Опера «Орфей и Эвридика» Кристофа Виллибальда Глюка в концертном исполнении прозвучала 22 мая 2014 года в Концертном зале им. Чайковского в Москве (исполнители: Московский камерный оркестр Musica Viva, дирижер Уильям Лейси (Великобритания), солисты Колин Ли (тенор, Великобритания), Дебора Йорк (сопрано, Великобритания), Софи Янкер (сопрано, Бельгия), вокальный ансамбль Intrada (руководитель Екатерина Антоненко)).

Московская филармония к 300-летию со дня рождения композитора, которое будет отмечаться 2 июля, приурочила концертное исполнение реже исполняемой Парижской версии оперы 1774 года. Принципиальное различие версий – в исполнителе главной партии Орфея: кастрат-альт в итальяноязычной Венской авторской версии 1762 года, тенор во франкоязычной Парижской авторской версии 1774 года и меццо-сопрано в редакции Гектора Берлиоза 1859 года.

Мифологический сюжет о певце, который силой своего искусства делает обратимой даже смерть, композиторами использовался часто. Из всего разнообразия трактовок многими авторами (от раннего барокко до оперетты), пожалуй, именно опера Глюка считается наиболее показательной, с точки зрения раскрытия сюжета в музыке. Хотя знание оперы публикой достигается не в последнюю очередь за счет суперзнаменитых «Мелодии» для флейты и арии «Потерял я Эвридику», а обильный оркестровый материал (французская опера предполагала большие балетные фрагменты) известен меньше, тем не менее, к числу непопулярных это произведение никак не относится.

Центральная партия высокого тенора (два сопрано, признаем честно, играют в материале вспомогательную второстепенную роль) создает не только уникальность, но и сложность парижской редакции, способствует более редким к ней обращениям. То, что эта музыка создавалась во второй половине XVIII века – само по себе обстоятельство, диктующую комплексность задач певцов. Еще не ушло полностью влияние эпохи барокко, с гиперукрашенностью, виртуозностью и самодостаточностью вокальных партий. Добавим сюда стремительно растущее значение партий теноров (в эпоху барочных звезд-кастратов тенора героями бывали редко, чаще – комиками и характерными персонажами), уже отчетливо надвигающуюся новую эру культа теноров в бельканто. И помножим все это на авторство Глюка – гения классицизма, своей реформаторской миссией считавшего внедрение в оперу приоритета драматургии над чисто вокальными задачами.

В результате партия обладает всеми мыслимыми и немыслимыми трудностями и ставит планку для исполнителя крайне высоко: он должен обладать и идеальной кантиленой, и запасом диапазона наверху, уметь исполнять скоростные технические пассажи на уровне мастера барокко, при этом озвучивать достаточно проблемные соло на фоне хора и уже отнюдь не барочного оркестра, непременно по-разному окрашивать звук в соответствии с задачами драматургии Глюка, и наконец, просто элементарно иметь выносливость, достаточную для того, чтобы практически в одиночку вытаскивать на себе не самый короткий опус от начала и до конца. Конечно, «Орфей и Эвридика» – это не моноопера, но по нагрузке для тенора она ушла от того недалеко.

И вот на сцену (хочется даже написать «на старт» — насколько спортивно-состязательным кажется подобный вызов для певца) выходит один из новых любимцев московской публики – британский тенор Колин Ли. Он запомнился по концертным исполнениям партий Якова в «Деве озера» Россини и Эльвино в «Сомнамбуле» Беллини в Большом театре в 2013 (за последнее певец номинировался на «Золотую маску»). Двойная интрига – певец в Европе и США поет главным образом, белькантовый репертуар XIX века (в частности, его последние ангажементы – это оперы Россини и Доницетти), очень фрагментарно – Моцарта, и вообще не замечен в исполнении произведений эпохи барокко на серьезных площадках. Глюковского Орфея, однако, он уже пел раньше, поэтому никаких огрехов дебютного исполнения прощать ему не предполагалось.

Однако даже самый строгий суд не нашел бы за что упрекнуть певца – технические сложности покорились, а эмоции расцвели на благозвучной музыкальной основе. Это был настоящий Орфей, чье искусство покорило богов Олимпа. Даже в сторону поклонников аутентизма был сделан определенный реверанс – певец предпринимал усилия, чтобы сделать звук чуть более плоским и белым, чем в традиционных белькантовых операх, но достаточно разумно и умеренно. Очень приятно, что певец не берег силы к ключевой арии (впрочем, в итоге все равно принятой зрителями со шквалом аплодисментов), а отработал над партией, что называется, «от и до».

Отметим и совершенно фантастическое исполнение арии из второго действия в сопровождении мини-ансамбля наверху на портике зала. Музыканты все чаще осваивают пространство залов, создавая объемные звуковые эффекты – это как раз тот опыт из Европы, который развивать стоит. И на наш взгляд, приживается в зале Чайковского он очень даже успешно.

Весьма достойно слушалась и сопрано Софи Янкер. Партия Амура, не такая большая, но значимая по смыслу сюжета, у нее вышла чем-то родственной Вердиевскому Оскару из оперы «Бал-маскарад» — травестийный персонаж с милым юным голосом. Янкер спела довольно технично, приятным тембром, гибко и подвижно, но без особого объема и эротизма в звуке, вероятно, тут вовсе и не нужных.

И самая спорная фигура для обсуждения – британская звезда барокко Дебора Йорк в партии Эвридики. К счастью для всех, роль Эвридики является значимой лишь по сюжету оперы, номинально, и если бы партия не была такой крошечной по объему вокальной работы – дело бы закончилось катастрофой. Приходится констатировать, что мы живем сегодня по законам шоу-бизнеса даже в опере, а раскрученный бренд, имя певца значит гораздо больше, чем его способность генерировать качественное пение. Желание следовать в ключе аутентичного исполнения можно понять, но не должно же оно полностью заменять вокализацию как таковую! Конечно, музыка Глюка серьезно тяготеет к более ранним периодам, в ней есть что-то и от Вивальди, и от Баха, и от Перголези, но сводить ее к выхолощенному исполнительству совсем старинной музыки – крайне неверно. Вторая половина XVIII века – эпоха всеобщей любви к вокалу, процветали многочисленные школы пения и педагоги, развивался оперный театр, писались сложнейшие произведения. Факты просто не позволяют поверить, что аутентичным этому периоду является совершенно бесплотное звукоизвлечение, как в средневековой церкви – его бы просто не было слышно в зале, битком набитом бархатными драпировками и переговаривающимися зрителями в напудренных париках. Но даже если бы и так, разве это отменяет обязанности певца по заботе о правильной фразировке, фокусировании звука, обеспечении полетности и слышимости пения, перекрывании оркестра, донесении текста слов?

Оркестр особым «аутентизмом» не злоупотреблял, однако тоже несколько приблизил манеру к барочно-классицистской, отказавшись от излишне округлого вибрато и слегка уплощив звук. Никакими историческими инструментами, кроме клавесина, состав не дополнялся, но в принципе этого было и не нужно. Однако сказать, что работа коллектива была какой-то выдающейся, не получается – в жизни «Musica Viva» бывали вечера и поинтереснее. И есть риск, что концертные исполнения «незапетых» опер выходят для музыкантов в стадию «производство поставлено на поток», а это очень опасно, даже если профессионализм действительно позволяет создать такой музыкальный конвейер.

Не возьмемся однозначно оценить и работу дирижера – как-то мечталось о большей проникновенности и пронзительности на лирических номерах, а ее не получилось, в том числе из-за несколько выровненных и усредненных темпов. Хотелось бы услышать все как-то выпуклее — и ускоренные фуриозные фрагменты, и замедленную лирику. Нельзя считать, что дирижер подошел к трактовке совсем уж формально, все было неплохо. Но и улучшать – тоже есть куда, особенно в части увеличения внимания к потребностям вокалистов, точнее сказать, вокалисток в более деликатном сопровождении.

Роль хора в опере на сюжет греческой мифологии (где хор воспринимается как преемник хора из античной трагедии) велика априори, а уж в этой опере Глюка хорового материала по объему и разнообразию хватило бы на целую ораторию. Тем приятнее отметить, что московский коллектив Intrada в очередной раз показал себя великолепно, это, пожалуй, после тенора – самое сильное звено из состава данного мероприятия.

Завершая анализ, хочется отметить отрадный факт, что визиты европейских музыкантов давно перестали для нас быть «событием», а стали обыденной практикой концертной деятельности. И даже известные острые политические события этому и подобным концертам с успехом состояться – нисколько не мешают. Пока политики рассуждают о кризисе в отношениях с Западом, музыкальная жизнь идет своим чередом, и певцы на деле доказывают, что искусство может победить всё.

На фото: Колин Ли

Ссылки по теме

• Колин Ли и оркестр-трансформер

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru