Лионская национальная опера продолжила сезон новой постановкой «Графа Ори» Россини. Эта постановка, осуществлённая совместно с миланским «Ла Скала» и имевшая оглушительный успех, представляет для наc интерес не только своими бесспорными художественными достоинствами, но и тем, что главную партию в ней блестяще исполнил наш выдающийся соотечественник Дмитрий Корчак.

Слушая эту чудесную оперу, не перестаёшь удивляться тому, каким огромным авторитетом должен был пользоваться её автор, чтобы иметь наглость представить этот наилегкомысленнейший фарс не без налёта скабрёзности на сцене Парижской оперы, то есть Королевской академии музыки и танца, бывшей оплотом «высокого» и «классического» искусства. Это не говоря уже о том, что примерно половину партитуры «Графа Ори» Россини позаимствовал из своей же оперы «Путешествие в Реймс», которую парижане могли слышать всего за три года до этого.

Мало того, «Европы баловень» пошёл наперекор традициям заведения и написал оперу без единой балетной сцены – то, чего не позволили сделать Вагнеру и тридцать с лишним лет спустя! Однако в случае Россини риск полностью оправдался: 20 августа 1828 г. композитора ждал очередной триумф, и первая постановка «Графа Ори» продержалась в репертуаре Парижской оперы вплоть до середины 1860-х гг. Потом, правда, это сочинение – по практически единодушному мнению критиков и биографов, одно из лучших у Россини – надолго исчезло из афиш вследствие акробатической сложности вокальных партий и наступившего дефицита певцов-белькантистов. А также, по личному мнению автора этих строк, вследствие воцарения более чопорной и ханжеской атмосферы. Если в 1828 году сцена, где граф, переодетый монахиней, домогается своего собственного пажа, также переодетого женщиной, казалась пикантной шуткой, то во второй половине того же XIX столетия она вполне могла быть воспринята как оскорбление общественной нравственности. (Вспомним, что в то время репутацию «безнравственной» имела и опера Моцарта «Так поступают все женщины»).

Россини по-французски

В чём же была причина такого громкого успеха этой, казалось бы, непритязательной безделушки (к тому же, наполовину сработанной из «вторсырья»), успеха, в котором, по воспоминаниям современников, накануне премьеры мало кто был уверен? В первую очередь, в том, что Россини удалось необычайно тонко прочувствовать вкусы именно французской публики, разгадать секреты и «тайные коды» французского комического стиля, который и по сегодняшний день на удивление мало изменился.

Кроме того, Россини, в совершенстве владевший французским языком, сумел избежать ловушки, в которую до него в той или иной степени попадали практически все работавшие в Париже композиторы-иностранцы, включая Глюка, Керубини и Спонтини: не чувствуя в полной мере природную музыкальность чуждой им речи, они невольно коверкали её, подгоняя под «прокрустово ложе» своих мелодий. Либретто же «Графа Ори», написанное вездесущим в то время Эженом Скрибом в соавторстве с Ш.Г.Делетр-Пуарсоном, отличается полным и органичным единением с музыкой – достоинство, не укрывшееся ни от публики, ни от критиков (хотя въедливый Берлиоз и сумел-таки выискать несколько мелких несообразностей, даже он был вынужден снять шляпу перед произведением в целом).

Думаю, 21 февраля нынешнего года премьера новой постановки «Графа Ори» в Лионе была встречена не с меньшим, а то и с большим, энтузиазмом, чем мировая премьера. И причины этого успеха всё те же: неувядающая «французскость» произведения и подлинная театральность, действенность каждой пропеваемой фразы. Ну и, разумеется, такая постановочная команда, которая смогла воспользоваться этими преимуществами россиниевского шедевра в полной мере.

О скуке — без скуки

У Лионской оперы очень давняя история взаимоотношений с «Графом Ори». Впервые это сочинение поставили здесь в 1830 – Лион уступил первенство в знакомстве с ним только Парижу и Лондону. Нынешнюю же постановку осуществил Лоран Пелли – художественный руководитель Национального театра Тулузы и один из самых востребованных режиссёров в мире: сейчас на ведущих оперных сценах одновременно идут десять его спектаклей, а его рабочий график расписан до 2018 года включительно. В нынешнем сезоне плодовитый маэстро дважды порадовал лионскую публику: в декабре это были практически идеальные «Сказки Гофмана», а теперь – ослепительный и искромётный «Граф Ори».

По мнению Пелли, данная опера Россини – не просто комедия положений с эротическим уклоном, но социальная сатира. И, по словам режиссёра, именно этот, сатирический, аспект произведения интересовал его больше всего. Вот что говорит он сам в приуроченном к премьере интервью: «Это произведение о скуке. Оба главных действующих лица – умирающие от скуки аристократы». Также он признаётся в том, что стремился в своём спектакле «избежать опереточного Средневековья» и потому «приблизил эту историю к сегодняшнему дню», и что в ходе работы над «Графом Ори» ему часто приходили на ум некоторые фильмы Луиса Бунюэля и Клода Шаброля «с их насмешливым взглядом в адрес вырождающегося мира».

Можно соглашаться или не соглашаться с такой трактовкой, но художник имеет перед критиком то преимущество, что ему нет надобности доказывать свои идеи словесно, он убеждает делом. В случае с лионским «Графом Ори» замысел Лорана Пелли оказался сто-, нет, двухсотпроцентным попаданием. Спорить не о чем.

Одним из достоинств французского режиссёра (а у него их много) является то, что он не только ясно формулирует свои идеи, но и находит им яркое сценическое воплощение. Смертельная скука воцарилась на сцене с первых же секунд после поднятия занавеса. (Но только не в зрительном зале, где сдавленные стоны публики, безуспешно пытавшейся сдерживать хохот, не прекращались ни на мгновение). Фантазия постановщика перенесла нас в некое подобие сельского клуба – помещения, служащего и кинотеатром, и местом для собраний, а если убрать стулья, то и физкультурным залом. Невероятной тоской и захолустностью так и повеяло, и это ощущение усугублялось зрелищем мирно дремлющего смотрителя заведения, а по совместительству продавца из разместившегося в углу трёхкопеечного бара с кока-колой и сникерсами. Ещё более прочно скука и бессмысленность существования обосновались в роскошном замке графини Адели, жительницы которого, неразличимо похожие друг на друга, коротают дни за разгадыванием кроссвордов, а ночами по очереди таскаются на кухню к холодильнику – чего-нибудь пожевать от нечего делать. Смешно, жалко и… правдиво, а потому ни капельки не скучно.

Громкий смех и тонкая улыбка

Смешного в спектакле, как я уже сказал, было невероятно много. Помимо Бунюэля с Шабролем, он впитал в себя всё лучшее, что только встречается во французских комедиях положений – на манер фильмов с Луи де Фюнесом или Пьером Ришаром. Это был тот самый юмор – незамысловатый, но неотразимый, – когда кажется, что смешнее уже просто некуда, и тут она падает с кровати!

Однако «Граф Ори» обладает сходством не только с французскими фарсами, но и с другим типом зрелищ. Сам сюжет этой оперы вызывает в памяти юмористические мультфильмы наподобие «Ну, погоди!» или «Тома и Джерри». Никто ведь не сомневается в том, что Волк никогда не съест Зайца, никому даже в голову не приходит возможность такого финала. Здесь интересен сам изощрённый процесс бесконечной погони. Точно так же никто и в мыслях не имеет, что незадачливый распутник Ори сумеет покорить неприступную графиню Адель. Здесь нет интриги, но увлекателен сам процесс бесконечного обольщения, в котором главный герой оперы прибегает к нелепым в своей изощрённости средствам, не соразмерным и не адекватным цели. Ещё более это сходство подчёркивается тем, что два действия «Графа Ори» обладают известной сюжетной «автономией» и могут рассматриваться как два отдельных «выпуска» этого «оперного минисериала». По количеству смешных событий в единицу времени и по щедрости на выдумку постановка Лорана Пелли вполне может посоперничать с лучшими творениями мультипликаторов – здесь тоже каждую секунду происходит что-нибудь неожиданное.

Подозреваю, что такая аттестация может вызвать подозрения в трюкачестве – в превращении гениальной оперы в вереницу гэгов. Ничего подобного! Вспоминаются слова Корнея Чуковского о Мейерхольде. Тем, кто с презрением говорил о «трюках» великого режиссёра, Чуковский отвечал, что они не видят, насколько эти трюки «осердечены». То же самое и у Пелли, который неизменно следует золотому правилу комедии: смешными и гротескными должны быть ситуации, но не люди. Во всех находках Пелли сквозит такое знание жизни, такая правдивость деталей, что уже и гэгами-то их назвать язык не поворачивается.

Вот только один пример. Рыцари во главе с графом Ори, переодетые монахинями, находят прибежище в замке Адели. Всё идёт гладко, но мнимые святые сёстры недовольны предложенным им постным ужином. Ко всеобщей радости, пройдохе Рэмбо удаётся обчистить хозяйский винный погреб. Таков сюжет оперы. Однако любому не вполне трезвеннику известно, что разжиться вином – это только полдела. И когда наши рыцари начинают нервно искать на чужой кухне штопор, этот порыв выглядит столь же неожиданным, сколь и ошеломляюще естественным. Станиславский воскликнул бы: «Верю!»

Кроме того, сквозь грубый и сочный комизм в этой же постановке просвечивает и другой пласт юмора, куда более тонкий и грустный. Пелли искренне и по-доброму жалеет героев оперы Россини – в них он, как мне кажется, видит своих современников-европейцев, имеющих всё необходимое для жизни и не умеющих наслаждаться ею. «Настоящая жизнь» вечно происходит «где-то там». Жительницы замка наблюдают за своими мужьями и братьями, ушедшими в крестовый поход, по телевизору (на экране при этом мелькают кадры каких-то боевых действий на Ближнем востоке). Другой сильный эпизод – сцена бури: в музыке ветер и гром, а на сцене Адель отрывается от кроссворда и в сопровождении своих компаньонок суетливо бегает по сцене с тазиком, чтобы подставить его под течь в крыше. Воистину, вся эта история не что иное как буря в стакане – ну или, по крайней мере, в тазике.

Автором декораций и костюмов на сей раз был сам режиссер, оказавшийся весьма интересным сценографом. Декорация «Графа Ори» существенно шире зеркала сцены и по мере необходимости передвигается, создавая иллюзию плавно поворачивающейся кинокамеры. Особенно эффектен этот приём во втором акте, декорация которого своими размерами, кажется, превышала ширину здания театра (видимо, её отдельные блоки оперативно добавлялись и убирались по ходу движения «кадра»): замок графини Адели представлял собой длиннющую анфиладу богато обставленных комнат, оканчивающуюся с одной стороны роскошно отделанным туалетом, а с другой – оборудованной по последнему слову кухней. Жизнь героини выглядела бесцельным блужданием между двумя этими «конечными точками бытия».

Всего сказанного, как мне кажется, уже хватило бы для того, чтобы назвать постановку продуманной и виртуозной. Но это ещё не всё! Ведь речь идёт о Лоране Пелли – режиссёре, который умеет слышать музыку как мало кто. И потому в этом спектакле каждое вокальное украшение, каждый оркестровый проигрыш, каждый из многочисленных музыкальных повторов сценически оправданы и остроумно обыграны. И не просто обыграны (что само по себе не так уж ценно) – все они неумолимо и слаженно работают на изложенную выше сверхзадачу спектакля.

При такой спаянности музыки и видеоряда очень трудно вычленить и адекватно оценить работу дирижёра. Ни о нём, ни о звучании оркестра как-то некогда было подумать – они полностью растворились в спектакле и были тем «воздухом», которым дышало действие. Звуки рождались «здесь и сейчас» и иными быть просто не могли. По-моему, это лучший комплимент, какой только можно высказать в адрес музыкального руководителя постановки. Стефано Монтанари – первая скрипка знаменитого барочного оркестра Accademia Bizantina, а также с успехом ведёт независимую сольную и дирижёрскую карьеру. С Лионской оперой его связывает многолетнее сотрудничество – я уже писал о поставленной под его руководством «Волшебной флейте», которая закрывала здесь прошлый сезон. Итальянец, родившийся в Париже, - трудно себе представить более удачную кандидатуру для дирижирования такой итальянско-французской оперой, как «Граф Ори». Выглядит Монтанари колоритно: наголо бритый, с пирсингом, в кожаной футболке и кожаных штанах, увешанный какими-то железяками, он больше похож на байкера или на металлиста, чем на дирижёра. В российских оркестровых ямах такие маэстро не водятся. И вряд ли скоро заведутся.

Подобен солнцу наш Корчак

На сцене также работала сильная команда – правда, в этот раз, в отличие от недавних «Сказок Гофмана», она производила впечатление скорее общей слаженностью и надёжностью, нежели обилием ярких, «звёздных», певческих индивидуальностей.

Над всей этой крепкой командой безоговорочно доминировал Дмитрий Корчак. Вот он был настоящей звездой вечера. Лирический тенор, особенно в подобном репертуаре, редко хочется назвать «мужественным», однако же в данном случае этот эпитет напрашивался сам собой. Корчаку удалось совместить вещи мало совместимые: мощный, поставленный на твёрдую опору звук и превосходную мелкую технику. Своей выходной арией Que les destins prospères граф Ори сразу же задал спектаклю высокий уровень вокальной культуры, которому всем прочим оставалось только соответствовать.

Кстати, у этой арии, помимо вокальной сложности, есть и драматургическая закавыка, подмеченная ещё Берлиозом. По сюжету граф Ори здесь изображает старца-отшельника, но виртуозная ария лирического тенора плохо сочетается с этим образом. Однако Пелли с Корчаком блестяще преодолели данное затруднение. Старец, в которого преобразился хитрый граф, был в данном случае не католическим монахом, а... индусом-йогом. Когда Корчак в одной набедренной повязке и с огромной бородой сидел в позе лотоса (ну, почти) и пел эту арию, то, во-первых, это было невероятно смешно, а во-вторых, на удивление органично. Ну а жители и, главным образом, жительницы деревни, пришедшие на встречу с «восточным целителем» и жаждущие его благодатного прикосновения, были настолько правдивы, что вызывали не только смех, но и не самые весёлые размышления.

Французское произношение Корчака было разборчивым и, насколько я могу судить, близким к идеалу. Уже под конец буквально в одном месте он запутался в чёртовых французских гласных, но по сравнению с тем, что обычно творят с французским языком певцы, для которых он не является родным, Дмитрию можно только рукоплескать. Лоран Пелли в уже упоминавшемся интервью назвал графа Ори «Дон Жуаном, только очень мелкого пошиба». Что ж, в таком случае можно сказать, что у певца «пошиб» был несопоставимо крупнее, чем у воплощаемого им персонажа, и если в финале оперы граф Ори вынужден с позором ретироваться, то российский певец вышел из сражения со сложной партией и сложной ролью безусловным героем-триумфатором.

Под стать ему была и графиня Адель в исполнении Дезире Ранкаторе. Эта певица-сопрано сейчас вырвалась в «высшую лигу» и является одним из мировых лидеров «в лёгком весе», особенно после того как Натали Дессей (кстати, любимица Лорана Пелли) оставила оперную сцену. Мне давно хотелось послушать Ранкаторе «живьём» и должен сказать, что тембр её голоса не показался мне особенно уникальным. Что у неё действительно заслуживает восхищения, так это стабильность, профессионализм и необычайно свободное владение голосом, особенно в верхнем регистре. Кроме того, знаменитая итальянка оказалась превосходной актрисой. Конечно, такую Адель – депрессивную, сексуально неудовлетворённую, вздорную и бестолковую – придумал постановщик, но далеко не любая певица сумела бы воплотить столь неоднозначный образ с таким шармом, с таким юмором и с такой убедительностью.

«Оправа» у этих двух бриллиантов тоже была достойная. Хороши были две певицы меццо-сопрано – такие разные Антуанетта Деннефельд в роли пажа Изолье и Дорис Лампрехт (Дама Рагонда). У одной голос тонкий, ровный и собранный – воистину «половинка сопрано»; другая же, напротив, настоящее комическое меццо с «басящим» грудным регистром и лёгкой тремоляцией. Деннефельд, помимо прочего, так мастерски перевоплотилась в молодого человека, что о том, что это женщина, не вспомнилось даже тогда, когда Изолье скинул перед Аделью брюки и остался в семейных трусах.

Бас Патрик Боллейр великолепно справился с трудной арией графского Гувернёра. Партию Рэмбо, верного помощника графа во всех его сумасбродствах, исполнил Жан-Себастьян Бу – тот самый, что в Москве пел Пеллеаса, а здесь, в Лионе, в прошлом году наделал шуму исполнением главной партии в первой постановке оперы Тьерри Эскеша «Клод», которую режиссёр Оливье Пи нашпиговал откровенными гомоэротическими сценами. В «Графе Ори» Бу произвёл неоднозначное впечатление. Его невероятная харизма и редкий комический дар были несколько омрачены тем, что для пародийной «героической» арии из второго акта, где доблестный рыцарь Рэмбо хвастается своими опустошительными завоеваниями в винном погребе, у певца несколько не хватило лёгкости и блеска. Но в целом и образ Рэмбо удался на славу – такого прохиндея ещё где поискать! А ведь в прошлом году, в «Клоде», этот певец, несмотря на всю эротику, производил впечатление абсолютной актёрской беспомощности. Но попав в в руки настоящего мастера, заиграл всеми сценическими красками.

Успех спектакля был подлинный и волнующий. Все артисты уже вышли на сцену и многократно откланялись, однако благодарная публика наотрез отказывалась отпускать их. Когда занавес наконец опустили, никто из зрителей не сдвинулся с места – все дружно продолжали аплодировать. Пришлось повторить всю процедуру выходов на поклоны от начала до конца! Данная постановка осуществлена совместно с «Ла Скала», и после серии лионских представлений «Граф Ори» поедет в Милан. Но, думаю, одним Миланом дело не ограничится – этот умный, очень смешной и немного грустный спектакль просто обречён на долгую жизнь!

И ещё одно напоследок. Я уже не в первый раз вижу, как в Лионскую оперу большими группами приводят школьников. Вот и на премьере «Графа Ори» старшеклассники оккупировали первые шесть или семь рядов партера, если не больше. Наверняка многие из них впервые были в опере, и я уверен, что в этот вечер оперное искусство приобрело, как минимум, несколько десятков новых верных почитателей.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru