И это была Опера! Я снимаю свою воображаемую шляпку перед неутомимым и талантливым режиссером Дэвидом МакВикаром, не поддавшимся искушению перекроить на современный лад старую оперную мелодраму, стреножившему свою интеллектуальность и претензии на создание сверхоригинальных идеологических и художественных изысков.

Совместно с Китайским Национальным центром искусств и Оперой Сан-Франциско он поставил на сцене Ковент-Гардена незабываемую постановку «Андре Шенье», место которой в анналах всемирного оперного наследия. Взяв исходный авторский материал, постановщик оставил его, практически, без изменений, предоставив уникальную возможность дирижеру, певцам и музыкантам самовыразиться. В этом, я полагаю, и есть великая магия оперного режиссера: сделать свое присутствие незаметным, неся ответственность за каждую деталь этой почти исторической (в двух смыслах) классической, красивой оперной мелодрамы Джордано о поэте-романтике, павшем жертвой революционного террора, возглавляемого Робеспьером.

Последний раз «Андре Шенье» был показан в Ковент-Гардене в 1984 году с участием Хосе Каррераса и в 1985 с Пласидо Доминго в заглавной роли.

Несколькими годами позже Хосе Кура спел Андре Шенье в Королевском Альберт-холле. Мне трудно понять, почему лондонцам потребовалось ждать почти тридцать лет, чтобы вновь насладиться чудесной музыкой Умберто Джордано. Вряд ли какие-то исторические аллюзии. Ведь здесь не было столь кровавых революций, королевская династия, хотя никогда не бедствовала, но определенно жила и живет скромнее несуществующих уже французских королей и русских царей. Потому до сих пор и здравствует!

Другое дело – Россия. В ней для «Андре Шенье» до сих пор нет места на сцене. В Советском Союзе – понятно, слишком однобокой была трактовка Великой Французской революции! А сейчас? Может быть, есть и иные причины, не знаю. Но замечательная опера достойна того, чтобы ее ставить и смотреть в нашей стране.

Вернемся к премьере Ковент-Гардена. Сценограф Роберт Джонс и художник по костюмам Дженни Тирамани представили реалистичные картины Франции 18-го века – от пышного, позолоченного, блистающего хрустальными люстрами необъятных размеров великолепия старого режима до революционного аскетизма. МакВикар умело, виртуозно подчеркивает эти крайности, в рамках которых и действуют артисты. Герои оперы, оказавшиеся волею обстоятельств в противоречивых исторических обстоятельствах, как и исполнители, по воле МакВикара мудро воздерживаются от категоричных толкований, наоборот – они неоднозначны: с одной стороны, неприятие композитором старого режима ощущается с непритязательной ясностью, но тут же – и его недоверие к новой политической системе.

Исторический Андре Шенье – поэт-сатирик, впавший в немилость при режиме Робеспьера и казненный на гильотине в 1794 году, пишет накануне казни поэтические строки,

сравнивая закат своей жизни с концом прекрасного весеннего дня, которые легли в основу незабываемой арии, которую оперный Андре Шенье поет в ожидании смерти. А по окончании первого акта окровавленный триколор французского флага резко падает сверху, как гигантская гильотина. На этом флаге выведены слова Робеспьера, подписавшего смертный приговор Шенье: Даже Платон запретил поэтов в своей республике.

Сочетание реального исторического подтекста, как и некоторые отступления от него, вымысел, на мой взгляд, прекрасно дополняют друг друга. А тот исторический факт, что подписавший этот приговор пережил поэта всего на сорок восемь часов, придает всей истории особый символический трагизм.

И все-таки для меня это опера в первую очередь – гимн любви, но не такой, как в «Тристане и Изольде», искусственно вызванной любовным эликсиром.

Там, где, казалось бы, все подчинено любви, любви – не было, она не чувствовалась, о ней только пели (я говорю о последней новой постановке «Тристана» той же Королевской оперы, представленной публике несколькими месяцами раньше).

«Андре Шенье» также – всеобъемлющий триумф дружбы, преданности (Андре – Руше, Мадлен – Берси), но еще более самоотверженности во имя любви – и это та же Мадлен и влюбленный в нее бывший слуга, а потом — один из революционных лидеров – Шарль Жерар.

И оперный Андре Шенье умирает скорее всего – по крайней мере мне так видится – из-за любви, что, кстати, вполне отвечает канонам оперного искусства конца 19-го века, когда писалась опера. Донос Жерара на Шенье, что не соответствует исторической правде, послужил причиной ареста поэта: таким способом он хотел добиться Мадлен, которой был увлечен давно и страстно. И хотя на суде, осознав, насколько сильна их любовь, Жерар отказывается от своих показаний, проявляя поистине высокое благородство духа и порядочность, пытаясь спасти Шенье. Ситуацию, однако, изменить уже не удаётся.

И красивая молодая аристократка, Мадлен, впечатлённая благородством поэта, без колебаний приносит свою жизнь на алтарь великого чувства. Имея шанс жить, она выбирает смерть, разделив со своим возлюбленным его участь.

Сегодня Андре Шенье поет Йонас Кауфман, роль Мадлен исполняет Ева-Мария Вестбрук, Жерара – Желько Лучич. Все три главные роли – очень эмоциональные, требуют большого голоса и огромной выдержки.

Для Йонаса Кауфмана эта партия — дебютная, он поет Андре Шенье в первый раз.

Артист покоряет своей музыкальностью, его дикция ясна, а присутствие на сцене романтически возвышенно и благородно, он не переигрывает, он и есть — Андре Шенье.

Его бесконечно красивый звук, округлый и гибкий, обладает пробивной мощью, за которой, тем не менее, не чувствуется абсолютно никаких усилий – пение естественное, как дыхание. На всём диапазоне голос певца звучит исключительно ровно и эмоционально ярко, он парит сквозь музыку с изысканной легкостью и непосредственностью, будь то политические декларации или любовные рифмы. Прощальная ария осуждённого вызвала – буквально – взрыв зрительских аплодисментов. В общем, Андре Шенье Кауфмана – настолько хорош, что трудно, невозможно отвести взгляд.

Я не принадлежу к тем счастливчикам, которым удалось услышать живьем в этой роли Каррераса и Доминго, мне не с чем сравнивать, и потому считаю, что вряд ли можно спеть лучше.

Дуэты влюбленных эмоциональны, чисты и возвышенны, и оставляют очень сильное впечатление. Главные герои – достойны друг друга. Голос голландской сопрано Евы-Марии Вестбрук обладает удивительным тембром, в нем чувствуется благородство, но в ее звучании явственно не хватало итальянского пыла – в звуке, в интонации, в ритмическом пульсе. Певица много поет Вагнера, и это, кажется, накладывает свой отпечаток. Но она – настоящая актриса, сумевшая трогательно показать бедственное положение молодой аристократки, на глазах которой была убита ее мать и сожжен их дворец. Игра Вестбрук правдоподобна, ее любовь к поэту – искренна.

Сербский баритон Желько Лучич создал неповторимый и незабываемый образ тяжеловатого на вид, слегка неотесанного мужлана, не так давно избавившегося от ливреи слуги.

Он, по сути, открывает спектакль, когда во время подготовки залы графини де Куаньи в обрамлении пышного убранства поет о своем отвращении и ненависти к хозяевам. Его игра была также правдивой, поистине драматичной, пение –вызывающе звучным и выразительным. Он великолепно чувствует все нюансы своей партии, пел Жерара в Метрополитен-опера в Нью-Йорке. Именно Лучич заслужил, возможно, самую яркую реакцию зала. Лично мне его герой, хотя изначальна ему и была уготована роль условного злодея, в последних актах оперы чрезвычайно симпатичен, его поведение по отношению к возлюбленным подкупает, располагает безраздельно.

Главные герои получили значительную и яркую поддержку остальных солистов. Несколько минут на сцене, и слепая старушка Мадлон в трактовке итальянской меццо-сопрано Елены Цилио уже безраздельно властвовала над зрителем, покорив их своей искренней жертвенностью, безукоризненным, трогательным пением. Каждый из второстепенных персонажей имел свой значимый момент на сцене, каждого хочется упомянуть: Розалинд Плоурайт как Графиня де Куаньи; Дениз Грейвз – служанка-мулатка Берси; Карло Бози – инкруаябль * («щеголь»); Роланд Вуд – Руше; Питер Колман-Райт – романист Флевиль; Эдди Уэйд – общественный обвинитель Фукье-Тенвиль; Адриан Кларк – официант-санкюлот Матье; Питер Хор – аббат, гость графини; Джереми Уайт – тюремщик Шмидт; Джон Канингам – мажордом графини, отец Жерара; Юрий Юрчук – Дюма.

Новыми постановками в Королевской опере чаще всего дирижирует музыкальный руководитель театра Антонио Паппано, и «Андре Шенье» не стал исключением.

Паппано заряжает своей неуемной энергией не только тех, кто находится в оркестровой яме и на сцене, но и зрителей. Это было драматическое, наполненное, волнующее исполнение, между музыкантами, певцами и маэстро ощущалось полное взаимопонимание, все вместе – они составляли единое целое, максимально реализовавшееся в этот вечер. Говорят – не сотвори себе кумира, но готова признаться, равных Паппано найти трудно.

И еще один момент. Я полагаю, найдется горстка зрителей, а среди них — значительное число критиков, разочарованных в «ординарности» новой постановки МакВикара. Но видимо, возвращение в давно забытые времена, с той атрибутикой, костюмами, бутафорией зрителям необходимо. В этом сумасшедшем, перенасыщенном информацией и скоростью происходящих противоречивых событий, мире нам необходим оазис — этот уход в далекое прошлое, чтобы вспомнить забытые ощущения, чувства, чтобы остановиться! Дабы осмыслить настоящее.

Примечание редактора:

* Инкруаябль (от франц. incroyable — невероятный) — так называли во Франции эпохи Великой французской революции и Директории представителей «золотой молодежи», модников-щёголей.

На фото: сцены из спектакля

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru