К 50-летию Детского музыкального театра им. Н.И. Сац

Знаменитую, можно сказать, легендарную постановку Наталии Сац до нынешнего ее возобновления я видел дважды: первый раз, кажется, в конце 80-х, второй – ближе, наверное, к концу 90-х годов. Классически-монументальная добротность этого спектакля никаких сомнений в его высочайшем постановочном профессионализме не вызывает. И всё же оба раза именно общий музыкальный модус названной театральной работы лично мной воспринимался на редкость «спокойным», размеренно неспешным, каким-то абсолютно несуетливым и бесконфликтным. И так происходило всё время, несмотря на то, что глубинный конфликт двух цивилизаций, основанный на противопоставлении «чистой наивности Востока» и «прагматичной циничности Запада», мощно и недвусмысленно заложен уже в недрах самой музыки. Сегодня же, по прошествии значительного времени, своих давних музыкальных впечатлений я практически уже и не вспомню.

Правда, есть и одно исключение: во второй раз мне очень повезло с исполнителем партии Пинкертона. Им стал Александр Ломоносов, замечательный лирико-драматический тенор, в те годы уже весьма опытный и мастеровитый «ветеран» Большого театра России. Моя память избирательно зафиксировала лишь один этот вокально-актерский штрих, но, будучи необычайно ярким и выразительным, он и в правду того стоил! В целом же, впечатления зрителя от спектакля оба раза оказывались для меня значительно весомее и позитивнее, чем впечатления слушателя. Впрочем, как зрителю мне и на этот раз довелось испытать удовольствие существенно бóльшее.

Море и небо, граница между которыми практически сливается… Цветущая сакура и живописные заросли бамбука… Земной рай Страны восходящего солнца, в которой затерялся почти сказочный домик японской гейши Мадам Баттерфляй, главной героини оперы…

Полная идиллия безмятежности и экзотического покоя, в которой суждено произойти ужасной кровавой трагедии…

Именно такие эстетически красивые эмоции – несколько «заглубившиеся», но воскрешенные в памяти вновь – и вызывает визуальный ряд этого спектакля. Постановка, созданная Наталией Сац в содружестве с художником Петром Злочевским в 1980 году, использует все возможности не только большого сценического пространства, но – в первом и третьем актах – также и обоих боковых «просцениумов», что создает удивительный эффект панорамности, отчасти даже кинематографичности, но не эпической, а интимной, пропитанной терпкими флюидами ориентальности.

«Одним из главных названий для Наталии Ильиничны Сац была опера “Чио-Чио-сан”, которая десятилетиями сохранялась в репертуаре театра, – рассуждает Георгий Исаакян, нынешний художественный руководитель театра и художественный руководитель возобновления постановки. – Почему-то ей было важно, чтобы эта опера шла на этой сцене. Я думаю, что понимаю, почему. Великая музыка помогает преодолевать сложные сюжеты, а музыкальный театр – это в первую очередь театр музыки. И если дети, школьники и студенты не слушают эту музыку, они лишены чего-то очень важного в жизни». По-видимому, чтобы и далее не мириться с этим, большая, скрупулезная и, несомненно, плодотворная работа по возобновлению данного авторского спектакля была поручена им режиссеру Валерию Меркулову, художнику-сценографу Станиславу Фесько, художнику по костюмам Наталье Осмоловской и художнику по свету Сергею Мартынову.

При первом же открытии занавеса у меня создалось ощущение, что никакого репертуарного перерыва в постановке этой оперы и не было, что жгучая драма мелодраматических страстей, отсылающая нас в Нагасаки конца XIX века, свою «театральную прописку» на этой сцене вовсе и не теряла.

Очевидно, что в этом возобновлении — максимально бережном, трепетном и уважительном по отношению к оригиналу — в неприкосновенной целостности сохранен дух старого спектакля.

Физически обновлена лишь «техническая оболочка» (декорации и костюмы), а также осуществлены новые певческие вводы. Спектакль Наталии Сац подчеркнуто графичен, он захватывает картинной пластикой продуманных мизансцен, но восточная церемониальность не заслоняет в нём главного – психологического исследования характера главной героини.

Эта опера Пуччини – одна из самых любимых публикой, название просто суперпопулярное, и в день премьеры возобновления 18 декабря зал был впечатляюще полон. Но вместе с тем по специфике развития драматургической коллизии это самая «медленная» и растянутая по времени – не только по времени сюжетному, но и по времени сценическому – партитура Пуччини. И очень многое в восприятии ее музыкальных длиннот – поистине вагнеровских по масштабам, но, конечно же, исключительно пуччиниевских по духу самой музыки – зависит от оркестра. Оркестр – это главный рассказчик музыкальной драмы на невербальном, подсознательном уровне. А певцы – это уже вербальные медиумы, воздействующие на публику совсем иными художественными средствами и приемами. Чтобы при добротной и качественной постановке, с какой мы имеем дело в данном случае, жизнь зрителя удалась еще и как жизнь слушателя, необходим как хороший оркестр, так и состав певцов, адекватный вокальным задачам персонажей именно этой отдельно взятой оперы Пуччини.

Возобновление «Мадам Баттерфляй» показало, что с оркестром всё обстоит весьма и весьма обнадеживающе, а вот с певцами, увы, нет.

Главный дирижер театра и музыкальный руководитель возобновления Алевтина Иоффе — музыкант, демонстрирующий в своем прочтении этой многослойной партитуры удивительную властность лидера. Ее дирижерские жесты точны и уверенны, темпоритмическая динамика достаточно стройна и богата нюансами, кульминации и просветления четко сбалансированы, да и само качество оркестрового звука склоняет к вполне оправданному оптимизму. В оркестровой ткани, наконец, появились нерв и конфликтность, и ее симфонизм сразу стал тем, на что в данном случае после визуально-постановочных впечатлений можно смело опереться меломану.

Исполнители главной тройки персонажей – Татьяна Ханенко (Мадам Баттерфляй), Руслан Юдин (Пинкертон) и Михаил Гущенко (Шарплес) – такой опорой для меломанского слуха не являются, ибо по своей природе эти голоса отнюдь не драматические. В этом спектакле они быстро сдают свои позиции, досадно утопая в оркестре, но не потому, что дирижер к ним недружественен, а потому, что сама природа этих голосов просто не позволяет раскрыться звучанию в свободном и сильном полете, чтобы воспарить, заметьте, над очень чутким и корректным оркестром.

Исполнительница главной партии в этой опере должна обладать силой посыла вагнеровской Брунгильды и нежностью лирического образа пуччиниевской Мими

— только при таком раскладе и можно совладать с коварной партией Чио-Чио-сан, наполнить ее звучанием весьма большое акустическое пространство зала Детского музыкального театра. Татьяна Ханенко – певица аккуратная, добросовестная, в актерском отношении вполне выразительная, но в данном случае речь идет о том, что эта партия, выступая явным вокальным эрзацем, просто выпадает из ее творческого амплуа.

Проблемы с интерпретаций партии Пинкертона, честно говоря, неожиданностью не стали: настоящих драматических теноров на нее сейчас днем с огнем не сыщешь по всей Москве! Руслан Юдин, несомненно, очень старался: это было видно, и его подкупающая искренность в стремлении к достижению результата оказалась по-хорошему мила и трогательна, однако хотелось самогó результата – полновесного и недвусмысленного. Этого так и не произошло, но странным было то, что примерно такая же вокальная ситуация сложилась и с баритональной партией Шарплеса. Хотя и она требует известной степени драматизма, в архисложных эта роль никогда не числилась. И всё же во время ее исполнения Михаил Гущенко ни с того ни с сего просто, что называется, «таял на глазах».

В позитивном же смысле отмечу, пожалуй, Марию Чудовскую (Сузуки) и Максима Усачева (Горо). Этим последним замечанием и «завершу я летопись мою». Признаться, писать ее было нелегко, но интересно. И это стало малым, но приятным мне утешением в трудах…

Фотографии предоставлены пресс-службой Детского музыкального театра им. Н.И. Сац

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru