Вирджиния Ди Иорио: «Страсть, любовь, жизнь...»

Сергей Элькин
Оперный обозреватель

Легенда Лирик-оперы вспоминает...

В 2014 году отмечается шестидесятилетний юбилей крупнейшего оперного театра на Среднем Западе – Лирик-оперы Чикаго. В истории театра огромную роль играли и продолжают играть женщины. Основательница Лирик-оперы – энергичная Кэрол Фокс, многолетний генеральный директор - Ардис Крейник. Среди тех, кто стоял у истоков создания театра, - замечательный профессионал своего дела, обаятельная женщина, работница пошивочной мастерской театра, швея Винченца Ди Иорио. В ее костюмах выступали Катя Ричарелли и Хосе Каррерас, Джоан Сазерленд и Ричард Такер, Джульетта Симионато и Николай Гяуров... – все великие солисты второй половины XX века прошли через ее примерочную кабину на седьмом этаже Лирик-оперы, все носили сшитые ею наряды.

Винченца Ди Иорио – живая легенда Лирик-оперы. Она проработала в театре сорок пять лет! Последние пятнадцать лет она на пенсии, в театр выбирается довольно редко, оперу смотрит и слушает, в основном, по радио и в кино. 12 сентября 2013 года ей исполнилось сто лет! По паспорту ее имя Винченца, но в театре все ее знают под именем Вирджиния. На вопрос, почему, отвечает: “Кто-то первый сказал, и имя прижилось. Я не возражала”. О себе она говорит мало, зато с удовольствием вспоминает оперных звезд, любит описывать их привычки, костюмы…
Мы отправились к Вирджинии холодным зимним днем 7 декабря 2013 года. Приехали втроем: знаменитая оперная певица Марина Ребека, журналистка одной из радиостанций Чикаго Ноэль Моррис и ваш покорный слуга – Сергей Элькин. Обязанности распределились так: Ноэль была с видеокамерой, я – с диктофоном, а Марина взяла на себя функции интервьюера. И вот мы находимся в обществе Вирджинии, слушаем рассказы о Марии Каллас, Лучано Паваротти, первых годах театра, соприкасаемся с самой Историей…

— Когда мне было тринадцать лет, моя сестра показала мне свою главную ценность - швейную машину. Я смотрела на нее, не зная, с какой стороны подойти, а потом стала изучать инструкцию и научилась шить.

Вирджиния прошла долгий путь, прежде чем ее талант швеи стал пользоваться спросом у мировых знаменитостей. Она родилась в 1913 году в маленьком городке в пригороде Рима. В двадцать лет пошла в художественную школу, учила основы дизайна одежды и швейное дело. Первые костюмы шила для родных и друзей. 23 декабря 1953 года вместе с мужем Карло и тремя детьми Вирджиния приехала в Чикаго, где уже жила бóльшая часть семьи, включая родителей и сестру. Тетя работала в центре Чикаго. По ее рекомендации Вирджиния получила первую работу. Ее трудовой стаж в Америке начался в 1954 году. Тогда же наша героиня встретила будущего основателя Лирик-оперы.

— Кэрол Фокс была фанатично предана опере. Ее мечтой было создание в Чикаго оперного театра. Она нашла спонсоров, собрала деньги, подобрала команду...

Найдя единомышленников в лице агента по торговле недвижимости и фанатика оперы Лоуренса Келли и одного из ее оперных наставников, американского дирижера итальянского происхождения Никола Решиньо, заручившись поддержкой музыкальных критиков и других влиятельных людей города, а также взяв в долг у своего отца $50000, Фокс принялась за дело. Результатом усилий триумвирата Фокс-Келли-Решиньо стало возникновение в Чикаго Лирик-оперы. Для первой постановки нового театра была выбрана опера Моцарта “Дон Жуан”. В составе исполнителей значились лучшие мировые голоса: Никола Росси-Лемени, Элеонор Стибер, Джон Браунли. Спектакль прошел 1 февраля 1954 года с огромным успехом. Вирджиния рассказывает:

— Кэрол Фокс предложила мне работать с ней. Я плохо говорила на английском языке, но в театре главным языком был итальянский. Первыми операми в театре дирижировал итальянский маэстро Туллио Серафин. Он родился в маленьком городке Роттанова ди Каварцере под Венецией. Учился в Миланской консерватории, возглавлял Ла Скала и Римскую оперу. Это был замечательный дирижер и тактичный человек. Я его очень любила. После того, как Серафин перестал приезжать в Чикаго, началась эпоха Бруно Бартолетти. Он подбирал солистов и долгие годы определял репертуарную политику театра. Его правой рукой был Пино Донати. Не знавший английского, этот итальянский композитор и дирижер тоже сыграл огромную роль в развитии театра. Почти все артисты были из Италии. Я оказалась в родной команде (смеется).

Уникальный коллектив собрался в те годы в Чикаго! Оперные фанатики и энтузиасты, они думали в первую очередь о театре, о городе, о зрителях и только потом – о себе. Например, Никола Рескиньо урезал зарплату себе, когда он выходил за дирижерский пульт, а Фокс и Келли не только не брали деньги из театральной кассы, но и сами вкладывали туда свои личные сбережения. Они были молоды, талантливы, амбициозны! Фокс сидела всегда в первых рядах партера по левую сторону от дирижера, что было нетипично для директора, занимающего, как правило, место в ложе, отделенной от остального зала. Эту традицию продолжили и следующие руководители театра: Ардис Крайник, Уильям Мэйсон, Энтони Фрейд. Не где-то там, высоко и далеко, а здесь, рядом со зрителями, перед артистами… Чикагский театр называли в те годы “Ла Скала Запада”. Вирджиния вспоминает:

— В первые годы существования Лирик-оперы все спектакли шли в ноябре. Сразу ставили четыре-пять опер, каждую показывали два раза. Это было связано с тем, что 7 декабря открывался сезон в Ла Скала, и звезды мировой оперы должны были к зиме вернуться в Италию.

Кэрол Фокс говорила: ”Стандарты Лирик-оперы такие же, как в ведущих оперных театрах мира – в Ла Скала, Метрополитен, Венской опере... Опера в Чикаго может и должна привлечь в город тысячи туристов”. Фокс понимала, что для успеха театру необходимы звезды, причем звезды первой величины. Спустя одиннадцать дней после премьеры “Дон Жуана” она летит в Италию с одной-единственной целью – привезти в Чикаго Марию Каллас. Фокс сделала Каллас предложение, от которого певица не смогла отказаться, - $2000 за каждый спектакль! Это был гонорар, казавшийся полвека назад просто невероятным! Верхняя планка гонорара в Метрополитен в начале пятидесятых не поднималась выше $1000. Результат – Фокс вернулась в Чикаго, имея на руках контракт, подписанный лучшей сопрано мира! Вирджиния вспоминает:

— В городе началось просто сумасшествие! Очередь вокруг театра растянулась в две линии между улицами Вашингтон и Мэдисон (улицы, окружающие Лирик-оперу – прим. автора). Люди мечтали попасть на спектакли с участием Каллас. Позже, когда была “Травиата”, повторилось то же самое.

1 ноября 1954 года Мария Каллас спела “Норму” на сцене Лирик-оперы. А за несколько дней до премьеры с ней познакомилась Вирджиния.

— Она была уже звездой, выступала во всех лучших залах Европы, в Метрополитен-опера, а в Чикаго прилетела впервые. Костюмы для Нормы были начаты в Риме, но не доделаны до конца. Они были слишком большими для нее. Я перешила их по размеру. Я помню, один был зеленый, другой – белый... На “Травиату” она тоже приехала со своими костюмами, а потом выяснилось, что нижняя юбка была от другого костюма. Пришлось шить другую... Для всех она была неприступной примадонной, а для меня – обычной женщиной. Мария говорила на итальянском языке. Мы с ней подружились. Она была очень проста в общении, относилась ко мне, как к другу, доверяла в работе. Диеты не соблюдала, но во время спектакля ничего не ела. Пила сок… Каллас часто критикуют за огненный темперамент, скандалы с руководителями театров. А мне кажется, что она просто всегда была перфекционисткой. Она никогда не опаздывала, приходила задолго до начала спектакля. Всегда волновалась, особенно первый раз, перед “Нормой”. Она предъявляла высокие требования к себе и окружающим, была готова репетировать снова и снова, пока не добьется нужного результата. Даже о своем платье она знала все, до последней детали.

В перерыве и после репетиций Вирджиния и Мария часами сидели в гримерке и болтали. Вирджиния вспоминает, что темы были самыми обычными, “женскими”: семья, одежда, отношения с мужчинами. Говорили, по ее словам, “о радостях и ошибках”. Женщины подружились, Каллас рассказала Вирджинии, как она познакомилась со своим будущим мужем.

— Джованни Баттиста Менегини был промышленником, владельцем крупного кирпичного завода, вдвое старше ее: ему пятьдесят, ей – двадцать четыре. Они познакомились в Вероне в 1947 году. Она приехала туда на поезде из Неаполя, почти через всю Италию. Шел дождь, Мария вся промокла… Менегини стал ухаживать за ней. Он знал, как угодить женщине. Потом он продал бизнес, полностью посвятив себя делам Каллас. В Чикаго они приезжали вместе, и мой муж подружился с ним. Однажды мы засиделись у них в гостях до полуночи…

В первом же сезоне Мария Каллас исполнила в театре три партии: Норму, Виолетту и Лючию.

В ноябре 1955 года Каллас вернулась в Лирик-оперу с партиями Эльвиры (“Пуритане”), Леоноры (“Трубадур”) и Чио-Чио-сан. Билеты на последнюю были проданы за девяносто восемь минут (кто-то подсчитал для истории)! Эта опера стала последней, в которой пела в Чикаго великая Мария Каллас. Вирджиния рассказывает:

— Каллас прилетела из Европы, чтобы спеть партию Чио-Чио-сан. В расписании стояло два спектакля, но было столько желающих, что оперный театр решил сделать дополнительное, третье представление. Перед началом спектакля полно прессы. Кругом шастали фотографы. Я спросила: “Что все эти люди делают здесь, перед входом в ее гримерку? Каллас не хочет видеть этих людей”. В ту ночь все и случилось…

Будучи молодой, неизвестной певицей, Мария Каллас подписала контракт с нью-йоркским менеджером, гарантируя выплачивать ему десять процентов от всех ее возможных доходов в течение следующих десяти лет. Позднее она отказалась платить…

— Она заплатила за два спектакля, но все знали, что их было три. Кроме этого, она многим задолжала деньги, у нее были проблемы с кредиторами. В последний день все журналисты столпились у гримерки Каллас, чтобы сделать фотографии. Закончился последний акт, все стали аплодировать, Каллас три раза выходила на поклоны. Когда она возвращалась к гримерке, я была рядом с ней. Среди журналистов было три человека, которые пришли к Каллас для того, чтобы передать повестку в суд. Она стала кричать: “Убирайтесь!” и убежала в гримерку… Они положили повестку под дверь. Я отшвырнула ее ногой и закрыла дверь… О, это была незабываемая ночь! Мы просидели с мужьями в гримерке до полтретьего утра и вышли через заднюю дверь…

Весь свой гнев Каллас обратила на руководство Лирик-оперы, хотя менее всего Кэрол Фокс хотелось устраивать скандал с примой, да еще в стенах родного театра. На следующий день фотографии разъяренной Каллас-Батерфляй в кимоно обошли страницы газет во всем мире. Каллас в ярости покинула Чикаго, поклявшись больше в Лирик-оперу не возвращаться. Она сдержала свое обещание.

— Менегини делал для нее всё. А Мария вдруг влюбилась в Онассиса. У нее начались проблемы с голосом, она похудела, заболела, ушла из оперы... Мария сделала большую ошибку, оставив Менегини. Говорили, что когда Каллас умерла, Менегини приехал в Париж и забрал все оставшиеся у нее вещи, в том числе – платья.

В первом сезоне партию Каварадосси в “Тоске” исполнял выдающийся итальянский тенор Джузеппе Ди Стефано. В партии пастуха в том спектакле впервые появился Уильям Мэйсон – будущий генеральный директор Лирик-оперы. Вирджиния говорит:

— Мы знакомы с Биллом всю жизнь. Он начинал мальчиком в хоре, прошел все ступени и дошел до должности генерального директора. Наш Билл! Его жена всегда заходила в гримерку, интересовалась, как идут дела. Она из Лондона. Рассказывала о моде, о том, что носят в Европе. Очень приятная женщина, всегда любила поговорить со мной. Когда Билл Мэйсон вышел на пенсию (это было два с половиной года назад), он взял меня с собой в Верону. Вот это был сюрприз!..

Тито Гобби – еще один гигант мировой оперы. Он оказался в Чикаго сразу после образования театра. Он приезжал вместе с женой. Потрясающий баритон! Помогал Кэрол Фокс в организационных вопросах.

Великий итальянский баритон Тито Гобби исполнил в первом сезоне Лирик-оперы три партии: Фигаро (“Севильский цирюльник”), Жермона и Скарпиа. Во многом благодаря рекомендациям Гобби в Чикаго выступало так много мировых оперных звезд. Он помогал в выборе певцов, репертуара. Уильям Мэйсон называл его “крестным отцом” Лирик-оперы. В начале семидесятых годов Гобби сосредоточился на режиссуре. В Лирик-опере он поставил “Джанни Скикки”, “Тоску”, “Фальстафа”, “Бал-маскарад”.

Одним из самых любимых исполнителей Вирджинии остается Лучано Паваротти. Он часто пел в Лирик-опере.

— Лучано всегда просил для себя простые костюмы. Я думаю, он боялся любой вычурности, потому что не хотел, чтобы обращали внимание на его размер... Я сшила два костюма для “Богемы”. Он заказал один черный и один коричневый. Причем, независимо от цвета костюма, шарф он носил один - желтый. Когда он впервые вышел на сцену, мисс Фокс сказала мне: “Вирджиния, пожалуйста, сними этот шарф”. Этот шарф следовал за ним всюду. Когда отец Лучано увидел его в “Богеме”, он спросил, где шарф? И Паваротти надел желтый шарф. Этот шарф много значил для него... Гримом у нас занималась другая женщина, но я вспоминаю, что некоторые исполнители делали грим сами. Паваротти был среди них. Он всегда говорил: “Я сделаю свое лицо сам”. У меня сохранилась фотография Паваротти с его автографом: “Винченца, я никогда не забуду тебя”... Я запомнила один совет, который он дал молодым певцам: “Сохраняйте голос. Теряйте его, когда он вам не нужен, и пользуйтесь, когда это необходимо”.

Вспоминая о годах, проведенных в Лирик-опере, Вирджиния называет имена прославленных мастеров мировой оперы – Мэрилин Хорн, Пласидо Доминго, Элизабет Шварцкопф, Леонтина Прайс…

— Костюмы таят в себе столько неожиданностей! Фьоренца Коссотто всегда хотела иметь неожиданный наряд. Альфредо Краус требовал точности в каждой детали костюма…

Вирджиния рассказала нам интересную историю о Николае Гяурове.

— Гяуров пел в новой постановке “Дон Жуана”. Костюмы принадлежали театру и были сделаны давно в Техасе. Певец их не принял – они были слишком узкие и ему сразу не понравились. А потом оказалось, костюмы эти использовал еще Карузо в другом спектакле. Тогда Гяуров захотел их купить, но Кэрол Фокс не отдала. Я попросила выслать мне ткань и сшила ему новый костюм. В следующий раз, когда Гяуров пел в Лирик-опере, он привез мне целый ящик пластинок с записями опер, а сверху положил письмо с благодарностью.

Легендарный промоутер Лирик-оперы Дэнни Ньюман называл Вирджинию одной из лучших в своей профессии: “Она – замечательный профессионал и достойный всяческого уважения человек. Мы все знаем, какими капризными могут быть звезды. Вирджиния обладает дипломатическими способностями, ее уважали даже “высоковольтные” примадонны оперного мира. С ней удобно и комфортно. Она сглаживает проблемы, успокаивает перед выходом на сцену”. Ньюману вторил многолетний руководитель пошивочного цеха Хью Пруетт: “Она умеет создать удивительную, домашнюю атмосферу, когда работаешь легко, без напряжения, не замечая сложностей. Вирджиния – мастер “тушения пожаров”. Однажды одна из наших ведущих сопрано была близка к тому, чтобы устроить скандал. Она кричала, размахивая руками, и было трудно понять, что случилось. Мантия ее платья откинулась назад, на спину. Сзади это выглядело так, как будто у нее два горба. Вирджиния спокойно подошла к ней, и, поправляя мантию, что-то тихо сказала ей. И певица сразу успокоилась. Пожар был потушен”. Интересно, что эти эпизоды Вирджиния нам не рассказала. Может быть, в этом и состоит разгадка удивительного характера нашей героини – о каждом из певцов у нее остались только приятные воспоминания, а все сложные моменты ушли сами собой.

Коллеги вспоминают, что небольшая комната Вирджинии на седьмом этаже театра всегда была заполнена швейными машинками, манекенами, зеркалами, сотнями катушек ниток. С дверных ручек свисали мерные ленты, повсюду были разбросаны остатки ткани. “Это для меня – нормальная обстановка, – говорит Вирджиния. – В этом есть порядок, который обычный глаз не увидит. Мне необходимо, чтобы все было в пределах досягаемости. Иногда двух рук не хватает – нужна третья…” Хью Пруетт вспоминает: “В пошивочном цехе работали девять человек. У нас была тесная группа. Мы были вместе в течение долгого времени, помогали друг другу. Вирджиния была мамой для всех”.

— Главная задача швеи в оперном театре – сделать такие костюмы, чтобы исполнители остались довольны. В наше время костюмы были только классические. Такие не сразу сошьешь! Это теперь солисты выходят на сцену в том же, в чем ходят в магазин. А раньше каждый выход тщательно готовился, обсуждался... Случалось всякое. То блузка слишком длинная, то рукава слишком короткие. Приходилось перешивать... Я всегда старалась понять исполнителя и сделать так, чтобы костюм понравился ему, чтобы в костюме было удобно петь и двигаться, чтобы солист чувствовал себя комфортно.

Вирджиния показала нам платье из оперы Гуно “Ромео и Джульетта”. В нем одна певица упала во время спектакля и сломала руку. Рука опухла, и к следующему спектаклю Вирджинии пришлось немного перешить платье. После окончания спектаклей певица подарила ей это платье.

Марина поинтересовалась, что она делала, когда не было заказов, и услышала в ответ:

— Я придумывала дизайн новых моделей, разбиралась с тканями... Уже тогда были исполнители, которых держали в театре на всякий случай, на замену главным звездам. Следовательно, костюмы приходилось шить в двух вариантах... На весь процесс отводилась одна неделя. У театра было не так много денег. Мы не могли себе позволить “растягивать удовольствие”. Все проходило очень быстро. Поэтому я готовилась заранее… Я никогда не уставала от работы.

Вирджиния шила наряды не только для солистов и хора Лирик-оперы, но и для своей семьи. Свадебное платье дочери и платья, в которой крестили внуков, – это всё ее работа.

В свои сто лет Вирджиния по-прежнему интересуется миром оперы. Она расспрашивала Марину о новой постановке “Травиаты”, слушала рассказы певицы о костюмах, гриме, парике. В конце беседы Марина спросила у нашей героини, скучает ли та по Лирик-опере?

— Очень. Вся моя жизнь связана с этим театром. Я слушаю оперы дома, хожу в кино, но ничего не заменит живых голосов и живого спектакля. Мир изменился, жизнь стала другой, но проблемы между людьми остаются неизменными. Честь и бесчестье, любовь и ненависть, преданность и предательство... – в этих вопросах человек остался таким же, как сто и двести лет назад. Новые технологии никогда не заменят музыку и оперу. Опера – это страсть, любовь, жизнь…

Материал подготовил Сергей Элькин

На фото: Вирджиния Ди Иорио и Марина Ребека (автор фото – Сергей Элькин)

0
добавить коментарий
ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ

Чикагская Лирик-опера

Театры и фестивали

МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ