Сейчас уже забавно вспоминать премьерные баталии, связанные с «Травиатой» Франчески Замбелло. Когда решали насколько спектакль «классический», какое место в нем занимает образ лошади, дважды появляющейся во втором действии, и насколько уместен на балу у Флоры канкан с залихватским повизгиванием танцовщиц. Сегодня постановка прочно вошла в обиход любителей оперы, как одно из главных украшений репертуара Исторической сцены Большого театра. Спектаклем, на который можно приходить регулярно – чтобы глаз отдохнул на красивых декорациях, а ухо – на голосах любимых певцов. Но бывают особые случаи, когда меломанов на знакомую постановку приводит любопытство.
Так было 17 января, когда в афише была заявлена «Травиата», которой должен был дирижировать новый музыкальный руководитель Большого театра Туган Сохиев. Дирижер уже подарил второе дыхание «Богеме» на Новой сцене, а в январской серии встал за пульт «Травиаты» – равновеликого оперного шлягера, но более весомого для театра в силу базирования на Исторической сцене. К сожалению любопытных, послушать, как звучит оркестр в руках Тугана Сохиева, в этот раз не получилось. Произошла замена, и место за пультом занял дирижер всех спектаклей прошлых серий Павел Клиничев, у которого оркестр звучал уже привычно, с комфортным для певцов балансом и живой динамикой – большая удача услышать столь отчетливое крещендо меди в финале бриндизи. Из значительных сольных номеров тронуло перекликающееся с темой болезни соло скрипки (Владимир Скляревский) в IV действии.
В главной роли блистала Динара Алиева, уже приучившая московскую публику к своему стилю исполнения Виолетты
— с плотным звуком по всему диапазону, то кокетливо беспомощным, то обнажающим внутреннюю силу героини.
Из объективных потерь – пожалуй, лишь тяжеловатое стаккато в арии. Но умение держать крепкий звук открывает певице столь богатую палитру выразительных средств, что она прекрасно обходится без вставного ми-бемоля, за которым не всегда успешно тянутся Виолетты с более легким звуком. Именно крепкое исполнение вкупе с весьма эмоциональной, но хорошо контролируемой игрой создает Виолетте Алиевой особый шарм – чарующий Альфреда, рождающий не только сочувствие, но и уважение у публики. Эта же сила становится дополнительным препятствием на пути отца Альфреда.
Надо сказать, что Жорж Жермон в трактовке Игоря Головатенко не расположен вести изощренные психологические дуэли.
Даже прихрамывающая походка не может замаскировать решительность – он пришел не разжалобить куртизанку, а устранить угрозу репутации семьи. И уже «Madamigella Valery?» со стальными интонациями победителя не предвещает Виолетте ничего хорошего. Уверенного в себе аристократа мало волнуют переживания куртизанки, а известие о продаже драгоценностей Виолетты тронет его сердце лишь на несколько секунд, в которые сталь уступит место теплоте невольного сочувствия.
Жермон – зрелая, цельная и абсолютно убедительная работа Головатенко. Вокальная составляющая роли впечатляет еще сильнее – в партиях певца высокая исполнительская культура сочетается с голосом редкой красоты и широких возможностей, при отличающей певца стилистической чуткости позволяющим петь репертуар от бельканто до Пуччини. В партии Жермона умение мгновенно менять окраску звука от шелковой, почти умоляющей, до угрожающе-холодной, при сохранении роскошной кантилены, расцвечивает каждый эпизод дуэта, делая увлекательным продолжительный и, казалось бы, вдоль и поперек знакомый номер.
За время жизни спектакля в нем пели несколько Альфредов, а в трех январских спектаклях в афише «Травиаты» Большого появились два новых имени: Олег Долгов, которого я надеюсь услышать в следующий раз, и Нажмиддин Мавлянов, солист Московского академического музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, дебютировавший в этот день на Исторической сцене Большого театра.
Голос Мавлянова — пламенно-страстный, словно созданный для партий итальянских опер, демонстрировал изысканную пластичность,
впечатляя на форте (мощный си-бемоль, пробивающий упомянутое выше крещендо в финале бриндизи), но еще более – на необыкновенно тонких лирических пиано, особенно чувственно прозвучавших в дуэте «Parigi, o cara». Мавлянов давно поет Альфреда в «домашнем» театре, что позволило показать в дебютном спектакле тонко детализированное пение.
К моему удивлению не были спеты привычные вставные ноты – за сценой в арии Виолетты и в кабалетте «O mio rimorso!» которые певец стабильно исполняет в «домашнем» театре. Видимо, это сюрпризы, припасенные для слушателей Большого на будущее. В актерском образе пока нет отличающего другие роли Мавлянова лоска, выражающегося в продуманности сценических движений и насыщении мелкими деталями – скорее всего, это связано со срочным вводом в спектакль, не оставившим времени на выделку. Что ж, значит, и здесь есть повод ожидать приятные сюрпризы в будущем.
Мавлянов уже поет в качестве приглашенного солиста в Мариинском театре и театрах Европы, но именно выступление на Исторической сцене Большого традиционно считается для российских слушателей символом успеха исполнителя. Что ж, дебют был восторженно принят публикой, и певца можно поздравить с важной вехой в карьере, пожелав дальнейших успехов.
Рассказ о тройке исполнителей главных ролей в случае «Травиаты» достаточен, но все-таки будет неполным без упоминания двух работ «группы поддержки» – Гастона, убедительно ведущего мимический диалог с Альфредом и ярко прозвучавшего в исполнении Сергея Радченко, а также надменного Дюфоля (Отар Кунчулиа) с осанкой аристократа и выразительным басом.
В сложном каскаде хоровых номеров на балу у Флоры хор Большого театра был на высоте.
Что же касается вызывавших споры танцевальных номеров в этой сцене, то их оправдывает не вызывающая сомнений ситуационная уместность на балу полусвета, а главное – высокое качество исполнения, благодаря которому, в общем-то, далекие от высокого искусства па органично сочетаются с музыкой, вызывая желание от души аплодировать удачному решению постановщиков.
Фото автора
Театры и фестивали
Персоналии
Произведения