Во время одной из моих бесед с британским коллегой, который принципиально не смотрит и не слушает ничего, кроме Вагнера, и, следовательно, на Зальцбургском фестивале появляется раз в сто лет, как-то сам собой зашёл разговор о странном кастинге для странного реверанса по юбилейному поводу в сторону композитора, которого летний Зальцбург традиционно не жалует. Коллега заметил, что если в Британии принято много говорить, ничего не подразумевая, то в Германии и Австрии принято много подразумевать, ничего не поясняя буквально. Из чего легко был сделан вывод, что безумная идея пригласить одного из главных специалистов по Вагнеру – маэстро Кристиана Тилемана – продирижировать не самой известной, но самой помпезной симфонией Брукнера – это, конечно, вызов. И не столько Байройту, сколько здравому смыслу. Поскольку, когда в распоряжении есть Тилеман, ставить за пульт «Майстерзингеров» и «Риенци» Гатти и Жордана – несколько опрометчиво, даже при всём уважении к этим прекрасным дирижерам.
То же получилось и с кастингом: прослушав всех исполнителей, я не могу отделаться от мысли, что составы были подобраны специально таким образом, чтобы Вагнер в Зальцбурге не прозвучал. Почему так получилось - одному Перейре известно, но факт остаётся фактом: юбилей Вагнера в Зальцбурге был отмечен не просто формально, но как бы нарочито некачественно. И, прежде всего, это касается концертного исполнения оперы «Риенци».
На мой слух, очень странно показал себя Молодёжный оркестр Густава Малера под управлением музыкального руководителя Парижской оперы Филиппа Жордана. Замедленные темпы, заданные дирижером, отзывались плоской поверхностностью струнных и грубоватой нахрапистостью духовых. Но в том, что звучало со сцены, всё ещё можно было узнать вагнеровскую партитуру. А вот когда вступили солисты, стало совсем тоскливо. Резковатый сдавленный вокал Эмили Маги, исполнившей партию Ирены, непристойно шатающийся звук Кристофера Вентриса, выступившего в главной партии, шероховатая потёртость тембра, крикливость кульминаций и общая натужность исполнения Софии Кох, едва-едва вытянувшей роскошный монолог Адриано Колонны «Gerechter Gott…» из III акта, - всё было печально. И даже прекрасный бас Георга Цепенфельда и чистые стройные голоса исполнителей партий второго плана Оливера Цварга и Роберта Борка не спасали ситуацию. Не выручила и блестящая работа Концертного хора Венской оперы. И во всём этом я «слышу» вину, разумеется, дирижёра: как-то всё у него крошилось, солисты разъезжались, волшебное трио I акта прозвучало рассыпчато и невнятно. Словом, отпели – и забыли.
С «Майстерзингерами» ситуация была несколько сложнее. Сценическая концепция, предложенная Штефаном Херхаймом, наложилась на заведомо провальный состав исполнителей, ибо поставить Роберто Закку на партию Вальтера фон Штольцинга – это почти то же самое, что поставить Хуана Диего Флореса на партию Зигфрида, то есть смешно и страшно одновременно. Закка – прекрасный тенор, но тенор совсем не вагнеровский. Под стать этой авантюре было поручение партии Евы Анне Габлер, добросовестно прокричавшей все положенные ноты, но не донесшей ни единой эмоции своей героини. Неожиданно достойно прозвучал в партии Ганса Сакса Михаэль Фолле, и прямо-таки хорошо озвучил несколько пространных фраз партии Фейта Погнера всё тот же Георг Цепенфельд. Магдалена в исполнении Моники Бохинец была звонка, но не особо в стиле, и, пожалуй, лишь Маркус Верба, исполнивший и прекрасно сыгравший роль Бекмессера, оставил совершенно позитивное впечатление. Хор, как и положено венцам, был хорош, а вот Венские филармоники под управлением Даниэле Гатти вызвали много вопросов.
Во-первых, «Майстерзингеры» обладают несколькими жутко затянутыми местами: бесконечные диспуты самих майстерзингеров по бестолковости не уступают процедурным прениям современных парламентариев, аргументирование той или иной позиции настолько велеречиво, насколько это может позволить себе человек, вырвавшийся за рамки обыденного труда, а нудные подробности предписаний, пародируемых Вагнером, настолько нудно нанизываются друг на друга, что заставляют усомниться в пародийности их воспроизведения. При таких вводных любое затягивание темпов автоматически воспринимается как отягчающее обстоятельство, а Гатти «затягивал» местами до летаргической неподвижности звуковой материи.
Во-вторых, сложность «Майстерзингеров» ещё и в том, что каждая партия в огромном ансамбле этой оперы должна было озвучена виртуозно: и вокально, и драматически. Здесь, как и в «Дон Карлосе» Верди, нет той самой центральной партии, которая вытянет спектакль: либо все поют превосходно, либо исполнение не складывается. В результате исполнение не сложилось: инструментально оно получилось ровным, хоть и скучным, а вокально-драматически – совершенно безыдейным. Несмотря на интересные режиссёрские идеи и нетривиальное сценографическое решение.
Штефан Херхайм – как профессионал высшей пробы – не умеет ставить плохо. Однако статика, которой изобилуют мизансцены новой постановки, практически погребла под собой намеченную, но слабо реализованную идею сублимативности источника любого творчества. И сонм героев Братьев Гримм, и тем более эротические вольности в сцене «народных волнений» лишь усугубили ситуацию: идея не считалась. А замысел был прекрасен. Главным героем спектакля Херхайм делает Сакса. Отправная точка – личная потеря майстерзингера. Опустевший дом, в котором появляются призраки как плод творческого воображения, расслаивается на элементы вырастающие в гипертрофированные интерьеры: конторка превращается в храм, рабочие полки – в многоэтажные постройки, а буфет – в жилой дом (сценограф Хайке Шееле). Но по факту именно сценография стала наиболее живым элементом спектакля, тогда как совершенно грандиозная, на мой взгляд, идея амбивалентной взаимозависимости Закса и Бекмессера как двойников и как двух сторон одного собирательного образа, так и осталась недовыделанной, вынесенной за рамки спектакля – на авансцену перед остальными поклонами. Словом, как-то не сложилось. И от этого осталось чувство обделенности.
Зальцбургского Вагнера многие ждали с особой надеждой. С особым предвкушением. Но, несмотря на «юбилейную ответственность» за результат, не дождались. Надежды не оправдались. Вагнер в Зальцбурге, по-прежнему, чужой. То ли слишком немецкий для австрийского музыкального форума, то ли не слишком желанный в рамках устоявшегося распределения репертуарной номенклатуры между двумя важнейшими фестивальными конкурентами – Зальцбургом и Байройтом, - уже не суть важно. Важным и странным кажется мне тот почти очевидный факт, что художественным руководством фестиваля это было сделано вполне осознанно.
Фото: Salzburger Festspiele / Forster