Время жирных коров миновало: автор не могла начать репортаж о «Сицилийской вечерне» в театре Комунале имени Лучано Паваротти в Модене с иных строк. Постановка не самой популярной оперы Маэстро из Буссето, конечно же, является частью торжеств, посвященных двухсотлетию великого земляка (для моденцев Верди еще больше земляк, чем для прочих итальянцев, Модена один из значительных городов области Эмилия-Романья, и до Пармы и Буссето отсюда рукой подать). Но вот поставить новый спектакль не сподобились: денег нет. Так что представления «Сицилийской вечерни» на сцене Театра Комунале не что иное, как прокат постановки 2011 года, созданной режиссером Давиде Ливермором для Театра Реджо в Турине и приуроченной к празднованию 150-летия со дня объединения Италии.

Прежде чем описать противоречивую, хотя и вполне функционирующую постановку, воздадим хвалу музыке Верди. Автор не боится греха скуки и греха повторения прописной истины, что Верди великий композитор, и не слишком популярная «Сицилийская вечерня» не может считаться второстепенным произведением.

«Сицилийская» вечерня» не вошла «большой репертуар» по причине компромисса, на который пошел Верди, заключив контракт на сочинение оперы для парижской Гранд-Опера и на либретто модного либреттиста Скриба, рыцаря «хорошо сделанной пьесы» с использованием многочисленных и апробированных штампов. Верди попал в тенета громоздкой пятиактной структуры с обязательным балетным дивертисментом, был заключен в рамки много раз использованных драматических ситуаций (мотив вновь обретенного сына, конфликт любви и долга), был вынужден совершить титанические усилия, чтобы вдохнуть в бледных персонажей хоть какую-нибудь жизнь (до конца это ему не удалось). Верди смертельно ссорился с дирекцией Гранд-Опера, которую именовал «модной лавкой», но переломить ее традиции не мог. «Сицилийская вечерня» - опера, полная прекрасной музыки (в ней есть не только такие хиты, как болеро Елены «Mercé dilette amiche» или ария Прочиды «O mia Palermo terra adorata», но и множество других потрясающих страниц), но оставшаяся противоречивой по причине схватки с традициями Оперы, которые для Верди были устаревшими и потому неприемлемыми.

Воздав хвалу Верди, хотя он и не вышел победителем из схватки с Парижской Оперой, отдадим должное исполнителям оперы в Театре имени Лучано Паваротти в Модене. Это было крайне достойное и даже более чем достойное исполнение.

Начиная со Стефано Ранцани во главе Оркестра области Эмилия-Романья, дирижера в высшей степени профессионального и отличающегося глубоким проникновением в материал. Превосходно прозвучала популярная увертюра, в ярком сиянии контраста между нервным драматизмом и упоительной лирикой. Ранцани самым выгодным образом «подал» все группы инструментов, в его точных и нежных руках оказались тщательно прочерченными все вокальные линии, ансамбль в четвертом действии был столь великолепен, что мог довести до слез.

Квартет солистов вызвал раздумья по поводу того, кому ныне принадлежит феномен итальянской оперы, кто поет ныне ее «священные» партии, в каковым несомненно относятся партии герцогини Елены и Джованни Прочиды. В моденском спектакле был занят только один итальянец, известный бас Роберто Скандьюцци, великолепно прозвучавший в партии Прочиды, прочие солисты были из Восточной Европы и Южной Кореи.

Украинское сопрано София Соловий явила Елену целеустремленную, страстную и героическую. Певица заняла первое место в своеобразном вокальном соревновании, каковой является «Сицилийская вечерня», представляющая прекрасные и равные возможности показать себя сопрано и тенору, баритону и басу. Яркий драматический темперамент, свобода существования на сцене, хороший голос (хотя и не относящийся к категории незабываемых, вещь ныне почти невозможная!), крепкая вокальная техника,- София Соловий всем была хороша, и публика хлопала ей горячее всех. В изумительном ансамбле четвертого действия ее филировки доставили наслаждение. В популярнейшем Болеро нижний регистр певицы обнаружил некоторую слабость, а исполнение виртуозных пассажей – легкую неточность, что не испортило произведенного впечатления. Партия Елены воистину очень трудна, если не убийственна.

Южно-корейский баритон Ман Су Ким (в программке его прописали Mansoo Kim) занял второе место на вокальном пьедестале. Молодой артист, в активе которого первое место на конкурсе имени Марии Малибран и выступление в партии Миллера на сцене театрика в Буссето, вызвал искренние и заслуженные симпатию и восхищение. Ким был очень хорош сценически, проявил живость характера и заинтересованность в опере, как театральной форме. Корейский баритон сделал из традиционной фигуры Монфора живую, мятущуюся личность, в слиянии противоречий, железного политика, кающегося любовника, трепетного отца, человека, способного на крайнее великодушие. Ким показал себя как очень хороший певец, его баритон пленил светлой окраской и мягкостью звукоизвлечения, его легато заворожили ухо и – вещь редкая для иностранца – его произношение было превосходно!

Словацкому тенору Михалу Лехоцкому аплодировали за безоглядную страстность, с коей он кинулся в бушующее море, обозначенное на карте «Сицилийской вечерни» как «партия Арриго». Не наделенный ни интересной сценической внешностью (что тенору бы не повредило!), ни харизмой, ни красотой тембра, Лехоцкий сделал ставку на пассионарность и интенсивность интерпретации. Что, в результате, сработало.

Отдельный разговор о постановке Давиде Ливермора, решившего отказаться от средневековой оправы оперы и, по существу, «написавшего» поверх оригинального либретто другую историю (сохранив при этом либретто без изменений). За режиссером из Турина нельзя не признать высокого гражданского чувства и желания представить в обнаженном виде многочисленные трагические проблемы современной Италии, делающие столь трудной и печальной жизнь в стране, к которой приклеена традиционная этикетка Bel Paese, Прекрасной Страны. Ливермором двигают благородные намерения, и он захватывающе реализовывает их на сцене. Италия наших дней, с горечью и гневом развенчанная режиссером, предстает страной, которую разъедает власть мафии, в которой «фашизм средств массовой информации» (выражение Пьер Паоло Пазолини) с успехом проложил себе дорогу в головах граждан, в которой торжествует массовый идиотизм в виде телевизионных программ с непременным участием кривляющихся полуголых девиц.

Отдельные идеи Ливермора удачно «подверстаны» к «Сицилийской вечерне», к ним относится открывающая оперу сцена, в которой звучит каватина Елены, призывающая сицилийцев к восстанию. Сцена обставлена как официальные похороны брата Елены Федериго, транслируемые по телевидению. В момент призыва к бунту трансляцию прерывают, объявление об этом появляется на больших экранах в глубине сцены. В начале второго акта возвратившийся на родину Прочида поет арию о «terra adoratа», «обожаемой земле» на фоне развороченной земли и взорванных автомобилей, ярко-зеленый щит с названием «Капачи» не оставляет сомнений: речь идет об одном из самых громких преступлений сицилийской мафии, убийстве судей Джованни Фальконе и Паоло Борселлино в 1993 году.

Режиссер как бы озабочен выплеснуть свой гнев, пробудить гражданское сознание. На сцене кажется, присутствуют все атрибуты жизни современной Италии: мешки с мусором, который не вывозят (вечная больная проблема Юга), приватные вечеринки в домах власть предержащих, во время которых боссы развлекаются с порой несовершеннолетними девицами (как не вспомнить Сильвио Берлускони), бесконечные телевизионные программы, окончательно отбивающие мозги у тех, кого природа и так-то не щедро наделила способностью думать. Визуальным фоном потрясающего квартета четвертого акта, принадлежащего к лучшему, что создал Верди, является история Италии в лицах, на экране сменяют друг друга физиономии короля Витторио Эмануэле Второго и графа Камилло Кавура, фашистского диктатора Бенито Муссолини и «бессмертного» главы итальянского правительства Джулио Андреотти, народных кумиров-велосипедистов Фаусто Коппи и Джино Бартали и великого комика Альберто Сорди. Список можно было бы продолжить.

Но благородные намерения и фонтанирующие идеи часто с трудом увязываются с произносимым со сцены текстом. Первая сцена заключительного действия, где звучит знаменитое болеро Елены, представлена как эпизод очередной развлекательной телевизионной программы, а ведь в либретто речь идет о браке австрийской принцессы с сыном французского наместника, официального представителя власти, следовательно, не просто о браке двух влюбленных молодых людей, но о браке по государственным соображениям. Подобная «придумка» создает конфуз в головах зрителей. Ничего общего не имеет с либретто финал спектакля: взамен резни на почти полностью обнаженной сцене выстроена трибуна, весьма похожая ну ту, что находится в зале итальянского парламента. Она заполнена людьми, на лица которых натянуты одинаковые маски. В самом конце оперы люди срывают с лиц маски, а за ними на видео появляется текст первой статьи Итальянской Конституции, «Власть принадлежит народу, который осуществляет ее в формах и пределах Конституции». В либретто оперы Верди не говорится ясно, кто погибает в момент, когда народ вступает в вооруженную борьбу, Скриб предпочел опустить занавес сразу после сигнала к восстанию, в спектакле Ливермора на авансцене падают мертвыми все: Елена, Прочида, Арриго и Монфор.

Несомненно, впечатляющий спектакль. Впечатляет и его мрачноватая оправа, созданная сценографом Санти Чентинео, помимо взорванной земли и изуродованных автомобилей на месте убийства Фальконе и Борселлино, на сцене доминируют холодные и безликие сооружения, которых полно в любом большом городе, напоминающие о Дворце Юстиции в Милане или о зданиях, в которых расположены телевизионные студии.

Спектакль волнующий и противоречивый. Если вы были в те дни в моденском театре имени Лучано Паваротти, вы потратили свое время с толком.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru