Мюнхенский фестиваль давно завершен. Но повод, по которому его стоит вспомнить, заслуживает внимания – это редкостная в нынешние времена по своим театральным качествам постановка «Севильского цирюльника».

Кто хоть раз побывал на оперном фестивале Россини в Пезаро, пребывает в уверенности, что только в этом прекрасном старинном городке на берегу Адриатики должен совершаться ритуал явления оперного Oeuvre итальянского маэстро, открытия новых версий всемирно известных опер, знакомства с забытыми раритетами, встреч со старыми звездами бельканто и восхождения новых. На этом фоне репертуарная афиша Баварской государственной оперы, безусловно, не поражает разнообразием россиниевских опусов. Тем не менее, многолетний опыт мюнхенского оперного обозревателя и рецензента подсказывал мне, что и в этом плане Баварская опера способна преподнести публике приятные и неожиданные сюрпризы.

«Севильский цирульник» – воистину «музейное» сокровище Баварской оперы. На летнем фестивале он прозвучал в блестящем исполнении.

Участие звезд мировой оперной сцены — особая марка мюнхенского фестиваля.

Но уникальный tenore di grazia Хуан Диего Флорес — редкий гость в Мюнхене, чего не скажешь о Пезаро. На прошлогоднем россиниевском фестивале тенор блистал в героической партии Арнольда Мельхталя, теперь певцу предстояло воплотить роль молодого графа Альмавивы – изобретательную, контрастную, предельно виртуозную. Колоратурная легкость Флореса, мастерское владение техникой бельканто порой кажутся конгениальными композиторскому дарованию Россини. А если тенор кроме редкого «россиниевского» тембра одарен неповторимым актерским темпераментом, триумф неизбежен.

В мюнхенском «Севильском цирюльнике» Флорес явился главным «бриллиантом» постановки. Именно после исполнения сверхвиртуозной (по этой причине часто сокращаемой) арии Альмавивы „Cessa di piu resistere“ спектакль на несколько минут был прерван шквалом оваций. Не удивительно, что Россини первоначально назвал оперу «Альмавива, или тщетная предосторожность»), это в значительной мере «опера тенора, а не баритона», он и писал ее во многом ориентируясь на tenore leggiero Мануэля Гарсиа.

Тем не менее, идеальное равновесие с теноровой партией Альмавивы может создать только достойный партнер-баритон. В мюнхенской постановке с этой ролью блестяще справился российский певец Родион Погосов. Мягкий лирический тембр его голоса, сформировавшийся под влиянием итальянской вокальной школы, также по праву считается «россиниевским». Многолетний опыт ведения белькантовых партий певец накопил на ведущих оперных сценах мира и, в первую очередь, — на сцене Метрополитен-оперы.

Ансамбль росиниевских мастеров бельканто дополнили прекрасные женские голоса.

Сопрано Анна Элизабет Мюллер, титулованная в 2014 в номинации «лучшая молодая исполнительница года», выступила в роли служанки Берты. Американская певица Кейт Линдси – в роли Розины. Обладательница глубокого бархатного меццо нетривиально обыграла романтически-мечтательный образ будущей графини, показав игривый, изысканный, но, в то же время, хитрый и упрямый характер, способный извлечь пользу из любой ситуации.

Необходимо упомянуть также о прекрасном синтезе сценической и вокальной свободы basso buffo Ренато Жиролами, который эффектно показал контрасты образа Бартоло: капризного старика, злобного ревнивца, а в центральной арии „A un dottor' della mia sorte“ представился как разочарованный в собственной персоне псевдо-авторитет. Несколько выпадал из ансамбля Петер Розе в роли Базилио. Его бас звучал сухо и невыразительно, а актерская игра требовала большей самоотдачи.

В целом же сильный ансамбль прекрасно воплотил жизнерадостную ауру россиниевской музыки – воплощение изысканной звуковой эстетики бельканто. Как справедливо подметил Онорe де Бальзак, колоратурная виртуозность вокала для Россини – «не простой орнамент, арабеска, а высшая форма выражения искусства».

Комедийные мизансцены спектакля были остроумно «осовременены» мнимым введением нового персонажа.

Во втором действии, в то время, когда Альмавива пробирается к Розине под видом учителя пения Дона Алонсо, выясняется, что граф скрывает свою личность не под маской неизвестного музыканта, а, наоборот, называется именем прославленного итальянского маэстро Риккардо Мути. Дружеский шарж на всемирно известного дирижера Флорес живописно изобразил в имитациях походки, дирижерской жестикуляции, гордо поднятой голове с роскошной шевелюрой. Яркий буффонный номер превратился в настоящую изюминку для немцев, восторженно встретивших аплодисментами и смехом неожиданное проявление учтивости Альмавивы. Когда парик «под-Рикардо-Мути» как бы невзначай слетает с головы Флореса, певец, повернувшись к публике, четко произносит немецкое Entschuldigung (простите), как бы приглашая слушателей непосредственно поучаствовать в запутанных интригах, развернувшихся на сцене.

А теперь о главном! Эмоционально возвышенный тонус музыки Россини, утонченная стилистика итальянского бельканто в исполнении прекрасных солистов эффектно воспринялись благодаря именно традиционной режиссуре. Баварская опера праздновала возвращение настоящего россиниевского шедевра в аутентичной версии итальянского режиссера и актера Ферруччо Солери (1989).

В наше время такую постановку можно было бы назвать «музейной», и в данном случае подобная оценка воспринимается не иначе, как с большим знаком «плюс».

Более 25 лет оперный театр хранил в своей репертуарной сокровищнице уникальный спектакль Солери, который со временем не только не утратил своей ценности, но наоборот, значительно «вырос в цене». Этот неожиданный, редкий, но меткий сюрприз Баварской оперы еще раз доказал важность возобновления такого рода спектаклей, которые в наше время, увы, вызывают ностальгию по оперному наследию, еще не знакомому с проблемной дилеммой режисер-композитор. На этом фоне типичные осовременивания и переосмысления композиторского оригинала, откровенно чуждые природе музыкального жанра, выглядят эгоцентрической попыткой режиссеров, навязчиво выдвигающих свои претензии на соавторство.

Сценическая атрибутика «Севильского цирюльника» от характерных костюмов (Уте Фрюлингс) до живописных декораций (сценограф Карло Томмаси) была пронизана солнечной атмосферой Италии времен Россини. Сначала коллизии разворачивались на маленькой улице Севильи, затем герои запросто оказывались в комнате Розины, когда передвижная сцена элементарно поворачивалась к зрителям тыльной стороной.

Для яркого театрального представления остроумных комедийных ситуаций, бытового юмора, типичных буффонных интриг с переодеваниями режиссеру понадобился минимум сценических средств и самый обычный набор театрального реквизита. А я еще раз убедилась, что в Мюнхене можно увидеть все, даже настоящего россиниевского „Almaviva, ossia L’inutile precauzione“, достойного наилучших фестивальных постановок Россини в Пезаро.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru