В то воскресенье выдался первый настоящий осенний день. Похожий на сотни подобных дней в Петербурге или Лондоне. Но что для русского или англичанина нормально, для итальянца драматично. Как только солнце скрывает свой радостный лик за тучами, жители Апеннинского полуострова чувствуют себя обездоленными, одеваются в преимущественно темные тона и жалуются.
Именно в такой день в пармском театре Реджо играли оперу Верди «Симон Бокканегра». Далеко не самую популярную оперу Маэстро из Буссето, которую он сам именовал «хромоногим столом». Много лет спустя после премьеры Арриго Бойто, будущий автор либретто «Отелло» и «Фальстафа», помог Верди выправить ему ноги.
В Парме возобновляют спектакль в постановке Хуго Де Аны 2004 года, который полностью подходит под крылатую фразу «старый конь борозды не портит». Стиль Де Ана угадывается сразу, достаточно беглого взгляда. Спектакль очень красив. Де Ана прежде всего сценограф, думающий о форме и о цвете, о создании красоты, пира для глаз. При входе в зал зрителя встречает черный бархатный занавес без складок, подняв глаза, можно увидеть барельеф, отсылающий к тем, что украшают исторические церкви Генуи. Сценография построена на огромных вращающихся темных панелях, они создают пространства обширные или интимные, с городской площади Де Ана переносит зрителя в палаццо Гримальди или в зал Совета. Все остальное – детали, фигура Мадонны, модель парусника или кубок с ядом, который Паоло уготовил Симону. В дуэте Амелии с Габриэле или в сцене Симона «Il mare! Il mare» море на короткие мгновения становится видимым героем постановки, помогая Амелии мечтать о возлюбленном, а Симону – примириться с бурями и страданиями жизни. Панели поворачиваются боковой стороной к зрителю и за ними открывается дышащее, волнующееся голубое пространство, в предсмертной сцене Симона по волнам плавно движется парусник.
Очень красива гамма цветов, которую Де Ана выбирает для «Симона», серо-голубые и темно-синие тона и пурпурно-красный с золотом. Цвета моря и цвета власти. О режиссуре речи почти не идет, это часто случается с дизайнерами, уверенными в том, что они демиурги оперы. Речь идет об инсценировке либретто, о том, кому откуда войти, в какую кулису исчезнуть, как выстроиться вокруг протагониста и куда девать руки. Эффектен финал Пролога, когда народ обнажает мечи, выражая ликование по поводу провозглашения Симона дожем. Эффектен финал второго акта, когда сторонники направляют мечи на Габриэле, а в последующей сцене мольбы о мире небольшая платформа возносит Симона над враждующими и готовыми к убийству патрициями и плебеями, над дочерью Марией, над прочими персонажами. Речь всегда идет о tableaux vivant, гармоничных, красочных, но лишенных подлинного динамизма.
В дождливое октябрьское воскресенье слушателю, пришедшему на весьма мрачную и не самую популярную оперу Верди, дарят праздник музыки, заставляющий забыть о погоде, преобладании черного цвета в одежде и неизбежных жалобах на кризис и трудностях жизни в Bel Paese. За пультом во главе Филармонического оркестра им. Артуро Тосканини Ядер Биньямини, имя мало кому известное, дирижер молодой. Он дирижирует вердиевской оперой, демонстрируя прежде всего любовь и уважение к певцам. Умение аккомпанировать вокалистам, не пренебрегая красотой и насыщенностью письма зрелого (но не позднего!) Верди, не изображая из себя главного героя оперы,- вещь не слишком часто встречающаяся.
Роберто Фронтали – центральная ось этого спектакля, известный баритон с огромным опытом, не наделенный значительной внешностью, а немного напоминающий скромного служащего мэрии, способен явить Симона энергичного, полного воли к борьбе, с благородной душой, способной к прощению, нежного отца. Роберто Фронтали наделен голосом не большим, а интеллигентным, уделяет большое внимание слову, много думает о фразировке, хотя грешит некоторой однокрасочностью.
Джакомо Престиа производит большое впечатление в роли Якопо Фиеско, хотя и его можно упрекнуть в монотонности. Высокий, крупный, седой, одетый в нечто подобное ниспадающей до пола рубахе, он напоминает древнего неумолимого пророка. Престиа обладает голосом значительным и глубоким и превосходно доносит слово.
Кармела Ремиджо разочаровывает в роли Амелии-Марии, потому что эта роль ей не подходит. Ремиджо стройна и весьма хороша собой, мила и нежна, но эти превосходные качества делают дочь Симона инфантильной, лишают драматической наполненности. Кармела Ремиджо предстает субреткой там, где Верди написал героиню. Это касается и голоса, слишком хрупкого для партии Амелии-Марии. В изумительном ансамбле, завершающем второе действие, мольбе о мире, голос Ремиджо кажется белесым, бестембровым.
Габриэле Торре справляется с партией Габриэле, это крепкий певец из категории полезных работников на оперной сцене. Но вот как быть не с партией, а с ролью? Певцу мешают слишком массивная для его возраста фигура и скованность, если не полное неумение держаться на сцене. Иронизируя, можно вспомнить тенора, каким он предстает в коллективном воображении поколений: не блещущий красотой толстяк, крепко и удобно стоящий на сцене, прижимая руки к сердцу и распевая о любви к сопрано...
Очень хорош Марко Кариа в роли предателя Паоло Альбиани, ему удачно подыгрывает корейский бас Сеунг Пил Чой в роли Пьетро.
Назвать превосходным хор театра Реджо значит сказать мало. Хор, подготовленный Мартино Фаджани, выше всяких похвал.
По-настоящему классический спектакль, в прямом смысле этого слова. Классический означает образцовый. Не самый живой, но очень красивый и в полном отсутствии эксцессов «режоперы». Режиссера как бы и не видно. Если подумать, что могли бы сотворить с «Симоном» иные представители этой професии, то заключение может быть одним: лучше «старое» и апробированное, чем «новое» и неизвестное, которое рискует быть очередным уродством.