Это главная опера жизни, по признанию самого Рихарда Штрауса, однако менее популярная, чем многие другие его вещи. Опера-сказка, несущая строгий моральный и духовный посыл – не разрушай чужой жизни, строя свое счастье. Музыка, в которой «намешано» все, но так талантливо, что абсолютно не вызывает раздражения, хотя мозг отчетливо выделяет отсутствие какой-то единой формы.
Я говорю о «Женщине без тени», премьера которой на днях состоялась в лондонском «Ковент-Гардене». Говорю о постановке, которую ни в коем случае нельзя пропустить! Говорю об оркестрантах Королевской оперы, музицирование которых было исключительным, о Семёне Бычкове, который никогда не разочарует. В широте его раскрытых рук, в размахе его движений, обращенных к музыкантам, как в зеркальном отражении оркестром возвращалась широта и размах музыки Штрауса, сбалансированность на протяжении всего представления, убедительность, достоинство!
Королевская Опера празднует 150-летие со дня рождения Рихарда Штрауса новой, амбициозной постановкой немецкого режиссера Клауса Гута, осуществленной совместно с Ла Скала, где она и была впервые показана два года назад. Лондонская премьера «Женщины без тени» практически повторяет то, что зрители увидели в Милане, большинство ведущих солистов были задействованы и тут, и там, кроме Йохана Ройтера (Барак).
И эта монолитность актерского состава, слаженность, спетость ощущалась с первой ноты, прозвучавшей на премьере, что и задало определенный – триумфальный! - тон на весь вечер.
Спектакль Клауса Гута лишен экзотики и сказочной наивности, которые традиционно сопровождали этот опус. Здесь это скорее - бытовая пьеса, в которой две супружеские пары проходят определённые испытания, однако абсолютно идентичные тем, которые заложены в либретто. Император, подстреленная газель, превращённую в женщину без тени, козни не такой уж страшной и жестокой Кормилицы, предлагающей сделку жене Барака, не желающей детей и готовой в обмен на богатство, украшения и любовника продать свою тень, тем самым передав жене императора возможность приобрести тень и, в то же время, способность рожать.
Режиссер Гут и сценограф (Кристиан Шмидт) поместили своих героев в одном сценическом пространстве в довольно аскетичных декорациях. Разница была лишь в нюансах: отделка шпоном из благородного красного дерева стены с огромными окнами в императорских апартаментах, и – в сером, меньшем по объему невзрачном фоне у красильщика Барака. Здесь он, кстати, превратился в скорняка, занятого на протяжении всего спектакля выделкой шкуры убиенной газели. И это – не случайное совпадение!
Но такой визуально ряд, не очень интересный и несколько гнетущий, совсем не напрягал зрителя. Ибо на сцене во время всего спектакля параллельно существовал другой мир: мир аллегорий, мир нечеловеческий. И этот – иной мир привнес в постановку эстетику, элегантность, возвышенность, благородство. Здесь и Голос Сокола (Ануш Ованисян), сопровождавшего Императора, с помощью которого ему удалось выследить Газель - стройная фигура в однотонном сером платье с величественными движениями крыльев и разворотом головы, абсолютно копирующей поведение птицы. Сама газель в белом платье – идеал невинности и красоты, изящная, взволнованная, ранимая, без слов передающая всю гамму чувств. Кейкобад – в образе крупного тяжелого барана – отец императрицы, властный и строгий, медленной, тяжелой поступью выходящий на сцену, с гордостью озирающей свои владения, смысл существования которого видится в том, чтобы его дочь взрастила в себе семя мужчины. Это были человеческие фигуры в масках зверей и птицы. Но как выполнены были их костюмы (Кристиан Шмидт), как точна хореография движений этих характеров, их поведение, копирующие реальный мир, – все было безупречным! Такое сочетание между человеческим и нечеловеческим мирами, полагаю, было необходимо режиссеру, цементировало все повествование.
Но вернемся к женским образам. Жена императора и жена Барака – обе большую часть спектакля провели в своих идентичных односпальных кроватях с железной спинкой. Одна томимая своими необузданными, не находящими выхода сексуальными фантазиями, другая – невозможностью превратиться в полноценную женщину, поставленную перед трудно выполнимой задачей – добыть тень (а значит, плодородие), спасая мужа и приобретя возможность родить детей.
Обе женщины в этой постановке чисто внешне и по комплекции – похожи, они и одеты идентично. Они, как две сестры-близняшки, вели себя, подчас, одинаково. Хотя, скорее всего, это зеркальное отражение двух разных судеб, разного происхождения и предназначения! Очень удачное решение.
Пение! Оно было великолепным. Эмили Маги (Императрица), излучала тепло, голос ее искрился, в нем ощущался лиризм и сердечная тоска героини, в финале ей удалось самовыразиться полностью. Прекрасно проявил себя Йохан Бота (Император). Его вокал был стабильно сильным. Правда, режиссёр отступил от либретто, и в финале Император не превращается в камень – он куда-то исчезает и затем вновь откуда-то появляется. Эта заурядность в какой-то степени лишила спектакль таинственности, магии.
Российская певица из Екатеринбурга Елена Панкратова – как Жена Барака – очень эмоциональна, у нее объемный голос, который поражает чистотой и силой звучания, с великолепной техникой! Ее образ менее сварлив, а, скорее, более кокетлив. Эта роль абсолютно подходит ей, и она справляется с этим образом великолепно!
Микаэла Шустер в роли Кормилицы (здесь она – медсестра) – сочетание очарования и недоброжелательности в одном лице, Она, без сомнения, играет свою специфичную роль, плетя интриги вокруг дам, объединив их, таким образом, явно симпатизирующих друг другу, но, в тоже время, натравливая их друг на друга. Втроем актрисы добиваются потрясающего драматического эффекта.
Барак (привлекательный баритон Йохан Ройтер) показан человечным, и в голосе его слышится тепло и щедрость.
Заметно, тревожаще, как пророчество, прозвучали Голоса нерожденных детей. Да и весь актерский состав не разочаровывает даже в небольших ролях.
Премьера оперы началась рано для Ковент-Гардена – в шесть часов. Закончилась, как обычно, в начале одиннадцатого. Но каждая минута спектакля удерживала внимание зрителя стопроцентно. Огромный зал с почти пятью тысячами зрителей, казалось, и не дышал. Надо ли удивляться, какой взрыв аплодисментов раздался в конце? Как было приятно видеть счастливые лица актеров! Какое счастье для нас, зрителей, – быть причастными к случившемуся!
Фото: ROH / Clive Barda