Уже три десятилетия идет «Турандот» — одна из самых варварских и «черных» опер Пуччини, заключенная в восточный сказочный антураж, — в Королевской опере «Ковент-Гардена» (оригинальная постановка Андрея Щербана). Возрожденный Эндрю Синклером спектакль по-прежнему заключен в декорации Салли Джейкобс, в которых тлеют далеко не тепличные оперные страсти, сдобренные восточной хореографией. Спектакль по- прежнему сохраняет удивительную живость, привлекательность и неподдельный интерес зрителей, а экзотические костюмы, драматическое освещение предлагают роскошное визуальное удовольствие. Добавьте к этому чудесную эмоциональную музыку Пуччини и исключительно прекрасное пение, и – результат обеспечен.

Эта « Турандот» переживает уже пятнадцатое возобновление, впервые она была показана здесь в 1984 году.

В яме венгерский дирижер Хенрик Нанази, и оркестр продемонстрировали впечатляющую форму, подчеркивая тонкие и резкие цвета увлекательных нюансов музыки Пуччини. Сам Пуччини требовал для этой оперы расширенного оркестра, но во время исполнения несколько раз возникало ощущение, однако, что он глушит певцов, звучит чересчур громко, голоса в какие-то моменты растворялись, если не терялись в этой массе звуков. Хор же был настолько многочисленный, что для него не оказалось места на сцене, они разместились на многоуровневых галереях; хор был великолепен.

Лиза Линдстрём, дебютировавшая на сцене «Ковент-Гардена», овладела зрительским вниманием с первых нот «Il questa reggia», и удержала его до конца спектакля: она исполняла роль Турандот, своенравной принцессы, украсившей стены своего города отсеченными головами своих поклонников, которые не смогли разгадать три ее загадки, уже в 100-й раз. Ледяное совершенство голоса Линдстрём соответствует характеру ее героини и отлично передает ее человеконенавистнический, безжалостный, бесстрастный характер.

Роль рабыни Лю пела великолепное японское сопрано Эри Накамура, и это ей, а не главной героине достались самые восторженные аплодисменты в конце – что ,впрочем, нередко случается в этой опере. И не только потому, что она явилась полной противоположностью Турандот с ее гегемонией, обладая более симпатичным характером. Ее здесь знают и любят. Ох, уж это ее лирическое сопрано, с многочисленными высокими нотами, которые она брала с непревзойденной легкостью… Сердца таяли. Режиссер Щербан, однозначно ценил этот образ, ее любовь к Калафу - огромна, ее жертва во имя любви – незабываема. Он не позволяет ни нам, зрителям, ни главным героям забыть о том, что любовь Турандот и Калафа имеет свою цену – это жизнь Лю. Ее тело привезли под занавес, когда очередная строптивая, наконец-то понявшая, что миром правит любовь, была укрощена.

Марко Берти как принц Калаф составил достойную пару принцессе Турандот. В очаровательной сцене, когда он, казалось бы, безнадежно влюбляется в Турандот и решает, несмотря на мольбы отца и рабыни Лю, давно и также безнадежно влюбленной в него после первого, нечаянно брошенного на нее взгляда, идти на испытание – в этой сцене итальянский тенор просто великолепен. Его физические и голосовые данные демонстрируют бескомпромиссность, готовность идти до конца, а голос его, необычайной силы и глубины, достигает удивительного объема. Удивительно, что его «Nessun dorma», наиболее выразительная ария Пуччини, напомнила нам о Паваротти. Берти даже не попытался исполнить ее как-то иначе, скорее наоборот, он спел ее в стиле Паваротти.

Все второстепенные роли были хорошо приняты. Комические государственные министры - Пинг, Панг и Понг (Дионисий Сурбис, Дэвид Батт Филипп и Даг Джонс) были смешны и комичны до поры до времени, пока не превратились в зверски-восторженных мучителей Лю. Прекрасный старт в роли Мандарина продемонстрировал бразилец Мигель де Соуза. Достойно исполнили свои роли американец Раймонд Ачето (Тимур) и шотландец Аласдайр Эллиот (император Альтоум).

В том месте, где перо Пуччини выпало из его рук, так и не дописав последнее финального акта, оркестр замер на какие-то доли секунды, и только потом прозвучало завершение, дописанное Франко Альфано. Та ли счастливая развязка ожидала бы зрителей, если бы маэстро смог бы завершить свой опус сам? Вполне возможно, она была бы иной, хотя Альфано и писал финал по наброскам Пуччини. Но то, что музыка была бы иная – в этом даже не приходится сомневаться. Столь заметна, чувствительна разница между рукой маэстро и рукой его соратника. Может, не стоило и дописывать?

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru