Сезон в Большом театре России в этом сентябре вновь начался с выступления «варягов»: как и в прошлом году, когда своего «Дон Жуана» показывал «Ла Скала», в этот раз начали с гастролей – три дня на Новой сцене гостил петербургский театр «Зазеркалье», а ему на смену пришли гастролёры местного масштаба – Симфоническая капелла России под управлением Валерия Полянского. В её исполнении прозвучал концертный вариант оперы Глинки «Жизнь за царя», что было приурочено к празднованию 400-летия Дома Романовых.
Особых торжеств в российской столице к столь значительному юбилею свергнутой почти сто лет назад царской династии что-то не наблюдается. В Петербурге и Екатеринбурге событий куда больше, отметились и другие города (Кострома, Волгоград, Нижний Новгород, или, например, Челябинск – постановкой той же «Жизни за царя» осенью прошлого года с приглашением на премьеру великой княгини Марии Владимировны Романовой), но только пока не Москва: возможно, ко Дню народного единства 4 ноября что-то и будет, но по большому счёту сам юбилей уже минул в марте.
Большой театр также уклонился от монархических торжеств, предоставив свою сцену коллективам Валерия Полянского. В репертуаре самого театра опера Глинки отсутствует уже без малого почти десять лет – как в советском формате «Ивана Сусанина» (постановка 1945 года, восстановленная в 1997-м), так и в исторически аутентичном с первоначальным названием (постановка 1989 года). В то время как ещё совсем в недавнем прошлом существовала многолетняя традиция открывать сезон Большого именно этой оперой.
Концертное исполнение было оживлено двумя элементами – певцы выходили в сценических костюмах, отсылающих к эпохе Великой смуты начала 17 века, а на заднике сцены давали во всё её зеркало видеопроекцию, подготовленную Оксаной Новосад, где демонстрировались кадры и даже целые фрагменты из дореволюционного немого кино о событиях того далекого времени. Если первая находка, традиционная для проектов Полянского, оказалась, в общем-то, к месту, то видеоряд был подобран не всегда удачно, в частности с хронологией у его автора явно какие-то проблемы, поскольку если верить тому, что показывали на экране, Земский собор 1613 года, избравший на царствование Михаила Романова, проходил не в Успенском соборе Московского Кремля, а где-то в провинции и, по всей видимости, в подполье, поскольку, по Новосад, Москва всё ещё оставалась оккупированной поляками. Постановочные кадры старого фильма перемежались с фотографиями России начала 20 века и более позднего периода – все они как одна демонстрировали страну убогую, нищую и неприглядную. Сочетание некоторых видеофрагментов с музыкой, под которую они были показаны, порой, давало комический эффект – патриарх Гермоген молился в темнице под бойкий краковяк, и ещё чуть-чуть и пустился бы в пляс: был бы повод подавать иски в суд об очередном (после памятных наскоков православных активистов на «Золотого петушка» в постановке К. Серебренникова) оскорблении чувств верующих в стенах Большого.
Оперные проекты Валерия Полянского при всей их подготовленности и внимании к деталям, проработанности и очевидных трудозатратах, нередко отличаются весьма слабыми подбором солистов на главные партии. В этот раз ситуация выгодно отличалась от многого из того, что Полянский предлагал ранее. Редкий случай – в квартете протагонистов в итоге убедили все, что не может не радовать.
Юная Анастасия Привознова из Центра Вишневской свежим и ярким голосом нарисовала образ Антониды: в её манере порой слышен несколько старомодный стиль (что-то от габтовских сопрано 40-50-х), но в целом певица произвела хорошее впечатление стабильным верхним регистром и неплохой колоратурой, гармоничностью в ансамблях. Начиная с труднейшей выходной каватины, ни разу не пришлось усомниться в том, что партия Привозновой впору.
Феерическое впечатление оставила Ксения Дудникова – молодая солистка Театра Станиславского и Немировича-Данченко в роли Вани: густое, сочное, очень красивое контральто идеально подошло для партии приёмного сына Сусанина. Есть ещё над чем поработать в колоратурных пассажах, но во всем остальном певица продемонстрировала не просто профессиональную, но по-настоящему интересную работу – ей удалась проникновенная кантилена лирических и патетика героических фрагментов, у нее большой диапазон с бархатистыми, глубокими нижними нотами и хорошим, уверенным верхом, что у контральто встречается не так уж и часто.
Героем вечера оказался и солист капеллы Олег Долгов: его Собинин звучал, что называется, залихватски – сильно, мощно, ярко. Особую гордость вызывает то, что певец взялся за труднейшую арию «Братцы, в метель», которую часто купируют из-за её неимоверной сложности, и в целом вышел победителем: экстремальные ре-бемоли были взяты, быть может, не идеально, но и не провально, а самое главное – взяты (что под силу очень немногим), к тому же певец в целом справился с характером как этой арии, так и партии в целом. Несколько русское звучание его тенора, которое не всегда хорошо в итальянском репертуаре, в музыке Глинки, хотя и итальянизированной по форме, но всё же очень национальной по сути, воспринималось абсолютно гармонично.
Наконец, Михаил Гужов просто превзошёл себя: его обычно глуховатый бас, к тому же не обладающий по-настоящему глубокими низами, прозвучал впечатляюще сильно – партия впета и прочувствована, а образ героического Сусанина оставляет большое впечатление своей правдивостью. Кажется, в этот вечер артисту удалось достичь настоящих высот трагедийности, что не могло оставить равнодушными никого из сидящих в зале – первая русская опера прозвучала именно тем, чем и является: гимном искреннему, не квасному патриотизму.
Работу коллективов капеллы в целом можно приветствовать. Пение хора было точно и нюансировано, но порой пресновато и недостаточно ярко по звуку – при всей музыкальности исполнения чувствовалось, что это не оперный коллектив с его, как правило, «лохматым», тембрально сверхбогатым, порой разношёрстным звучанием, а именно хоровая капелла – вышколенная до блеска, до сверкающих и немножко безжизненных унисонов. Но это скорее вопрос эстетики, а может быть даже привычки – слышать в опере громовой «стоглавый рёв»: возможно, для белькантовой оперы Глинки допустим и другой подход.
Оркестр оставил впечатление железобетонного профессионализма и точности какого-нибудь немецкого часового механизма, но не трепетности подлинного энтузиазма по отношению к великой партитуре: особенно это было слышно в танцах, сыгранных несколько формально, хотя и без единого огреха. Но хотелось бы более участливого звука – знаменитая опера Глинки, так много значащая для русской музыки, право, того заслуживает.
Театры и фестивали
Персоналии
Коллективы
Произведения