Я долго ходил вокруг да около этого произведения Яначека: мне все казалось, что опера, в которой центральным событием является детоубийство незаконнорожденного младенца, не может привнести в мою жизнь ничего светлого и радостного. Случайно попадавшиеся фрагменты центральных истеричных монологов главных героинь не развеивали моего скепсиса, а, напротив, укрепляли его.
Cпектакль Роберта Карсена перевернул мои представления о творчестве Леоша Яначека вообще и о «Енуфе» в частности: лаконичность оформления постановки (сценография и костюмы – Патрик Кинмонт) оригинально оттеняет основную идеологическую подоплёку главных «оппозиционеров» этой оперы – Дьячихи и Енуфы. Если Дьячиха является воплощением дикого экзистенциально-бытового страха, то Енуфа – воплощение светлой наивности и любви. Финальный ливень, который неожиданно накрывает сцену с колосников, становится грандиозной кульминацией в целом бестрюкового представления: ведь именно в шуме дождя растворяется фантастическая по своей глубине мысль о том, что настоящая любовь – безусловна в своем всепрощении и окрыляющей красоте.
Только любовь способна избавить нас от страха смерти. Только любовь может помочь нам преодолеть душевные раны, забыть обиды и простить. Строго говоря, о самой любви в «Енуфе» речей программных не ведётся. Но оппозиция Страха и Любви, выраженная в образах двух главных героинь, постоянно присутствует на сцене и в музыке. Музыкальные характеристики Енуфы – это светлые темы, лишь однажды рассыпающиеся в отчаянные речитативы в момент, когда изможденная бессонницей Енуфа обнаруживает пропажу своего ребенка. Речитативы Дьячихи практически сплошь построены на напряженных крещендо, а центральный монолог (не говоря уже о сцене раскаяния) напоминает невротическую звуковую зарисовку, а не музыкальное произведение.
Страх перед голодной смертью и перед людской молвой лишает Дьячиху разума: интересно, что, ослепленная борьбой со своими страхами, она беспрестанно врёт. Врёт Лаце о гибели новорожденного ребенка, и сама потом становится исполнителем собственного случайного приговора своему сводному внуку; она врет Енуфе о причине гибели ее ребенка, она почти год обманывает односельчан, рассказывая им о том, как хорошо Енуфе живется в Вене. И вся психопатическая затравленность, вся истерическая обугленность и крикливая метавокальность образа Дьячихи – отражение (порождение) её страхов. Ну, в самом деле: как можно не бояться голодной смерти, когда едва сводишь концы с концами. Да и монолог Дьячихи, обращенный к Штеве, бросившему беременную девушку, преисполнен животно-житейской мудрости.: «Ты хоть посмотри на себя маленького, Штева: ведь твой ребёнок – это ещё один ты!»
Дьячиха – женщина с покалеченной системой мотиваций. Она боится абстрактного, не имеющего никакого материального последствия порицания соседей, но не боится совершить убийство. Образ Дьячихи не напрасно считается главным образом оперы Яначека: это, безусловно, один из самых мощных по драматической напряженности оперных персонажей. То, с каким надрывом озвучивает монологи и диалоги Дьячихи Катрин Капплуш, кажется за гранью возможного, но певице удаётся создать внятный, структурированный образ, несмотря на экстрасложный материал.
Сандра Йанушаите, выступившая в партии Енуфы, создаёт образ правдивый и душераздирающий в соей обнаженной искренности и доброте. Певице удаётся не избежать психологических красок юродства: в её Енуфе больше аутизма, чем житейской недалёкости, в которой обычно обвиняют людей, лишенных возможности видеть в человеке объективные поведенческие риски.
Именно об этом говорит Енуфе Лаца, обвиняя своего брата Штеву в бесперспективной бытовой непутёвости. Интересно, что слова Лацы подтверждаются, но не доходят до сознания Енуфы: она умудряется забыть и простить, даже когда узнаёт, что Штева – знал о рождении ребенка и ничего не предпринял, чтобы помочь сводной сестре.
Исполнители обеих мужских партий – Алексей Саяпин (Штева) и Джефри Доуд (Лаца) – превосходно справились с актерской стороной своих ролей, а вот вокально Доуд показался мне менее устойчивым на звуковедении, тогда как Саяпин порадовал чистотой интонирования и драматически окрашенной фразировкой.
Удивительно звучали музыканты театра под управлением Томаша Нетопила, блестяще выступил хор. Но, как бы это ни странно прозвучало, но, на мой взгляд, в опере Яначека, в которой не без труда можно найти лишь пару-тройку оригинальных запоминающихся мелодий, музыка не главное. Вернее, не определяющее ценность произведения. Ценность «Енуфы» в отмеченной выше декларации безоговорочного приоритета любви над всеми остальным страстями. Ибо любовь способна изменить всё и всех! Любовь как мощнейший мотивационный фактор очень часто служит единственным оправданием самых невероятных злодейств. И когда Енуфа, подходя к мачехе, говорит: «Ведь ты убила моего ребенка, мама, потому что любила меня и потому что хотела мне добра…» — какие-либо комментарии здесь просто излишни…
Автор фото — Bettina Stoess