И все повторится снова…
«Похождения повесы» в Будапештской опере
5885
0
В Будапештском национальном оперном театре в январе состоялась премьера оперы Игоря Стравинского «Похождения повесы».
Эта опера в силу своего музыкального и образного языка непроста как для исполнения, так и для восприятия неподготовленным слушателем. Источником вдохновения для композитора послужили увиденные им на выставке гравюры Хогарта. Стравинский, продолжая начатую много лет назад неоклассическую линию, в этом опусе мастерски и весьма зрелищно перекинул мостик от стилистики 18-го века к современности. Обманчивая красота гармоний, напоминающих старинных классиков, притягивая кажущимся привычным благозвучием, разбивается о новую художественную логику диссонансов и неожиданной смены ритма. Сюжет, в котором вполне можно узреть постмодернистский дискурс, где зашифрованы различные сказочно-мифологические мотивы и архетипы от самого очевидного фаустианского вплоть до юнгианских, кажется внешне простым, и даже немного наивным, но стоит погрузиться в него, как тут же раскрывается его многослойность.
Хитрое сплетение аллюзий, эстетства и почти аналитического подхода к материалу как бы воссоздает привычный сюжет о падении праздного юноши, попавшего в сети Дьявола, и в то же время разрушает его привычную структуру.
Стоит проникнуться лиричностью и трагедией сюжета, как тут же в хорошем смысле слова «пафос» повествования сменяется иронией. Музыка в полной мере отражает и усиливает конструктивистскую и метафорическую природу этой истории.
Режиссеру, взявшемуся за такой проект, необходимо очень хорошо чувствовать грань между пошлостью и стилем, нарочитым эстетством и избыточностью, иронией и фарсом. И еще – постановщик должен как бы дистанцироваться от происходящего на сцене, чтобы оно не проживалось всерьёз, а выглядело как своего рода наглядное «пособие», моралите.
Для этого он создает некую «раму», в которую, словно живописец, – если хотите, новый Хогарт – помещает всю интригу.
Спектакль начинается с того, что нам показывают дом, где живет Энн с отцом. Такой вроде бы обычный условно усредненный дом, может быть и не современный, но в целом напоминающий эстетику 50-х годов прошлого века. И там, в песочнице у дома лежит то ли пьяница, то ли городской сумасшедший. Его дразнят дети, а в итоге прогоняют взрослые. Здесь-то и появляется главный герой Том – он один из тех, кто гонит этого несчастного.
А дальше разворачивается основной сюжет оперы, в завершение которого герой сам оказывается у дома Энн в этой же песочнице – безумный и бредящий. Он занимает место того самого сумасшедшего… все на него смотрят в ужасе и с жалостью. Так возникает внутренняя закольцованность действия. И, кажется, что сейчас появится новый юноша, и все повторится снова…
В целом, можно сказать, что режиссеру Ференцу Ангеру спектакль вполне удался. Он смотрится целостно и стилистически органично, в то же время, подчеркивая условность и некоторую нарочитую наивность сюжета.
С другой стороны, он не лишен актуального переосмысления некоторых сцен. Пользуясь постмодернистским потенциалом оригинала, режиссер, явно нашедший общий язык с художником постановщиком (Герегей Зёльди), умело вплетает в визуальный и символический язык спектакля совершенно современные элементы, которые на редкость удачно вписываются в эстетику оперы. Декорации позволяют хору не только активно участвовать в мизансценах в качестве живого фона, постоянно присутствующего на сцене, но и малыми средствами, лаконично преобразовывают пространство, позволяя предавать необходимую по сюжету атмосферу.
Эту постановку можно смело назвать дизайнерской в самом лучшем смысле этого слова. Некоторая доля «клиповости», «гламурности», постановочности, напоминающей фотографии в глянцевых журналах и инсталляции в арт-галереях современного искусства, приближает спектакль к эстетике 21-го столетия, при этом, не теряя оригинального замысла, а удачно подчеркивая его.
Исполнительский уровень постановки в целом оказался высоким. Дирижер Эрик Нильсен и ведомый им оркестр музицировали качественно, с пониманием сущности стиля Стравинского.
Солисты в большинстве своем порадовали как хорошими голосами, так и пониманием музыкального материала.
Австралийская певица Элеанор Лионс, дебютировавшая в роли Энн Трулав на венгерской сцене, продемонстрировала прелестный тембр, кристально чистый и в то же время трогательный. Ее Энн кажется существом из другого, пасторального мира. Чистая и немного ненастоящая, как мечта о прекрасной даме. И от того ее Энн идеальна… и холодна. Холодна, как лик святой девы на старинной фреске. Она недосягаема, но от того еще сильнее манит к себе: как страдающему от жара - хочется прикосновения прохладной ладони ко лбу или жаждущему - глотка воды. Ее финальная ария, когда она поет обезумевшему Тому, держа его голову у себя на коленях, даже немного напоминает библейские мотивы. В этой сцене голос Лионс пробирает до мурашек.
Питер Бальцо в роли праздного, пустоголового Тома Рейкуэла, очень убедителен и органичен. Его звонкий, яркий тенор не лишен очарования, и если в начале спектакля он звучал несколько суховато, то уже к середине первого действия, артист распелся и его вокал не вызывал нареканий. Особенно удачно ему удалась драматичная и яркая сцена на кладбище, где его партнером был Питер Кальман в роли Ника Шэдоу.
Кальман — прекрасный баритон, поющий преимущественно Моцарта и Россини. Роль дьявольского искусителя юных душ ему не в новинку, и он чувствовал себя в ней уверенно и на своем месте. Вокально он был хорош и профессионален, хотя иногда в плане актерской игры от него хотелось чуть большей эмоциональной вовлеченности.
Блестяще проявил себя молодой тенор Дэвид Сигетвари, обладатель замечательного, подвижного голоса, отличной техники и яркого актерского дарования. Его Сэллем-аукционщик сорвал аплодисменты всего зала и добавил динамики и карнавальности, буффонады, выгодно оттеняющих нарочитое моралите всей истории.
Баба Турчанка в исполнении Андреа Милат немного уступала общему уровня ансамбля вокально – голос певицы слишком тяжел и местами настолько криклив, что даже гротескность образа не оправдывает этого. Но она восполняла вокальные недостатки артистизмом и смесью эпатажа с самоиронией, что в итоге несколько исправило положение. Чего, к сожалению, не скажешь об исполнительнице роли хозяйки борделя Матушки Гусыни (Аннамария Ковач), которая пела и играла ниже уровня всех остальных исполнителей. Да и саму сцену в борделе режиссерски и вокально, к сожалению, придется признать не самой сильной частью спектакля, что совершенно не отменяет общего благоприятного впечатления.
Новая постановка Будапешской оперы — безусловная удача коллектива.
Я. Ф.
Фотографии к спектаклю любезно предоставлены пресс-службой Будапештской оперы
Рекомендуем
Театры и фестивали
Персоналии
Произведения
0
0
Всё об опере в России и за рубежом
