Премьера и последующие представления зальцбургского «Дона Карлоса» Верди проходили в обрамлении совершеннейшего билетного психоза: легче было попасть на «Жанну Д'Арк» с участием Анны Нетребко и Пласидо Доминго, чем на весьма тоскливую постановку с безусловно спорным составом.

Вот при всём моём уважении к некоторым нотам, феноменально извлекаемым Йонасом Кауфманом, я бы скорее смирился с тем, что ажиотаж был вызван выступлением трио ветеранов оперной сцены Матти Сальминена, Эрика Хальфварсона и Роберта Ллойда, чем Кауфмана и Хартерос. И уж тем более ни в коем случае не связывал беспримерный аншлаг с участием в постановке Томаса Хэмпсона, который в этот раз убедил меня в том, что партию Родриго можно даже не петь, а мелодраматически проговаривать.

Таким образом, маркетинг снова сыграл злую шутку с искусством: аншлаговая популярность харизматичного любимца Ангелы Меркель так подняла планку эстетических ожиданий, что права на ошибку у постановочной группы уже не оставалось. Что, по-видимому, и стало следствием откровенно неудачной работы, по большому счёту, вообще всех, за исключением нашей меццо-сопрано Екатерины Семенчук. Но – по порядку.

Для журналиста-меломана постановки, подобные той, что представил в Зальцбурге Петер Штайн, — настоящий подарок: писать совершенно не о чем. Ни блёклая сценография, ни буквальное выстраивание мизансцен, ни даже банальные ошибки в режиссуре, когда действия артистов отстают от их вербального обозначения на несколько тактов, - по большому счёту, не заслуживают внимания.

Ожидаемая «закольцовка» судеб главных героев, вынужденных отказаться от личного во имя общественного, - пожалуй, единственный момент, оправдывающий затянутую пятиактную структуру выбранной для постановки версии, которая непосредственном соучастии дирижера Антонио Паппано превратилась в проходную, весьма посредственную работу из серии «ни уму, ни сердцу». Поставить таким образом гениальный сюжет Шиллера на гениальную музыку Верди можно было лишь в состоянии тяжёлой профессиональной апатии и тотального безразличия к материалу. Можно было бы поговорить о костюмах, но и они оказались настолько невыразительными, что единственное исключение – костюм Йонаса Кауфмана – лишь подчёркивало безликость всех остальных нарядов. Поэтому вернёмся к главному.

Отдавая должное вокально-артистической незаурядности главного виновника торжества, я вынужден отметить, что тех ярких нот, которые блестяще получаются у Кауфмана на форте, совершенно недостаточно, чтобы считать состоявшейся партию Дона Карлоса, в которой дебютировал главный на сегодня немецкий тенор. Скорее, это было интересно. Но, к сожалению, не захватывающе. Лично мне не хватало шелковистости и эластичной цветастости в вокале на многочисленных в этой партии пиано, которые Кауфман традиционно «прошёптывает», закатывая в горло. На мой взгляд, это техническая проблема певца. Причем, проблема серьёзная. Но коль скоро многим, включая канцлера ФРГ, это нравится, то в сотый раз подробно останавливаться на этой особенности кауфманского звукоизвлечения, наверное, не стоит. В конце концов, пусть это будет не вокальный брак, а уникальный штрих. Тем более что за рамками «тихих верхов» певец всё пропел и проиграл прекрасно. Ну, как минимум, убедительно: его страданиям и радостям, надеждам и отчаянию верилось легко, и в целом мне показалось, что Кауфман серьёзно вырос как драматический артист, на фоне чего некоторые нюансы его вокала, не всегда вписывающиеся в прописанные тесситуры, вполне затеняются харизматичностью певца.

APA/NEUMAYR/PROBST

Немного большего ожидал я и от Ани Хартерос, исполнившей партию Елизаветы. Признаюсь, меня никогда не радовал тембр этой певицы, но чистота интонирования, совершенное владение голосом, драматически обусловленная подача материала и ровный качественный звук всегда интеллектуально восхищали. В этот раз Хартерос превосходно справилась как с самой партией, так и с непростой ролью главной героини, но стопроцентного попадания в стиль, на мой взгляд, не хватило. Возможно, предложенная интерпретация оказалась выше моего представления об этом образе, а вокальная прохладность певицы – была лишь инструментом нового прочтения. Тем более что, несмотря на некоторую бесцветность фраз, звучавших в среднем регистре, прощание с контессой д'Аренберг «Non pianger mia compagna…” прозвучало у Хартерос одновременно трогательно и пафосно, с филигранно тающим финальным пиано, а знаменитый дуэт королевы с инфантом – стал, пожалуй, лучшим вокально-драматическим эпизодом постановки.

Рассказывать про Томаса Хэмпсона, выступившего в партии Родриго ди Позы, ещё грустнее, чем про режиссуру. Практически беспрестанно голос певца «шатался», местами подхрипывал, а в предсмертной арии и вовсе съезжал с нотного текста, но несколько фраз у Хэмпсона всё-таки получились, отчего признать его выступление откровенно провальным нельзя. Хотя очевидно, что эта партия певцу сегодня просто не силам.

Не совсем ровно, хоть и достойно показал себя концертный хор Венской оперы: женская группа практически беззвучно исполнила вступление к третьему акту, но всё остальное, включая знаковую сцену аутодафе, было исполнено весьма качественно.

Как это ни странно, но мне понравился ветеранский дуэт Матти Сальминена, исполнившего партию короля Филиппа, и Эрика Хальфварсона, выступившего в роли Великого Инквизитора. Если предъявлять претензии к технической стороне исполнения, то список огрехов у Сальминена окажется, к сожалению, длиннее, чем у Хальфварсона, который своим бешеным сценическим темпераментом превентивно нивелировал любую критику в свой адрес, - настолько сильной и мощной была драматургическая составляющая его исполнения. Сальминен местами звучал не менее воодушевленно, но слишком уж «потёрто» и обессиленно. Интересно, что среди басовых мэтров практически остался незамеченным Роберт Ллойд, исполнивший партию монаха (Карла V): во всяком случае, на поклонах публика весьма спокойно отреагировала на появление одного из лучших басов XX века.

А вот Екатерина Семенчук, исполнившая партию Принцессы Эболи, заслуженно удостоилась продолжительных оваций, и, на мой взгляд и слух, это была самая удачная работа в спектакле. Драматическая пластичность вокала, изящные переходы и динамические акценты украшали тёплый тембр певицы, блестяще справившейся со всеми изысками этой партии. Монолог «O don fatale…» прозвучал настолько грамотно, стильно, экспрессивно и точно одновременно, что если бы за весь вечер не было исполнено больше ни одной вокальной фразы вообще, его всё равно можно было бы признать абсолютно состоявшимся.

Подводя итог, замечу, что ситуации, когда именитый состав исполнителей не складывается в гармоничный ансамбль, конечно, не редкость. Но я не помню другого такого спектакля, в котором дискретная независимость артистов друг от друга настолько бы бросалась в глаза. Дуэт Дона Карлоса и Елизаветы во II акте стал единственным исключением, тогда как в диалоге Филиппа с Великим Инквизитором Хальфварсен драматически и вокально «тянул одеяло» на себя, в трио Дона Карлоса, Родриго и Эболи обоих мужчин профессионально «забивала» Екатерина Семенчук, а в знаменитом дуэте тенора с баритоном Кауфман непроизвольно «перепевал» Хэмпсона.

Этот парад вокальных мезальянсов сурово подорвал стилистическую цельность спектакля, которую можно было бы сохранить хотя бы отдельно от визуальной трафаретности. Но этого не случилось. Насколько в этом виноват Антонио Паппано как музыкальный руководитель постановки, я не знаю, но больше-то винить всё равно некого.

В итоге в столь ожидаемом спектакле был один исключительно прекрасный дуэт, один исключительно удачный костюм, одна исключительно безупречная певица и даже один исключительно удачный аккорд, взятый оркестрантами в ознаменование гнева короля Филиппа во время диалога с маркизом ди Позой. Но вместе с тем набор этих удачных исключений не сделал спектакль исключительным.

Остаётся надеяться, что слушателям и зрителям повезёт как-нибудь в другой раз: всё-таки такой исключительный шедевр, как «Дон Карлос», заслуживает по-настоящему исключительной интерпретации.

Автор фото — Monika Rittershaus

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru