«Любовь и жизнь» — так назвала свой сольный концерт Наталья Петрожицкая, солистка Московского академического музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. В концерте, прозвучавшем 26 ноября, участвовали также Денис Макаров (бас) и Антонина Кадобнова (фортепиано).
Слушателей и коллег Натальи принимала «Музыкальная гостиная» театра Станиславского – не привычный зал со сценой, занавесом и всеми сопутствующими атрибутами и формальностями, а акустически мягкое, теплое помещение с изысканными люстрами и белым роялем. С одной стороны, дружеская, открытая и домашняя атмосфера. С другой – дополнительная нагрузка для певца: поскольку ряды кресел располагаются на как «зрительный зал», а с трех сторон вокруг исполнительского места, артист оказывается весь как на ладони, виден со всех сторон. На таком месте нельзя «просто стоять и петь».
Однако наша героиня и так не из тех, кто способен устоять на месте. Но каждое движение у нее – продуманное, логичное, уместное. Стройность, грациозность и личное обаяние – козырь современной молодой певицы. Ну а уж голос – отточенный, гибкий, абсолютно управляемый и в то же время лишенный какого бы то ни было школярства – выше всяких похвал.
Сразу же с первого отделения зрителей угостили удивительно вкусным и не очень-то часто звучащим в России вокальным репертуаром. Цикл Роберта Шумана на стихи А. Шамиссо «Любовь и жизнь женщины» и «Четыре последние песни» Рихарда Штрауса, выбранные Натальей Петрожицкой, показали ее как вдумчивого интерпретатора, очень глубоко понимающего суть камерной музыки, не по возрасту зрелого, тонкого, интеллигентного. Сложностей в этой музыке не меньше, чем в большой опере – опертые высокие пиано, размашистый диапазон, большое дыхание. Певица не просто справилась с задачей. Более того, ее пение при этом не стало механическим исполнением всех этих сложностей, оно стало свидетельством исключительной женственности певицы, ее прекрасного исполнительского вкуса и влюбленности в свое дело.
Однако во втором отделении гостей ждали еще более редкие вокальные угощения. Сначала бас Денис Макаров исполнил «Песни на стихи Роберта Бернса» Георгия Свиридова. В первоначальной версии концертной программы бас должен был петь «Сатиры» Шостаковича, но вряд ли кому-то пришло в голову рассуждать, равноценная ли произошла замена – настолько великолепным было исполнение. В песни Свиридова артист принес достаточно и надлома, и философского фатализма, напомнив тем самым о влиянии даже не только Шостаковича (учителя Свиридова и первого слушателя «Песен», оценившего их очень высоко), но и Мусоргского, и Даргомыжского. В то же время и собственные достоинства цикла Свиридова в трактовке Макарова расцвели лучшим образом – песенность, мелодика, отражение чувств простого человека. Культурная театральная публика, решившая было твердо не хлопать между частями циклов, на его исполнении была уже не в силах сдерживаться! Еще бы, ведь каждую миниатюру певец оформил в виде демонстрации разных басовых амплуа: от вкрадчивой манипуляции соблазнителя («Финдлей») до разудалого гуляки, с нетвердой выправкой, но абсолютно уверенным вокалом в застольной («Всю землю тьмой заволокло»).
А потом вдруг неожиданно новая, легкая, подвижная, изменившаяся выпорхнула Петрожицкая, сменившая дымчатый концертный наряд на яркое стиляжье платье с недлинной пышной юбочкой. ХХ век теперь уже совершенно бесповоротно занял концертное пространство – прозвучал вокальный цикл Леонида Десятникова «Любовь и жизнь поэта» на стихи Даниила Хармса и Николая Олейникова. В оригинале цикл написан для мужского голоса, и по сути музыка очень-очень не женская (а слова тем более!). Как минимум, это совершенно точно не то, чего можно ожидать в сольном концерте певицы-сопрано, поющей ведущие партии – там все привычно ждут Леонору, Мими, Татьяну, в крайнем случае, традиционный романс. Но Наталья Петрожицкая ходить проторенным путем, видимо, считает скучным – поэтому слушаем перестроечного Десятникова, с иронической лирикой про муху, жука и сионистские происки. Цикл написан в 1989 году, однако в интерпретации Петрожицкой в нем явно вскрылся дух шестидесятничества, какой-то желто-оранжевый свет и удивление от собственной смелости. Надо ли говорить, что сочинение современника певице, штурмующей труднейшие партии в операх Верди и Пуччини, оказалось тоже по голосу, который она здесь вывела в более белую, плосткостную манеру, снабдив исполнение предписанными автором звукоимитациями голосов природы, растягиваниями согласных и прочими голосовыми экзерсисами. Да и точности жеста и движения артистке не занимать. Благодаря всему этому умышленно некрасивая по замыслу, негламурная музыка и поэзия у нее приобрела немалое изящество и обаяние.
Следует отдать должное и великолепному, артистичному аккомпаниатору Антонине Кадобновой. До сих пор доводилось слышать ее, главным образом, в более классическом репертуаре и казалось, что она создана для романтики Чайковского и Рахманинова. Однако и вторая половина ХХ века оказалась для нее вполне комфортной средой, и контакт с вокалистом, какие бы неординарные задачи он не ставил, у пианистки превосходный.
Ну и в финале публика не хотела отпускать артистов без бисов. Спокойно, как для близких друзей или в кругу родни Петрожицкая и Макаров спели дуэтом простой романс «Что так сердце растревожено» (Тихон Хренников — Михаил Матусовский) – вот нам в коллекцию и еще один способ воспеть «любовь и жизнь» на языке вокальной музыки. Расходилась публика, прикрывая слезинки, и наверняка, у таланта Натальи Петрожицкой в этот вечер появилось немало верных поклонников.