Двенадцатое название из оперного списка Верди заняло свое место в репертуаре Мариинского театра: «Отелло» в постановке Василия Бархатова на новую сцену вернулся обновлённым.
Шесть лет назад опус молодого режиссёра трудно было назвать удачным. Сейчас многое стало органичнее, объёмнее по смыслам. И эффектнее на большой, хорошо оснащенной сцене. Хотя, честно говоря, три не самых коротких антракта по ходу представления вызывают недоумение: а где же чудеса сценической мобильности, так разрекламированные при открытии нового театрального здания?!
Впрочем, чудеса всё же демонстрировались. В тревожном ожидании корабля Отелло – масса людей на террасе около маяка. Отличное звучание хора. Напряженность пластики. Но вот площадка начинает подниматься, и взору открывается корабельный трюм: тесно составленные нары, матросы, по сигналу тревоги в спешке натягивающие одежду, толпа у трапа – всё это помогает справиться с обычной, трудно преодолимой сценической статуарностью. И вполне согласуется с мощной гергиевской бурей в оркестре. Но впечатление несколько странное – где же находятся люди, наблюдающие за кораблём? На его палубе? Говорят, в разных точках зала возникал разный эффект. Но в этом явно присутствует определённая нелогичность, даже с учетом абсолютной театральной условности. И ещё одно: по режиссёрскому замыслу, в спектакле все мужчины, кроме посла, – военные моряки. Очень близкие к современности офицерские формы у солистов практически одинаковы, и различить, особенно сначала, кто есть кто, довольно проблематично. Но, так или иначе, заданная Верди драматичность ситуации налицо, и появление Отелло из трюма корабля на площади у маяка впечатляет.
Однако особой радости жителям Кипра благополучное прибытие капитана не приносит. Позади - тяжёлый бой и жесткий природный катаклизм. Разрушения, трупы, вдовы, – такова обстановка, в которой завязывается интрига. И напоминание о гибели моряков как знак трагедии пройдёт по всему спектаклю: женщины в чёрном с портретами погибших присутствуют за стеклянными дверями почти весь второй акт, общаются с Дездемоной (просветлённый хор в начале действия), врываются в кабинет Отелло в момент его клятвы мстить. Яго прекрасно использует этот момент, переключая смысловые акценты, и усиливает психологический стресс своей жертвы. Третье действие совмещает обряд поминовения погибших (венки, вдовы, траурный почётный караул) с приездом послов, отзывом Отелло и его нервным срывом. Музыкально, нужно сказать, всё сходится. По смыслам – тоже. Не сошлись на премьере только певцы в грандиозном ансамбле с хором.
Хотя в целом премьерный состав подобрался очень качественный: Александр Антоненко, Алексей Марков и Асмик Григорян составили отличный центральный ансамбль. Не всё на премьере было идеально у Антоненко в смысле вокала, но качество голоса, объемность личности его героя и актёрская сценическая правда убедили и захватили. Переход от покоя и светлой нежности к разъедающей ревности был у него на редкость естественным, а это и у Шекспира, и у Верди сыграть трудно.
Марков с его идеально выверенной вокальной интонацией великолепен в ведении интриги. Нигде ни тени наигрыша. Всё просто и даже обыденно. Режиссёр выстраивает словно бы очень доверительные отношения начальника и его подчиненного: Яго в кабинете Отелло забавляется со своими детьми (правда, странные шуточки: дети играют в расстрел), очень по-домашнему заботливо пришивает что-то к кителю командира, и даже жестокие угрозы Отелло уничтожить Яго за его предположения измены Дездемоны выглядят как обычная драка бывших приятелей. Обыденность жизни рядом с морем, маяком, реалии военной службы с её смертями, привычными ритуалами и бумагами всячески подчеркивается постановщиком.
На фоне этих рутинных реалий развивающаяся личная трагедия как-то особенно рельефна. Становится понятным, почему Дездемона – хрупкая, вокально обаятельная Асмик Григорян – с такой убеждённой настойчивостью заступается за Кассио: она ведь армейская жена (не случайно китель Отелло фигурирует на её плечах в умиротворённой сцене первого акта и позже, при разговорах с мужем), она многое знает о людях, её окружающих. Не просчитывает Дездемона только ситуации, когда вокруг её любимого начинает стягиваться уничтожительное кольцо – ведь мнимый семейный крах Отелло странно совпадает с его отставкой…
Сугубо интимным, лирическим музыкальным эпизодам в спектакле найден своеобразный, но выразительный сценический эквивалент: дуэт в финале первого акта – это прелюдия к ночи любви в шлюпке на берегу, с бутылкой шампанского. Красиво и романтично и как-то очень по-человечески просто. А молитва Дездемоны перед финалом – это обращение к Богу с высокой площадки маяка, в мерцающем синем цвете позднего южного вечера, над бездной, почти в космосе.
Перенос оперной классики в другое, близкое к современности измерение, уже никого не удивляет. Но не перестаёт зачастую раздражать. Однако когда явно удаётся прочесть в спектакле содержание, что-то прибавляющее к известному либретто или наполняющего его смыслами, близкими актуальным проблемам, много раз виденное, знакомое и музыкально любимое становится интересным. Бархатов расставил акценты так, что выстроилась история о достоверном психологическом уничтожении очень мужественного человека, талантливого кадрового военного, и читается эта история о реальностях века отнюдь не шестнадцатого.
Правда, в спектакле с достаточно серьёзным содержанием оперные несуразности всё же имеют место: полузадушенная Дездемона находит силы перелезть через ограждение маяка, чтобы оттуда броситься в бездну. После чего, под присмотром пассивных наблюдателей с верхней площадке маяка, Отелло ещё долго раздумывает, последовать ли её печальному примеру. Музыка дивная, а ситуация довольно неловкая.
И всё же в целом спектакль, сценографически интересно решенный постоянным соавтором Бархатова Зиновием Марголиным и замечательным мастером света Глебом Фильштинским, оставляет позитивное впечатление. Особенно, когда за пультом Валерий Гергиев, в этот день не утомленный перелётом откуда-нибудь из другой галактики.
Автор фото — Наташа Разина / Мариинский театр