Так уж сложилась современная география вагнеровских интерпретаций, что сегодня именно венского «Парсифаля» ждут с дрожью нетерпения, трепетом предвкушения и радостью обожания. И даже в полукриминальной, на мой вкус, постановке Кристины Милитц, укрупняющей феминистскую подоплёку вагнеровской мистерии настолько, что она вытесняет все остальные смыслы и мысли, «Парсифаль» и звучит, и местами даже выглядит настоящим откровением.

Строго говоря, постановка Кристины Милитц на сцене Венской оперы как-то уже неприлично подзадержалась: визуализация звуковых ассоциаций как претензия на соавторство давно уже никого не убеждает, а замутнение и без того непростых смыслов первоисточника рыхлыми сценическими решениями вызывает одно недоумение. Невнятная толчея хористов, нелепость костюмов (рыцари Грааля у Милитц то ли сапёры, то ли шахтёры, то ли члены клуба «Трудовые резервы»), непродуманность манипуляций с освещением (то на сцене слишком темно, то в зале слишком светло), - лишь немногие очевидные претензии к видеоряду. А если вспомнить пресс-конференцию Клингзора в публичном доме на фоне кинохроники с кадрами артобстрела и битьё посуды в медитативном финале, то отношения режиссёра с материалом придётся признать полностью расстроенными.

С другой стороны, постановка Милитц объективно не так плоха, как я её воспринимаю: по степени неадекватности материалу данное прочтение не самое нелепое – бывают спектакли и похуже. Но именно в связи с «Парсифалем» подобные оговорки кажутся оскорбительными. Если режиссёра в вагнеровской мистерии не волнует ничего, кроме судьбы Кундри, то глубины в его работе никакой не будет. Её и нет. И даже безоговорочную удачу этой постановки – решение образа лучшего курьера Грааля – я склонен относить к мастерству непревзойдённой современной исполнительницы этой партии.

Для меня Вальтрауд Майер в партии Кундри – это всегда эмоциональное потрясение. Возможно, у этой легендарной вагнеровской певицы и были неудачные выступления, но я их, очевидно, пропустил. Работы Майер всегда поражают психологическим натурализмом, им не просто веришь – они становятся частью твоей эмоциональной парадигмы. Каждую реплику своей героини артистка сопровождает настолько выверенной, продуманной и точной жестикуляцией, каждую фразу наполняет столь мощным и чистым вокалом, что даже если бы в этом спектакле не было прекрасного Гурнеманца Петера Розе, органичного Клингзора Боаза Даниэля и блестящего Парсифаля Йохана Боты, благодаря искусству Майер вся постановка превратилась бы в пятичасовую иллюстрацию идеи противопоставления сексуальной первоосновы всего непосредственно сущего параноидальному аскетизму фанатичной религиозности.

Петер Розе в партии Гурнеманца порадовал широким, просторным звучанием, продуманной фразировкой и мелодраматическими акцентами. Органичными у певца получаются даже экстатические нападки Гурнеманца на Кундри («Где ты была, когда Мастер утратил Священное копьё?»). Вообще стоит заметить, что в постановке Милитц служитель Грааля очень специфически «допытывается» у ведьмы-двурушницы, чем она занималась во время грехопадения Амфортаса, но именно в исполнении Розе эти «фрикционные нападки» на лучшего курьера Грааля не выглядят полным идиотизмом постановщика. С другой стороны, отступая от традиции и, строго говоря, от Текста, Гурнеманц у Розе едва ли не благосклонно воспринимает эмоциональную глухоту Парсифаля: в его реакции на недалёкость туповатого птицегуба нет ни ярко выраженной досады, ни раздражения. Можно ли это прочтение отнести к глубине прочтения образа, не возьмусь сказать: однозначно такое допущение на сцене ничем не поддерживалось.

Йохан Бота, исполнивший партию Парсифаля, удивил звонкой, чуть ли не мальчишеской подачей реплик главного героя в первом акте. Несмотря на всю запрограммированную комичность внешности певца в корреспонденции с ролью самого юного участника действа, именно посредством вокального мастерства Боте удаётся ретушировать это формальное несоответствие, этот визуальный оксюморон.

Матиас Гёрне исполнил партию Амфортаса настолько округлым, плотным и заглубленным вокалом, что обычно напряженные, душераздирающие сцены с участием главного хранителя не вызвали у меня в этот раз вообще никаких эмоций. Чтобы почувствовать эффект стилистической некорректности той специфической звукоподачи, которую предложил Гёрне, представьте, как партию Амфортаса исполнил бы, допустим, Иосиф Кобзон: то есть именно технически претензий никаких, но по сути – хоть святых выноси.

Очень хорошо прозвучали девушки-цветочки в алых ночнушках, и особенно стоит отметить Голос с Небес по имени Моника Бохинец: пронзительно чистый и обертоново яркий вокал напоминал о том, что спасение Спасителя возможно только через приобщение к опыту крестных мук через сострадание, через эмпатическое проникновение в шкуру другого человека, через готовность чувствовать чужую боль как свою…

Этому приобщению в полной мере способствовал экстатически звучавший сегодня оркестр. Под управлением Франца Вельзер-Мёста венские филармоники материализовывали в звуковых образах всю непостижимость дистанционной взаимозависимости опыта и переживаний одного человека от опыта и переживаний… присутствовавших в зале. Как простая последовательность нот, обрамлённая не самой сложной оркестровкой, передаёт такие грандиозные по своей сути смыслы? Как эмоциональная ёмкость расширяет интеллектуальную ёмкость слова? И что ещё предстоит услышать в вагнеровском «Парсифале» тем, кто приобщится к этой мистерии через поколение? Смогут ли они ответить на вопрос, как не в меру тщеславному, не в меру талантливому, не в меру капризному, не в меру властолюбивому концертмейстеру из Дрездена удалось создать такое не в меру бездонное произведение?..

Foto: Wiener Staatsoper / Michael Poehn

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru