В этом сезоне Москва под наплывом именитых контратеноров. С ариями из репертуара Фаринелли в сентябре отметился знаменитый французский певец Филип Жарусский. Всю последнюю неделю в столице гостит английский контратенор Йестин Дэвис, который 8 декабря выступил в концертной версии оперы Бриттена «Смерть в Венеции» в Большом зале консерватории. И вот, наконец, в Москву впервые пожаловал один из самых ярких обладателей этого редкого голоса, чрезвычайно востребованного в наш век непрекращающегося бума аутентизма, – хорват (австриец по прописке) Макс Эммануэль Ченчич (он же по разным версиям Ценчич, Ценцич и Ченчик – «ученые спорят…»).
Это уже второй визит певца в Россию – первый состоялся в сентябре этого года, когда Ченчич выступил в рамках замечательного питерского фестиваля старинной музыки «Early Music». Символически и акустически удачный выбор устроителей пал на Капеллу Санкт-Петербурга, ровесницу города.
В Северную Венецию он приехал с ансамблем Риккардо Минази (чьими стараниями было подготовлено новое критическое издание «Нормы», ставшей сенсацией на последнем Зальцбургском фесте с Чечилией Бартоли в титульной партии) и совсем свежей программой «Venezia», посвященной венецианским композиторам, начиная (но отнюдь не заканчивая) Вивальди. «Venezia» – это и название диска, недавно записанного Ченчичем вместе с Минази и его оркестром «Il Pomo D'oro» («Золотое яблоко»).
Буквально в два дня Ченчич разминулся с Жарусским, нагрянувшим в этот момент в белокаменную, но зато спустя пару месяцев оказался все в том же Светлановском зале ММДМ. Остается только в мечтаниях воображать себе, как повезло бы нам, случись им совпасть во времени и пространстве. Уильям Кристи, один из пионеров аутентизма, записал с ними обоими изумительной красоты программу, состоящую из барочных дуэтов для сопранового (Жарусский) и меццо-сопранового (Ченчич) контратеноров. Ченчич и Жарусский вообще регулярно оказываются вместе в крупных проектах – например, в «Коронации Поппеи» того же Кристи и его «Les Arts Florissants». А еще в экстравагантных постановках оперы Стефано Ланди «Св. Алексей» и оперы Леонардо Винчи (не путать со знаменитым тезкой) «Артаксеркс». Впрочем, экстравагантными они могут выглядеть лишь в глазах наших современников, для которых ассоциации с кабаре и drag queens будут неизбежными, – но в те далекие времена папским эдиктом предписывалось, во избежание соблазна, все женские роли на римской сцене исполнять мужчинам. Отчего, конечно, соблазн лишь усиливался, помноженный на гендерную двусмысленность (свидетельства чему можно встретить в мемуарах той эпохи).
Женские роли Ченчичу удаются уморительно хорошо – хотя бы потому, что его как раз с женщиной перепутать сложно. Комизм – сильная сторона актерского таланта этого певца, и веселое хулиганство всегда было ему по вкусу. Вполне в его духе исполнять куплеты князя Орловского из «Летучей мыши», обрядившись в платье с декольте и фижмами и высокий парик XVIII века (в сочетании с трехдневной небритостью и бутылкой водки). Или же в концерт из виртуозных барочных арий вклинить развеселую арию Ореста из «Прекрасной Елены», да еще и раскрутить зал на то, чтобы тот подхватывал вслед за ним «дзинь-ляля» в рефрене.
Контратенор – тип голоса, за последние более чем полувека претерпевший разительную метаморфозу, двигаясь в сторону все большей виртуозности, красоты, богатства тембра и разнообразия оттенков в погоне за неуловимой химерой, навсегда исчезнувшими голосами золотого века кастратов. И, тем не менее, эволюция эта столь значительна, что теперь вряд ли бы уже понадобилось искусственно конструировать голос для фильма «Фаринелли». Впрочем, упреки в искусственности в адрес контратеноров не смолкали никогда. Дарование Ченчича – убедительный пример обратного: красоты естественного звучания. Чудо-ребенок родителей-музыкантов, он в шестилетнем возрасте прославился в родной Хорватии исполнением арии Царицы ночи; долгие годы выступал с Венским хором мальчиков; пел сопрано вплоть до своих 30 лет; затем переквалифицировался в альты и склонен называть себя скорее сопранистом, нежели контратенором. Юношеский голос Макса Ченчича – это, по-видимому, тот предел, к которому мы можем подойти в нашем понимании голоса кастрата, не прибегая к уловкам и допущениям. Так волшебно звучали голоса детей, которым предстояло разделить – чаще всего горькую и лишь в исключительных случаях головокружительную – судьбу кастратов…
Но рассказ наш летит к концу. Если не знать всего того, что полезно знать о Ченчиче, концерт в минувшую среду в стенах ММДМ в рамках фестиваля «Владимир Спиваков приглашает» ни за что не навел бы нас на мысль, что перед нами искрящийся талант, которому одинаково по плечу что Монтеверди, что Гендель, что брючные партии из россиниевских опер; человек, способный дерзко выйти на концертную сцену в шлепанцах и непринужденно общаться с публикой как минимум на четырех языках. Нет, изумительный голос был на месте – мужественно звучащий, без малейшей фальцетности, чарующе нежный, летящий в верхнем регистре и бархатно обволакивающий, темного медового оттенка с легким привкусом барочной жеманности, в нижнем. Все было – не было только драйва.
Заранее было известно, что выступлению австрийского контратенора отводится только второе отделение. Единственный концептуальный штрих, связывавший обе части концерта, по-видимому, следовало понимать как ностальгический реверанс в сторону Австро-Венгерской империи: венские классики Моцарт и Гайдн в исполнении «Виртуозов Москвы», трубач-венгр Габор Больдоцки, ну и хорват Ченчич. Тут, конечно, впору пофантазировать о виртуозных возможностях трубы в барочной музыке, особенно в сочетании-соревновании с голосом (что недавно продемонстрировала Чечилия Бартоли на своем московском концерте), но это уже снова, увы, из области «несбычи мечт»… И без того крошечную программу певец решил подсократить, попытавшись (правда, безуспешно) сбежать перед последним номером (позднее на своей странице в фейсбуке он написал, что был простужен). Программа многообещающе открылась прекраснейшей арией Персея «Sovente il sole» из оперы Вивальди «Освобожденная Андромеда» (эту оперу, кстати, Ченчич записывал вместе с Андреа Марконом, приезжавшим в сентябре вместе с Жарусским). Но обещаниям не суждено было сбыться – медитативная серенада о том, как после свирепой бури солнце светит особенно умиротворяющее, превратилась почему-то в заунывную калмыцкую песню пополам с траурным маршем.
Магия не сработала… Как, должно быть, повезло питерцам и как не повезло нам! Божественный Макс почтил нас всего лишь дежурным визитом.
На фото: Макс Эмануэль Ценчич (автор — Julian Laidig)