Программа «Viva Vivaldi!» была представлена 3 декабря на сцене Концертного зала имени Чайковского в рамках абонемента Московской филармонии «Виртуозы барокко». Отечественных меломанов она, несомненно, всколыхнула, и они, еще храня в памяти сентябрьское очарование «Александра» Генделя, первого концерта этого абонемента, дружными рядами потянулись на второй и последний в сезоне концерт цикла. Конечно же, сегодня, когда мода на барочную музыку пришла и на отечественные концертные площадки, монографической программой из произведений Вивальди – даже при исполнении на исторических инструментах – удивить трудно. Но лишь только в том случае, когда речь идет о его чисто инструментальных произведениях, которых композитором написано такое невероятно большое количество, что среднестатистическому меломану переслушать их все в живом исполнении в концертных залах вряд ли хватит целой жизни. Не секрет, что и этот репертуар крутится, как правило, вокруг одних и тех же названий, к которым лишь изредка добавляется что-то для нас новенькое.
Когда же речь заходит о монографической программе, в которой исполняются арии из раритетных опер Вивальди – да еще с барочным оркестром – это, разумеется, сразу меняет дело хотя бы из соображений расширения оперного кругозора и приобретения новых «вокально-познавательных» впечатлений. Конечно, оперная музыка Вивальди, как впрочем, и Генделя, широкой публикой в больших количествах сегодня выдерживается с трудом. Однако предложенный в рамках обсуждаемого концерта дайджест из восьми арий Вивальди (шесть в основной программе и две на бис), разбавленных двумя симфониями и двумя струнными концертами композитора, оказался вполне оптимальным – достаточно емким и в то же время не затянутым по времени.
Знаменитый Венецианский барочный оркестр, который приехал к нам без своего мэтра-основателя Андреа Маркона, появился на свет в 1997 году. С первых дней его существования творческим кредо коллектива стало исполнение музыки барокко на исторических инструментах, причем интенсивному поиску забытых и еще не найденных до сих пор раритетов XVII–XVIII веков в оркестре также уделяются весьма пристальное внимание. Стационарной (концертно-репетиционной) базой коллектива является Scuola Grande di San Rocco, одна из старейших в Венеции. По-видимому, можно предположить, что, в зависимости от исполняемого опуса, концертный состав оркестра вполне допускает и необходимое варьирование. На сей же раз в Москву приехали 15 музыкантов, а состав их инструментария оказался таким: 8 скрипок (по 4 первых и вторых), 2 альта, 2 виолончели, контрабас, теорба и клавесин.
Почему оркестр пожаловал к нам без дирижера, так и осталось для меня загадкой, однако предложенный нашему вниманию концерт не оставил никаких сомнений в том, что звучание этого коллектива оказалось превосходно сыгранным, упоительно изящным и рафинированным даже в отсутствие дирижера. Инструментальную часть программы составили Симфония до мажор из оперы «Джустино» (RV 717), Симфония соль минор для струнных и basso continuo (RV 157), Концерт соль мажор для двух скрипок, струнных и basso continuo (RV 516), а также Концерт си минор для четырех скрипок, струнных и basso continuo (RV 580).
В качестве солистки предстала итальянская певица Соня Прина, позиционирующая себя как контральто. Основной сферой ее специализации как раз и является репертуар барокко, а «вылазки» исполнительницы в романтическое бельканто XIX века эпизодичны и нечасты. С программой барочной музыки в сопровождении камерного ансамбля барочных инструментов Соня Прина уже однажды выступала в Москве: это было в 2002 году на фестивале «Декабрьские вечера Святослава Рихтера». К сожалению, на том концерте двенадцатилетней давности я не был. Однако впечатления от концерта нынешнего укрепили меня во мнении, что небольшой и малополетный голос певицы, конечно же, надо было слушать не в большом акустическом пространстве Концертного зала имени Чайковского, а в чрезвычайно дружественной именно для небольших голосов акустике Белого зала ГМИИ имени Пушкина. Да и двенадцать лет назад голос этой исполнительницы, несомненно, должен был звучать гораздо свободнее, свежее и ярче.
В конце января 2011 года Соню Прину мне довелось услышать в травестийной партии Сметона в постановке «Анны Болейн» Доницетти на сцене барселонского театра «Лисеу». Понятно, что вокальные задачи, которые ставит перед исполнителем репертуар бельканто, – совершенно иные, чем в музыке барокко. И в акустике театра «Лисеу» голос певицы произвел на меня вполне благоприятное впечатление именно как контральто – не очень сильное, конечно, но вполне ассоциируемое с данным типом голоса в отличие от целой армии раскиданных по миру скрытых сопрано, называющих себя меццо-сопрано или контральто. Но по прошествии почти четырех лет впечатления от нынешнего московского концерта певицы оказались уже не столь радужными.
Звучание Сони Прины в Концертном зале имени Чайковского предстало очень глухим, сильно заглубленным, словно «спрятанным где-то внутри», с явно стертой и потускневшей «серединой», а с точки зрения объемности – практически «точечным», совсем неполетным. Казалось, что всё первое отделение певица откровенно распевалась, пытаясь хоть как-то «перехитрить» коварную для нее акустику зала. Именно так всё и обстояло во время исполнения арии Роланда «Sorge l’irato nembo» и арии Альчины «Così potessi anch’io» из оперы «Неистовый Роланд», а также арии Юдифи «Agitata infido flatu» из оратории «Торжествующая Юдифь».
Первая и последняя – типичные арии di bravura в быстром темпе и с головокружительной колоратурой, однако колоратурные пассажи давались певице настолько вымученно и с такими огромными усилиями, что голову на сей раз они так и не вскружили. Невероятно длинное cantabile Альчины, монотонно скучно исполненное между быстрыми номерами, эффекта радостного открытия диковинного раритета также не принесло. Любопытно, что на этом концерте певица исполняла только арии, в оригинале написанные для женского контральто, и на партии кастратов не покушалась: при этом мы видим, что она обращалась как к образам героинь, так и к образам героев-травести. Партия Роланда как раз и является примером того типа травестийности, к которому оперные композиторы, творя уже в иной музыкальной эстетике, еще долго прибегали и в XIX веке.
К счастью, после антракта в вокальной форме певицы неожиданно наступил некоторый перелом, и от номера к номеру она понемногу стала отвоевывать позиции, сданные в первом отделении. Уже в виртуозной арии Гризельды «Ho il cor già lacero» из одноименной оперы Соня Прина заметно прибавила и в посыле, и в плотности, и в чувственности, и в ровности вокальной линии, и этого нельзя было не заметить. Исполнение «почти колыбельной» – нежнейшей арии Ликида «Mentre dormi, amor fomenti» из оперы «Олимпиада», еще одного персонажа-травести – заинтересовало уже не на шутку и в итоге смогло произвести достаточно сильное эмоциональное впечатление. Эстафету всё нарастающего позитива переняла затем ария Роланда «Nel profondo cieco mondo» (тоже из «Неистового Роланда»). Несмотря на то, что в технике колоратуры неуверенность певицы не исчезла, а последняя ария на верхних нотах выявила весьма сдавленное, зажатое звучание, тенденцию недоверия к своему творчеству певице, тем не менее, удалось переломить – и это было главным.
И всё же – не иначе как на «капитальном разогреве» после основной программы – наибольшее впечатление за весь вечер произвели два биса, которые можно отнести к числу совсем уж неизвестных раритетов. Это ария Марциано «Cor mio che prigion sei» из оперы «Атенаида» («Atenaide») и ария Ориджиллы «Anderò, volerò, griderò» из оперы «Роланд, мнимый безумный» («Orlando finto pazzo»). Первая – еще одно «километровое», но изящно красивое и чувственное cantabile героя-травести, вторая – ария di bravura, принадлежащая героине. Слушая в концертах барочные арии на весьма наивные и при этом выспренно поэтичные тексты, мы меньше всего задумываемся о сюжетных перипетиях той или иной оперы и о контексте данной арии в музыкальной конструкции всего опуса, сосредоточиваясь исключительно на чувственных эмоциях, которые они вызывают. И пусть с запозданием на всё первое отделение, позитивные эмоции дорогу к слушателю нашли и на сей раз, а это значит, что барочная опера хотя бы на малую толику стала нам дружественнее и ближе.