для Байройта демократичность. Впрочем, сами представления вполне соответствовали общему расслабленному настрою.

«Риенци» - вещь не столько тяжёлая, сколько громоздкая. Проблески мелодийного изящества и стилистической оригинальности в этой пространной партитуре перекрываются тяжеловесным влиянием Бетховена. Однако, сама по себе сюжетная линия этой оперы не оставляет вопросов о том, зачем Вагнер вообще её написал. История римского нотариуса, «выдавленного» толпой на вершину власти и сожжённого заживо своим же народом, - не только блестящая иллюстрация предсказуемого идиотизма революционной синусоиды, но и отражение собственных чаяний честолюбивого композитора, претендовавшего на роль мудреца, вершащего судьбы мира.

В партии Риенци добротно, но очень уж неровно выступил бессменный Тристан Байройта Робин Дин Смит. Не могу сказать, насколько корректным было интонирование, поскольку не слишком хорошо знаком с этой оперой Вагнера, но харизмы и динамики вокалу явно недоставало. Пронзительно и экспрессивно прозвучала Дженнифер Уилсон в партии Ирены, хотя неубедительность сценического рисунка этого исполнения была, мягко выражаясь, вопиющей. Но Даниэла Синдрэм, исполнившая партию Адриано, на мой взгляд, не просто спасла вокальную сторону спектакля, но и стала единственным оправданием всей постановки: чуть суховатый тембр певицы, обрамленный интеллектуальными акцентами, идеально вписывался в идеально выделанную пластику роли.

Если говорить о сценическом воплощении, то постановка Маттиаса фон Штэгманна хороша уже своей простотой и ненавязчивостью: огромное дерево, раздвижные стены и гигантские помосты прекрасно заменяли детализированную прорисовку средневекового антуража (сценограф - Маттиас Липперт), а разводка артистов отличалась классическим аскетизмом. В этой мрачноватой бюджетной инсталляции «Риенци» прозвучали манифестом против демократии и непоследовательности народных симпатий, которое являются корнем любого «народовластия». Вагнер был слишком умён как композитор, но не достаточно прозорлив как политик. Однако именно это разочарование в собственном социально-революционном идеализме подвигло его к созданию величайшей эпопеи о природе Власти: очевидно, что без «Риенци» не было бы и «Кольца Нибелунга».

Этот намёк послышался мне в работе байройтского оркестра под управлением Кристиана Тилемана, интерпретация которого показалась мне настолько же свежей, насколько и консервативной. Всё было предсказуемо, но непривычно. Тилеман дирижировал этой оперой как «настоящим» Вагнером, но вряд ли такое «улучшение» можно поставить маэстро в упрёк. Некоторые фривольности духовых хоть и вызывали вздрагивание бровей у отпетых вагнерианцев, но общей тотальной строгости прочтения не мешали.

Эмоционально противоположное впечатление оставила карнавальный «Запрет любви» в постановке Арона Штиля и в оформлении Юргена Кирнера и Свена Биндзайля. Если попытаться всеми силами отвлечься от «текущего момента» международной политики и сконцентрироваться только на пластической мозаике сценического языка, которым была пересказана эта опера Штилем, то ничего, кроме фрейдистской вакханалии, в голову не приходит. Запрет карнавала верховным чиновником как перверсивная сублимация его собственных комплексов и проблем в новой постановке приобретает вполне конкретные очертания, поскольку в рамках актуальных клише речь в спектакле идёт о запрете парада любви, для участия в котором даже главный страж порядка облачается в женскую одежду. В этой точке возникает интересное обобщение, рассмотрению которого можно посвятить отдельную диссертацию на тему единства личного и общественного.

Вообще говоря, ценность любой режиссуры определяется степенью её влияния на наше понимание самого произведения. Ведь даже искушенного интеллектуала можно удивить, если удивлять берётся мастер своего дела. Арон Штиль – именно такой мастер. Его постановка не измельчает оперу Вагнера до сиюминутных аллюзий на тему борьбы сексуальных меньшинств за свои права, но откровенно выворачивает наизнанку нутро государственного вмешательства как в личную жизнь, так и в традиционную травестийность «карнавального движения» как сугубо фольклорного, народного культурного пласта. Именно поэтому байройтский «Запрет» показался мне таким актуальным именно для нашей – российской – действительности, в которой масленичный карнавал давно уже канул в лету, и даже такие символические «атавизмы» язычества, как Нептун, скоро будут выдворены из жизни россиян как враждебные официальной религиозной парадигме.

Великолепной сценической интерпретации идеально соответствовала музыкальная сторона спектакля: оркестр под управлением Константина Тринкса с моцартовской легкостью озвучивал этот доницеттиевский по стилю водевиль, а исполнители главных партий буквально упивались невагнеровской лёгкостью материала. Центром спектакля, на мой взгляд, стала Кристиана Либор, исполнившая партию Изабеллы: мощный свободный вокал певицы отражал настоящий вагнеровский стиль, а актёрская непосредственность вызывала непроизвольных хохот во время спектакля и заслуженные овации на поклонах. Не менее изысканно выступила Анна Шёк в партии послушницы Марианы: чистый лучистый тембр, великолепная школа и, опять же, блестящее актёрское мастерство произвели незабываемое впечатление.

Мужской ансамбль был не просто на высоте, а на каком-то заоблачном уровне: все, начиная с исполнителя мракобеса Фридриха Туомаса Пурсио и заканчивая искрометным баритоном Райнхарда Дорна, выступившего в партии Бригеллы, были великолепны. Интересно, что ранее я не встречал ни одного имени исполнителя, принявшего участие в этом спектакле, ни в одной афише. Может быть, в этом секрет того феерического впечатления, который произвели артисты абсолютно свежими и совершенно искренними голосами? Может быть, действительно Байройт начинает, хоть и медленно, но уверенно возвращаться к фестивальной форме первооткрывателя новых имён, а не тиражирования пройденного? Во всяком случае, концертное исполнение «Фей» свидетельствовало именно об этом.

Оркестр под управлением Ульфа Ширмера сделал всё, чтобы эта партитура, практически полностью лишенная «вагнеровского влияния», прозвучала как минимум виртуозным музыкальным упражнением на тему, предвосхищающую главную идею «Лоэнгрина». Неслучайно, через сто лет Рихард Штраус впитал и усугубил этот опус Вагнера в своей «Женщине без тени». Сочно и строго прозвучал Король Фей в исполнении Игоря Дурловского, Элизабет Стрид продемонстрировала чистый выносливый вокал в партии Ады, а Арнольд Бецуэн убедительно прозвучал в партии Ариндаля.

Подводя итог своему обзору, не могу не заметить, что недооцененность организационно-художественных инициатив Катарины Вагнер стала для меня очевидной именно после этого дополнительного блока спектаклей юбилейного года. В то время, пока реформаторы от режиссуры глумятся над здравым смыслом, безуспешно пытаясь выжить с Зелёного холма возрастную публику, обладающую «наследственной подпиской» на представления, визуальный уровень которых становится всё кошмарнее с каждым годом, наследница байройтского престола продолжает буквальную реализацию виртуально-идеалистических замыслов своего великого предка. Ведь что может быть демократичнее доступных интерпретаций «канонических» текстов в антураже спортивного комплекса? С другой стороны, сложно предположить, как бы сам Вагнер реализовывал свою претенциозную гигантоманию в рамках современного культурного контекста. Использовал бы он провокационные по сути шоу, рассчитанные на стадионную аудиторию, - угадать невозможно. Но какая-то его часть, дошедшая до нас в образе Катарины Вагнер, сегодня именно так и поступает.

На фото: сцена из «Риенци» (BF Medien / Bayreuther Festspiele)

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru