Дело было в 1962 году во время исторического визита Игоря Стравинского в СССР. Борис Покровский в одной из своих книг вспоминает весьма поучительный разговор об исполнительстве в опере, состоявшийся между ним и Стравинским, с которым он встречался во время подготовительной работы над "Похождениями повесы" для студенческого театра ГИТИСа.
«— Вы понимаете, самое главное, не добивайтесь от певцов, чтобы они пели осмысленно. Они должны петь только ноты, не обращая внимания ни на какой смысл, ни на какие чувства… (Стравинский).
Это абсолютно разрушало то, что до этого я воспитывал в себе на основании школы Станиславского… Я говорил ему, что нельзя, чтобы все было по-школьному (Покровский).
— Почему нельзя? Они должны петь только по-школьному (Стравинский).
— А какой в этом смысл? (Покровский).
— Смысл в том, что если вы поставите оперу Стравинского, то ждите смысла от Стравинского, а не от артистов, которые исполняют Стравинского (Стравинский)».
И далее Покровский размышляет:
«И в этом он был в какой-то степени прав, потому что мне часто приходилось встречаться с такими артистами, которые любят «улучшать» музыкальный материал… Такая свобода творчества была опасна для Стравинского. Я понимаю почему. Он как автор вкладывал в свою музыкальную интонацию то, что он уже слышал…»
* * *
Вот такой любопытный разговор. По сути, Стравинский говорит режиссеру-интерпретатору – «Не там ищете! Я уже всё сказал своей музыкой!» Конечно, выражает он свою точку зрения в заостренной форме, но, как всякий «предел», в таком виде она выпукло обнажает ключевую эстетическую задачу исполнительства вообще, и оперного в особенности, учитывая синтетическую природу этого жанра, – найти гармоничное соотношение необходимости следования авторскому замыслу, воплощенному в партитуре, и свободы личностной интерпретации, фантазии.
Здесь высвечивается и еще один ракурс проблемы: чем больше дополнительных измышлений и объяснений привносится в интерпретацию оперы исполнителем, тем больше риска получить сомнительный результат.
Как тут не вспомнить блестящую в своей парадоксальной глубине мысль выдающегося немецкого драматурга и поэта Генриха фон Клейста, сформулированную им аж в 1810 году в эссе «О театре марионеток»:
«Чем туманнее и слабее рассудок в органическом мире, тем блистательнее и победительнее выступает в нем грация...».
Опера – грациозна! Не это ли – важнейший из ключей, способных отомкнуть волшебную дверь в ее загадочный мир? У этого вида искусства нет задачи отражать или объяснять действительность, анализировать, пускай и в художественно-поэтической форме, отношения человека и мира. Ибо опера не отражает мироздание, а благодаря музыке погружает в него, освобождая человека хоть на несколько художественных мгновений от власти слова и смысла.
«Разве не счастье, что дивное искусство, о котором мы говорим, может обойтись без большого поэта? Надо только быть благоразумным и не заниматься чтением либретто» – так говорил об опере великий Стендаль.
Эпатажная мысль? Только на первый взгляд! Ведь мы имеем дело с жанром, где выражение властвует над объяснением, а чувство и грация над мыслью и словом.
Как всё это актуально для современной оперной режиссуры!..
Иллюстрация: Уильям Хогарт. Гравюра «Прием» из серии «Похождения повесы». 1732-33