Впервые сопрано Ольгу Перетятько Москва услышала в 2008 году на гала-концерте в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко в рамках «Дней Европейской оперы». В ноябре 2011 года певица выступила в гала-концерте фестиваля «Крещендо» в Большом зале консерватории. Следующим ее приездом в декабре того же года стал Рождественский концерт в «Крокус Сити Холле», в котором Ольга Перетятько спела вместе с Хосе Каррерасом. Визит в феврале нынешнего года подарил два концерта в Москве и Санкт-Петербурге. Московский концерт совместно с участниками программы «Тенора XXI века» прошел в «Новой Опере». Наконец, совсем недавно, 26 ноября, филармонический дебют певицы состоялся на сцене Концертного зала имени Чайковского. Оркестровый рецитал Ольги Перетятько вошел в программу абонемента Московской филармонии «Вокальные вечера». На следующий день после него певица любезно согласилась дать интервью для нашего интернет-журнала.

Нельзя не радоваться тому, что в последние годы ваши выступления в России стали более частыми. Какое это для вас имеет значение?

Я была, есть и всегда останусь не просто сопрано Ольгой Перетятько, а Ольгой Александровной Перетятько: здесь – мои корни, я – русская певица, и это главное. Именно поэтому любое мое выступление в России для меня так важно. Здесь много замечательных оркестров и замечательных музыкантов. И то, что мой представитель в России Игорь Беляев предложил мне выступить с Российским национальным оркестром под управлением маэстро Михаила Плетнева, для меня было и большой приманкой, и огромной честью. Поскольку я сама из Петербурга, а из старых московских залов выступала однажды лишь в Большом зале консерватории, то Концертный зал имени Чайковского до нынешнего концерта я просто не знала. Однако спев в нем, его акустикой осталась очень довольна. Причем, с публикой, когда меньше эхо, петь понравилось гораздо больше, чем на репетиции без публики. Я считаю, что акустика там – очень правильная. И я даже затрудняюсь сказать, где из этих двух московских залов мне было комфортнее – было везде одинаково хорошо: залы просто замечательные! Так что, несмотря на мою большую загруженность вне России, пока я молода, пока нахожусь на подъеме творческих сил и могу исполнять достаточно большой и разноплановый репертуар, считаю просто необходимым петь на родине для своей публики. Моя абсолютно естественная творческая потребность основана на непреложной уверенности в том, что связь с соотечественниками артисту терять ни в коем случае нельзя.

А как формировался репертуар этого концерта?

Обоюдно. На эту тему мы много предварительно общались с Михаилом Плетневым. Маэстро был заинтересован сделать что-то не очень заезженное, а у меня такого репертуара, как вы знаете, много. Конечно, мы сразу же сошлись с ним на том, чтобы второе отделение посвятить русской музыке, и, должна признаться, для меня это был определенный вызов, ведь к русской музыке я обращаюсь нечасто. Но как раз в этом сезоне, совсем недавно, у меня появилась первая большая партия в русской опере – Марфа в «Царской невесте» Римского-Корсакова. Это была новая постановка Берлинской государственной оперы.

Вообще, моей первой русской оперой стал «Соловей» Стравинского, но это другая история. Сейчас я говорю о русском классическом репертуаре, и поэтому ария Марфы из последнего акта, на мой взгляд, очень удачно вписалась в московскую программу, соединившись с романсами Чайковского и Рахманинова. Чайковский и один романс Рахманинова – «Не пой, красавица» – прозвучали в оркестровке Михаила Плетнева. Этот романс он переоркестровал, и в его оркестровке было много интересных и необычайно тонких находок, которые, правда, сложно оценить со стороны, не имея под рукой исходную партитуру. В финале русского отделения французская ария – ария Мирей из оперы Гуно – выбилась, конечно, из репертуарной колеи, но для завершения концерта этот музыкально эффектный номер мы посчитали очень правильным выбором.

А что случилось на последнем бисе – на алябьевском «Соловье», ведь после его окончания был повторен самый финал?

Мы договорились с маэстро, что он будет ждать трель, после которой я пойду на «ре». Правда, я и сама на репетиции часто меняла каденции, так как не могла решить, какую из них буду петь. После трели должно было идти глиссандо, затем продолжение каденции, а уже потом «ре», но на концерте в финале «Соловья» маэстро, услышав трель, дал вступление оркестру. Это было немножко смешно, но ничего страшного: эту ситуацию мы экспромтом тут же исправили. Непредвиденные ситуации на сцене случаются, но, главное, мы изящно выкрутились – и одобрительный энтузиазм публики стал тому подтверждением.

Для меня ваши трели и колоратуры на этом концерте в Москве как-то невольно слились с впечатлениями от октябрьского гала-концерта в Астане по случаю открытия нового оперного театра, тем более, что один из спетых вами тогда номеров, «Поцелуй» Ардити (вторым были куплеты Олимпии из «Сказок Гофмана» Оффенбаха), прозвучал и в Москве. Как вы получили туда приглашение и каковы ваши впечатления об этом вояже?

Дирекции нового театра меня порекомендовал Денис Мацуев, принимавший в этом концерте участие. Мы знакомы с ним давно и довольно часто встречаемся во многих точках мира на разных проектах: в частности, два года назад мы встретились и в Москве в Большом зале консерватории на гала-концерте по линии его фестиваля «Крещендо». Гала-концерт в Астане стал последней из таких приятных встреч. Вы знаете, впечатления и о самóм новом театре, и о его технической начинке, и о людях, которые сейчас им руководят, просто замечательные! Меня очень порадовало, что его директор Толеген Мухамеджанов – человек, не просто хорошо разбирающийся в музыке, но и настоящий музыкант, композитор.

Конечно, жизнь этого театра только начинается, и должно пройти время, чтобы говорить о его творческих буднях. В этом театре мы были гостями, и встречали нас очень радушно. Нам, конечно же, показали и сам город – его удивительную современную архитектуру и впечатляющие просторы, на которых он вырос. Накануне концерта я была на премьере «Аттилы» Верди. Этот спектакль Пицци не нов, но режиссер, как всегда, предъявил постановку эстетически красивую, умную, со сценографией, очень удобной для певцов. Очень хорошо, что в акустическую атмосферу зала я смогла окунуться и как слушатель в зале. Самой же петь в этом театре мне было очень комфортно и легко. Но главное, что удалось почувствовать в его стенах, – это подлинное уважение к артисту.

На этот раз вы к нам в Москву из Гамбурга? После дебюта в партии Цербинетты в «Ариадне на Наксосе» Рихарда Штрауса?

Всё так, только прилетела я из Парижа, где мой муж, итальянский дирижер Микеле Мариотти, делает сейчас постановку «Пуритан» Беллини, а Цербинетту я всё-таки спела еще в студенческом проекте консерватории в Берлине, когда там училась. Мы тогда репетировали целых семь месяцев, так что к моменту завершения проекта – это было концертное исполнение – имя Рихарда Штрауса я просто слышать уже не могла! Но зато эта партия была очень хорошо выучена, к тому же, большущую арию Цербинетты я всегда пела на прослушиваниях, так что она впета и подавно. Сейчас, освежая эту партию в памяти по прошествии почти десятка лет, много чего уже и забыла, но восстановление было очень быстрым, так как эта музыка уже прочно сидела в крови. Я очень люблю эту роль, и теперь, впервые представ в ней в театральной постановке на сцене Гамбургской оперы, буду стараться петь ее почаще.

Перед Цербинеттой в Гамбурге как раз и была Марфа в Берлине. Мне как-то врезались в память ваши давние слова, что еще на стадии обсуждения с Дмитрием Черняковым вашего участия в его постановке «Царской невесты» у вас было к нему лишь одно пожелание – «сделать красиво». Так вот, сделал ли он в своей постановке красиво?

На мой взгляд, да. Мне было в ней просто замечательно, но это был Черняков, такой очень концентрированный Черняков. Это была постановка, которая заставляет думать: европейский зритель воспринял ее на «ура». В отзывах русскоязычной прессы, которые я читала, как всегда – два противоположных лагеря: и «да», и «нет». Мой муж-дирижер, который видел миллион всяких разных постановок, считает, к примеру, что эта – одна из лучших пяти, увиденных им когда-либо в мире: речь идет не о постановках именно этой оперы, а о вообще увиденных им. И у меня нет никаких оснований с ним не согласиться. Совершенно очевидно, что всегда останутся те, кто в оперном театре вообще не принимает никакую модернизацию. Да: есть плюсы, и есть минусы, есть ярко выраженная полярность мнений, но, главное, нет равнодушия. Я знаю, что на почве споров об этой постановке многие просто чуть не разругались в пух и прах.

Поначалу, когда мне предлагали петь Марфу, я не видела себя в этой роли. Марфа – это такая наивная девочка, очень невнятный тип светлых, ни в чем не виноватых, страдающих и умирающих в конце оперы персонажей, которых именно колоратурным сопрано и приходится довольно часто исполнять. Любаша и Грязной – вот главные герои этой оперы, вот где настоящие и музыкальные, и драматические характеры! «Разойдись, душа!» – это про них, а в Марфе «разойтись» негде: там совсем иные задачи. Давным-давно, еще в училище в Санкт-Петербурге, я ведь пела в хоре вторым альтом и всегда мечтала о Любаше, пока мой первый педагог Лариса Гоголевская не сказала мне, что я вовсе никакая не меццо-сопрано. Для меня сегодняшняя Марфа – это случай особый, тот самый, когда нужно было «засунуть свое эго в статус фэйсбука» и подумать о пропаганде русской музыки на Западе. Собственно, поэтому я и согласилось. Было понятно, что этот проект с Дмитрием Черняковым и маэстро Даниэлем Баренбоймом станет весьма резонансным: так и вышло. Музыка этой оперы потрясающе гениальна, но для Запада практически неизведанна, так что я очень рада, что сыграла свою маленькую роль в ее популяризации.

Так, может быть, весь успех этой постановки как раз и заключается в том, что публика, в первую очередь, была потрясена и очарована музыкой, а сам спектакль восприняла просто как данность, ведь западные представления о русской истории до сих пор не самые осведомленные и обширные?

Нет. Римский-Корсаков написал гениальную музыку, но я говорю не только о ее триумфе, но и об успехе самой постановки. Черняков обладает удивительной способностью наполнять свои спектакли символами. Их узнаваемость заложена, я бы сказала, на генетическом уровне. Эти образы и знаки драматургически очень понятны для абсолютно разнородного социума – и для рабочего сцены, и для профессора университета. Моей знакомой из Швейцарии, которая специально приезжала в Берлин, эта постановка, к примеру, воскресила в памяти атмосферу 50-х годов: окошки, носочки, воротнички – такие, вот, нехитрые приметы… Но в то же время это обращение режиссера не только к русской, а вообще ко всей публике, то есть его язык абсолютно интернационален. Я видела три постановки Чернякова, и в каждой из них проявление этого аспекта нельзя не заметить. И я видела действительно восторженную реакцию публики, опыт «насмотренности» которой очень велик. Этой публике есть, с чем сравнивать эту конкретную постановку. В «режопере», конечно же, бывает и много всякого постановочного мусора: это нельзя отрицать. Но что бы мне кто и что ни говорил, Черняков – умный и чувствующий музыку режиссер.

Моя позиция в отношении этой «Царской невесты» весьма уязвима и шатка, поскольку я ее не видел, но то, что читал о ней в прессе, моего удивления не вызывает, ибо априори всё было легко прогнозируемо. Но хотелось бы сравнивать этот спектакль с другими постановками этой же оперы, а не постановками вообще, но где их взять…

Ваша настороженность, по-видимому, заставит меня в очередной раз выступить в роли адвоката, хотя защищать никого и не собираюсь. Воззрения любого человека на то, что делается в искусстве, и в оперном театре, в частности, – это дело его собственного вкуса, и я говорю о своих собственных ощущениях от этого спектакля. Важно то, что он – не о каких-то абстрактных русских героях XVI века, которые в красивых расшитых золотом костюмах воспринимались бы, как матрешки: это очень далеко. Но ведь история сюжета оперы, основанного на власти, ревности и злодействе ради любви, весьма актуальна и сегодня, причем – на уровне психологизма, возможного лишь в русской музыке и русской литературе. Да: оправдываешь злодеяние, но ведь по любви же! Никому и в голову не придет осуждать Любашу, хотя в этой опере ее жалко больше всех на свете, даже больше несчастной Марфы: такова драматургия оперы.

И в спектакле Чернякова были очень точно найдены такие ракурсы современного постановочного языка, благодаря которым зрители в зале плакали: было и такое. Встреча Марфы и Любаши не предусмотрена партитурой, но именно к Марфе на этот раз прямым текстом обращается Любаша: «Ты на меня, красавица, не сетуй, купила я твою красу, но заплатила дорого позором». Черняков решил свести нас в этом спектакле. Я выхожу, увидев из окна женщину в истерике: Марфа – человек с большим сердцем, она любит весь мир, в то время как ей нужна любовь всего одного человека – Ванюши Лыкова. Это очень сильная сцена! Вот в этом режиссура, но это надо непременно видеть на сцене – не читать рецензии, не смотреть фотографии к этим материалам, а именно видеть на сцене. Не видя, не о чем и говорить…

Хотя эти картинки своим конструктивизмом меня и шокировали, безусловно, вы правы: только посещение театра может дать собственное представление о спектакле. А не хотелось бы вам спеть в опере Глинки «Руслан и Людмила», которую Дмитрий Черняков поставил в Большом театре?

А вот эту постановку не видела я, поэтому и не смогу ответить на ваш вопрос.

Мартовская серия «Царской невесты» в «Ла Скала» будет абсолютным переносом берлинской постановки?

Да, но, естественно, с оркестром и хором театра «Ла Скала»: неизменными останутся только солисты и дирижер. На большой миланской сцене это будет смотреться даже лучше, масштабнее, ведь Театр Шиллера, который на время реконструкции своего здания обжила Берлинская государственная опера, отличается небольшими размерами зала и, в особенности, сцены. Марфа в театре «Ла Скала» должна стать моим дебютом на этой сцене, и то, что это дебют именно в русской опере, волнующе для меня вдвойне. Я поначалу даже и не знала, что трансляция берлинской постановки «Царской невесты» была выложена в Интернете: сейчас ее уже нет, но я всё же успела ее посмотреть. Для меня это была единственная возможность увидеть спектакль со стороны, а не изнутри, ведь я спела всю премьерную серию – второго состава не было. Посмотрев запись, я окончательно убедилась, что спектакль на самом деле очень силен. В обозримом будущем ожидается и выход его на DVD.

Нынешний сезон, как и предыдущие сезоны последних пяти-шести лет, для вас чрезвычайно насыщен: мелькание театров, городов, стран… Помимо «Ла Скала» в ваших планах на этот сезон – еще один весьма интригующий дебют, намеченный на апрель 2014 года: Эльвира в «Пуританах» Беллини в нью-йоркской «Метрополитен-опера». Что вы ждете от этого дебюта?

Пусть это и прозвучит банально, но, прежде всего, хочется хорошо спеть, хочется предстать в хорошей вокальной форме и при этом обязательно хорошо себя чувствовать. Эти три «хорошо» для любого певца, собственно, всегда и есть самое заветное и главное: как говорится, без здоровья – никуда!

А попробовать голос именно на сцене «Метрополитен-опера» вам удалось?

Да. Прослушивания проходили на основной сцене театра, и уже тогда я поняла, что для певца петь в этом театре – просто одно удовольствие. Я видела и ряд спектаклей из зрительного зала, в том числе, и с певцами, голоса которых слышала в других театрах. Это было очень полезно, так как благодаря этому я поняла принцип работы акустики в «Метрополитен-опера». Акустика там просто потрясающая: вовсе не надо обладать громогласным посылом, чтобы наполнить звуком даже такой большой зал – нужно просто попасть, что называется, «в позицию», найти тот резонанс, который, если ты его нашел, будет работать на тебя и на твою эмиссию, а голос действительно будет долетать до всех уголков зала. Эффект акустики на этой крытой стационарной сцене – примерно такой же, как и на огромной открытой площадке «Арена ди Верона», вместимость которой – порядка полутора десятка тысяч человек. Я это очень хорошо ощутила, когда нынешним летом спела там Джильду в «Риголетто». Очень часто приходится слышать, что на «Арене» есть подзвучка, но, уверяю вас, никакой подзвучки для певцов там нет: я сама там пела и знаю это наверняка.

Собственно, настраивать свои резонаторы певцу необходимо в любой акустике нового для него зала: певец, я убеждена, если он действительно считает себя певцом, должен петь в любых акустических условиях. Весной этого года я взяла несколько уроков у Мариэллы Девиа, на мой взгляд, просто потрясающего мастера бельканто: она до сих пор находится в изумительной вокальной форме! Мне было важно «пощупать» ее, понять, как она дышит, как удивительно полетно формирует звук – важно было «заглянуть» в нее. И несколько ее советов во мне словно сразу что-то «включили». Я несколько по-иному стала смотреть на свое пение, стала критически переосмысливать то, что делаю, исходя из новых практических соображений. Это было для меня очень ценно, так как определенно позволило удлинить свое певческое дыхание и улучшить эмиссию, а соответственно, и звучность голоса.

И всё же необходимо прислушиваться и к себе самой, ибо если бы я стала всё без исключения делать так, как советовала мне Девиа, это могло бы сказаться на темпах исполнения: общеизвестно, что все кабалетты она всегда поет в немного замедленных темпах, но это – ее творческая индивидуальность. Учиться у мастеров и набирать багаж техники всегда необходимо, но при этом вовсе не обязательно использовать из него всё. Восприняв это, надо оставаться самим собой и петь, тем не менее, в своей собственной манере. Я это поняла и почувствовала, когда впервые выступила в «Арена ди Верона» и когда нынешним летом дебютировала на Зальцбургском фестивале (этим дебютом стала партия Джунии в моцартовском «Луции Сулле» на сцене «Дома Моцарта»). После этого я уже могу уверенно сказать, что готова выйти на любую сцену. Страшно не будет! Лишь снова повторю: главное – здоровье!

Нынешний сезон – третий сезон прямых кинотрансляций из «Мет» на Россию, и досадно, что именно «Пуритан» в списке трансляций нет…

Но зато эту оперу можно будет услышать: намечена прямая аудиотрансляция одного из спектаклей. Это же ведь старая постановка…

Так ведь транслируют и старые: просто эту – 1976 года – уже передавали в 2007 году, правда, подобным техническим чудом XXI века Россия тогда еще не была охвачена. А скажите, в этом сезоне в вашем репертуаре появятся какие-то новые партии, или сейчас вы исполняете уже обкатанный репертуар?

Я бы сказала, что сейчас наступила некая фаза повторяемости репертуара, но пока не весь он обкатан на большом количестве исполнений. Одна история была, как я уже сказала, с Цербинеттой в «Ариадне на Наксосе». С «Пуританами», к примеру, – другая: я спела эту оперу полтора года назад в Париже, но это было концертное исполнение – не театральная постановка. Предстоящим летом в новой постановке россиниевского «Турка в Италии» (Фьориллу) буду петь на фестивале в Экс-ан-Провансе с Марком Минковски, а два года назад я пела эту оперу в Амстердаме. Но то, к чему не обращаешься год или два, всегда приходится делать заново, так как со временем меняется всё – и твой голос, и твои представления о партии. Никто ведь не отменял и творческий поиск: я постоянно что-то меняю, переделываю – без этого артисту нельзя. В следующем сезоне мне предстоит «Турок в Италии» и на сцене Баварской государственной опере в Мюнхене.

Правильно ли я понимаю, что основой вашего западноевропейского оперного репертуара по-прежнему остаются белькантовая тройка «Россини – Беллини – Доницетти» и Моцарт?

Да. Но всё же не забывайте и французский лирический репертуар, и избранного колоратурного Рихарда Штрауса, и избранного Верди. Пока это только Джильда (в этом сезоне я спою ее и в Цюрихской опере). Собираюсь включить в свой репертуар и Виолетту в «Травиате», но это произойдет всё же несколько позднее: сначала – в Лозанне, затем – в Баден-Бадене.

При вашей большой творческой занятости остается ли время на личную жизнь?

Конечно! Друзья, родственники, мой муж… Очень часто наша работа разводит нас по разным городам и странам, но во время своих окон мы всегда приезжаем друг к другу. Как я уже сказала, в Москву я в этот раз приехала от него из Парижа. После Москвы навещу своих родителей в Петербурге, и целый декабрь – в нашем полном с Микеле распоряжении. Потом он уедет в Чикаго, а я – в концертное турне по Германии в поддержку своего нового сольного альбома. Я довольно часто хожу в кино, много читаю, благо в iРad можно загружать огромное количество книг. Неожиданно для себя сейчас увлеклась трудами Карла Юнга: в данный момент читаю их – и это безумно интересно!

Сейчас, когда много летаешь и тратишь время на ожидания в аэропортах, тяжелые книги с собой ведь не возьмешь, а книги в электронном виде – это просто спасение. Я и партитуры свои перевожу сейчас в электронные форматы, ведь чтобы их все возить с собой, нужен дополнительный чемодан. Конечно, учить партию, я предпочитаю по бумажным нотам, но когда партия уже впета, ее всегда можешь «извлечь» для освежения и повтора из своего планшета хоть в самолете, хоть в гостинице. С помощью электронных манипуляций в клавире можно делать пометки, расставлять для себя какие-то новые акценты, выделять какие-то наиболее сложные места – это просто гениальная вещь!

А где же сейчас ваш дом?

В Берлине, Болонье и Пезаро – и, в зависимости от оптимальности маршрутов наших перемещений, мы время от времени бываем в каждом из них. Так сложилось, что мой исторический дом – в Берлине, моего мужа – в Пезаро, а наше общее семейное гнездо – в Болонье, ведь Микеле является главным дирижером Болонской оперы. Но именно в Болонье удается быть вместе реже всего, хотя очень бы этого хотелось: жизнь артистов – это вечные самолеты и гостиницы. И всё же я очень люблю готовить, люблю приглашать на ужин большую компанию – этак с десяток друзей. В моем кулинарном репертуаре фигурирует как русская, так и итальянская кухня, иногда – их сочетание. Последнее, что я готовила, это были манты: гости чуть тарелки не съели. Это одно из моих любимых блюд: большие пельмени с особой мясной начинкой и особым тестом, но приготовленные на пару. Очень люблю двигать, переставлять мебель, создавать уют в доме. Это тоже стопроцентно мое.

А в каких проектах, кроме тех, что я знаю – россиниевских «Сигизмунда» и «Матильды ди Шабран» в Пезаро – вам довелось петь под управлением Микеле?

В «Реквиеме» Моцарта, а также в оркестровых концертах в Мюнхене и Висбадене. Кстати, впервые под его руководством я спела в концерте и арию Виолетты из первого акта «Травиаты». Нам вместе петь – что дышать. С Микеле мне всегда очень удобно и спокойно. Конечно, хотелось бы выступать вместе как можно чаще. И, кажется, сейчас театры стали понимать, что приглашение на тот или иной проект мы сможем принять гораздо быстрее, если будем приглашены оба. Но ситуация тут непростая, ведь агенты у нас с Микеле – разные. При этом каждый из нас поначалу соблюдал деликатность, не называя имени другого: мало ли что кто подумает. Но потом мы решили, что это, в сущности, глупость, так как если кто захочет что подумать, подумает ведь всё равно! Если и этим заморачиваться, то будем видеться еще реже – и на эту деликатность мы просто махнули рукой.

Просто фантастика, что моими предстоящими «Пуританами» в «Мет» будет дирижировать Микеле! Этот контракт – вообще очень интересная история. Первоначально я должна была дебютировать там в небольшой колоратурной партии Фиакермилли в опере Рихарда Штрауса «Арабелла». В 2009 году контракт на нее, через три дня после первого же представления «Соловья» Стравинского (это было еще в Торонто), мне предложил генеральный менеджер театра «Метрополитен-опера» Питер Гелб, присутствовавший на спектакле. Можете себе представить: контракт на крохотную партию Фиакермилли на 2014 год я заключила еще в 2009-м! Радости тогда не было предела, хотя партия и длится три минуты: она очень маленькая, но яркая, в ней – одна единственная, но убойная сцена, что-то наподобие Олимпии в «Сказках Гофмана». В партии Фиакермилли в свое время дебютировали Эдита Груберова и Натали Дессей, так что эта партия очень даже показательная.

Но ведь пять лет «ожидания чуда» – срок настолько большой, что за это время в жизни певца невероятно многое может измениться…

Ну, конечно же! Уже через два года после заключения контракта с «Мет» моя карьера стала набирать существенные обороты, да и голос стал потихоньку меняться, поэтому стало ясно, что дебютировать хотелось бы с чем-то более весомым. Но как быть? Контракт ведь подписан. В 2011 году с тем же «Соловьем» я была уже в Нью-Йорке, и на генеральной репетиции снова присутствовали представители «Метрополитен-опера», а на одном из спектаклей были даже Пласидо и Марта Доминго. После успеха «Соловья» в Нью-Йорке и полученной мною тогда хорошей критики я попросила агента устроить мне прослушивание на сцене еще раз. Помню, меня вытащили прямо из сауны, сказав, что сцена будет через три часа, и я, не раздумывая, помчалась петь. Тогда я спела арию Лючии из «Лючии ди Ламмермур» Доницетти и куплеты Адели из «Летучей мыши» Иоганна Штрауса. После этого мне предложили две партии Верди – Джильду в «Риголетто» и Оскара в «Бале-маскараде». Всё взвесив, от Оскара я отказалась: все эти мальчики-травести – не для меня. Ну, какой из меня мальчик! А Джильда осталась.

На следующий год я пела Лючию в берлинской «Дойче Опер» – и там тоже были агенты из «Мет»: они ведь ездят по всему миру. В 2012 году они приезжали и в Пезаро на «Матильду ди Шабран». Затем были концерты в Бостоне с Бостонским симфоническим оркестром, после которых вышла замечательная критика. И это имело решающее значение, так как для американцев признание на их собственном континенте играет очень важную роль: американская критика совсем иная, чем европейская. И буквально через два дня после этих концертов моему агенту позвонили из «Метрополитен» с предложением поменять Фиакермилли на Эльвиру в «Пуританах» в те же самые запланированные сроки. Это было так неожиданно, что в первый момент я даже растерялась, но согласие дала достаточно быстро: конечно, я была очень рада, просто счастлива!

А Джильда в «Мет» будет у меня в следующем сезоне после «Пуритан», и уже на 2017 год запланирована Лючия. Менеджмент «Метрополитен-опера» устроен очень хитро: с одной стороны, они ищут хороших певцов на много лет вперед, понимая, что по прошествии времени эти певцы будут стоить гораздо больше. Но, с другой, при этом совершенно невозможно учесть объективные вещи, которые, в принципе, могут произойти с певцами: у кого-то, вообще, может поменяться голос, кто-то может перейти в другой репертуар, кто-то – оказаться в декрете и так далее. Конечно, планировать выступление на пять лет вперед – это просто непостижимо, но, когда я подписывала первый вариант контракта, об этом как-то еще не думалось. Просто невероятно, что в моем случае всё так на редкость удачно закончилось «Пуританами» – да еще и контрактом вместе с Микеле!

«Метрополитен-опера» – одна из оперных Мекк мира, а есть ли долгосрочные планы возвращения на фестиваль в Пезаро, который когда-то стал для вас одним из значительных трамплинов в карьере?

Конечно. С фестивалем в Пезаро я расставаться вовсе не собираюсь, ведь его орбита – одна из высочайших музыкальных орбит в мире: это также одна из оперных Мекк. По предварительно намеченным планам я должна вернуться туда в 2015 и 2017 годах. На 2014 год меня звали туда на «Армиду» Россини, но я вынуждена была отказаться из-за «Турка в Италии» в Экс-ан-Провансе. Ничего не поделать: и совпадения интересных предложений иногда случаются…

Судя по той арии из «Луция Суллы», которую вы спели на вчерашнем московском концерте, партия Джунии технически весьма сложна. Опыт встречи в серьезным Моцартом на фестивале в Зальцбурге стал для вас интересным?

Невероятно интересным! А партия моей героини, я бы сказала, нечеловечески сложная. К тому же, я сама придумала себе каденцию с большим диапазоном – от «фа» малой октавы внизу до «фа» третьей октавы вверху. Дирижером той постановки был Марк Минковски, который всегда очень любит показать возможности певцов по максимуму, любит, когда исполнители не боятся экспериментировать, и поэтому он весьма заинтересованно предлагал мне разные варианты. Но в итоге каденцию я написала себе уже сама на основе общей мелодической линии этой арии. Как и во всякой опере-сериа, в ней много персонажей, и у каждого – внушительное количество арий. У моей героини – шесть арий. Но осталось пять: одну купировали, так как опера очень длинная. В ней – три акта, но в Зальцбурге она шла в двух частях: эта моя ария как раз и стала той удобной точкой партитуры, после которой можно было спокойно делать антракт и идти пить шампанское за ее обсуждением.

Это была новая постановка фестиваля, но предварительно свет рампы она увидела в Зальцбурге в декабре-январе в рамках традиционной «Недели Моцарта». Уже после этого с тем же составом – с минимальным количеством освежающих материал репетиций – она переместилась на летний фестиваль. Благодаря этому к своему фестивальному дебюту я смогла подготовиться весьма основательно: не только ведь партия невероятно сложная, но и сам фестиваль какой ответственный! Я получила огромную радость от этой работы и от самой постановки, выстроенной по строгим правилам классического оперного стиля: это был словно старый спектакль времен Моцарта с паричками, расшитыми камзолами и пышными платьями из тяжелого шелка: мое весило целых десять килограммов! Всё было серьезно, капитально и, если так можно сказать о весьма условном жанре оперы-сериа, несомненно по-настоящему.

Моцарт практически никогда не выпадал из моего репертуара, но эта встреча с его оперой-сериа – первая в моей карьере. До этого момента моими моцартовскими героинями были Сюзанна, Мадам Херц, Констанца и Блондхен. Сейчас в Москве я исполнила и арию Донны Анны из «Дон Жуана», но целиком эту партию пока не пела: должна, правда, была ее делать в Гамбурге, но там неожиданно сменили название. Но сейчас намечается новая волна Констанц: это одна из моих любимых партий, в ней действительно есть, что попеть, и теперь она, кажется, в 2015 году будет у меня в Цюрихе. Этой партией интересуется и Берлин, и я всегда с огромным удовольствием на нее соглашаюсь. Это как раз тот самый репертуар, в сторону которого я неуклонно продолжаю обращать свои взоры.

Итак, работы разной и интересной у вас сейчас много – и это замечательно. Но поскольку мы сейчас беседуем в Москве, давайте всё же вернемся к русскому репертуару…

Для моего голоса партий в нем совсем немного: это Глинка и Римский Корсаков – вот, собственно, и всё! К тому же, этот репертуар практически отсутствует в западных театрах. Обращение к «Царской невесте» в Берлине стало просто редчайшей для меня удачей. Остаются, конечно, концерты, как, например, этот в Москве, которые, правда, я пою нечасто. Но если меня приглашают, то приглашение, как правило, принимаю. Тогда, понятно, появляется возможность спеть и камерный репертуар – и Рахманинова, Чайковского, и что-нибудь еще из русской музыки. Я, кстати, алябьевского «Соловья» не пела очень долго, потому что для нас он настолько запет, что подчас может даже быть воспринят на грани плохого вкуса. Но если отбросить все предрассудки и заглянуть в партитуру, то это ведь изумительная, красивейшая мелодия! А если вспомнить, что Алябьев, когда писал свой шлягер, находился в темнице – история эта известна, – то его музыка начинает приобретать совсем иной смысловой оттенок.

Этот романс фирма «Sony» предложила мне включить в программу моего второго сольного диска «Арабеск», который вышел совсем недавно, в августе этого года. И я подумала, а почему бы и нет! И они нашли какую-то необычную редакцию этого опуса, а их, как вы знаете, – миллион! На диске мы записали три строфы с разными каденциями, а вчера, кстати, мы делали совсем другую версию, спев только две строфы. Одна каденция повторяла ту, которая записана на диске (это, по-видимому, некий обязательный стандарт), а другая была той, которую маэстро Плетнев «решил пораньше закончить», и той, которую мы потóм «допели».

Я очень дорожу этим своим вторым сольным диском, куда вошел и алябьевский «Соловей», и «Поцелуй» Ардити, и ария Мирей, и моцартовские Сюзанна с Донной Анной, и ария Цереры из весьма раритетной «Свадьбы Фетиды и Пелея» Россини, которую я пела в Пезаро в 2010 году. В этот раз для записи нового диска было больше времени, не как в случае аврала с первым диском, поэтому всё удалось сделать гораздо более вдумчиво и обстоятельно. Понятно, что сейчас и опыта у меня уже значительно больше. И на этот раз я определенно довольна результатом, что обычно случается со мной крайне редко.

Беседовал Игорь Корябин

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru