Признаться, после прошлогодней серии премьерных показов одной из самых неисполнимых опер Вагнера я, как положено вагнеристу со стажем, был исполнен самых снисходительных ожиданий насчет очередного (девятого) представления. Ну, в самом деле: в тех спектаклях, что мне довелось послушать, оркестр «Новой Оперы» мог более или менее безупречно прозвучать в одном акте из трёх (либо в первом, либо третьем, либо в полутора из них), приглашенные зарубежные солисты уехали, а особой надежды на отечественных исполнителей, разумеется, не было.

Главные партии в «Тристане» настолько чудовищно сложны, что вряд ли я погрешу против истины, если допущу, что вокалистов, способных качественно их озвучить во всем мире способно человек пять-шесть. Да и вагнериана отечественная, как говорится, то потухнет, то погаснет, то есть имеет место быть спорадически неубедительной и не удостаивающей надеяться на экстраординарные прочтения (для этого практиковаться нужно много и часто). И вот в таком настроении и с намерением по касательной прослушать первый акт и, возможно, часть роскошного дуэта до появления короля Марке я вошел в зал «Новой Оперы».

Сразу оговорюсь, зал Зеркального театра в Саду Эрмитаж уже в который раз преподносит сюрпризы своей прекрасной акустикой. С одной стороны, для вагнеровского оркестра двухуровневый зал маловат. С другой, - именно в этом чуть ли не камерном помещении акустический эффект «dolbi surround» поражает своей объёмной неукротимостью и оголяет все мельчайшие недостатки исполнения. Уверен, в этом зале петь легко. Но сам зал – такой беспощадный сканер качества звучания, что я бы без детальной проработки партитуры поостерёгся здесь что-либо озвучивать. Зал выдаёт с потрохами любой промах, любую неудачу, любой брак и, разумеется, усиливает красоту и силу звучания.

Вступление было исполнено оркестром под управлением Василия Валитова мягко, ровно, академично, без излишнего экстаза и фанатизма. Точно. Но уже в первом монологе Изольды мы слышим совершенно родительскую заботу маэстро о певцах. Лишь в одном месте оркестровая яма позволила себе выйти на первый план, и то, благодаря ударным. В сцене «укрощения огня» - одной из мелодийно-эмоциональных кульминаций партитуры (в партии Изольды таких истероидных моментов три – приказ приготовить смертельный напиток, приказ погасить факел и встреча с Тристаном в начале грандиозного дуэта во втором акте). За рамками этой оглушительно заглушающей динамическое форте певицы эскапады моё ухо уловило ещё пару шероховатостей у духовых (едва заметный съезд с нотного рисунка английского рожка и чуть грубоватое вступление валторны). Всё. Ровным счётом весь список претензий, которые можно было бы предъявить к работе оркестра «Новой Оперы» в этот вечер. По-своему, это было заботливо хрупкое следование караяновским традициям (недосягаемая интерпретация Карлоса Кляйбера, наверное, так и останется таковой), в которых не было плоской самодостаточности баренбоймовского прочтения, но вместе с тем недоставало нагловатого сияния интерпретации Саймона Рэттла и Франца Вельзер-Мёста. Уже одно то, что предложенное исполнение заслуживает быть включенным в ряд весьма известных и уважаемых интерпретаций – факт, говорящий сам за себя. Зная непомерную сложность партитуры «Тристана» я не верю в случайность этой удачи. Особенно на фоне того, что мне довелось услышать в исполнении музыкантов в прошлом году. Сегодня это абсолютно зрелый, качественно выделанный и умно прочитанный «Тристан» без преувеличения может быть назван достоянием отечественной оперной сцены, а вокальные работы артистов театра, уверен, должны войти в историю русской вагнерианы.

Дебют Ольги Терентьевой в партии Изольды – одно из самых ярких событий года. Единственной серьёзной претензией, которую я смог бы предъявить к этому исполнению, – это претензия в чрезвычайной лёгкости, с которой Терентьева озвучивает гигантские фразы, динамические кульминации и широчайшие переходы этой садистской партии. Лишь в нескольких местах можно было заметить, что Ольге непросто, тогда как все остальные два с половиной часа чистого вокала (да-да, на партии Изольды практически держится вся опера!) у меня было ощущение, что певица пела эту партию с рождения, что эта умопомрачительная мелодраматическая вокальная нуга на грани запредельной выносливости у Терентьевой в крови. И если профессиональное ухо и могло уловить некоторые тесситурные огрехи, то стилистически, интонационно и – шире – художественно – эта работа заслуживает наивысших похвал. Прежде всего потому (давайте смотреть правде в глаза), что в России сегодня Изольду так никто не споёт. Споёт ли кто-нибудь в Европе? Сходу могу предложить три имени действительно достойных конкуренток, не более. Тёплый и одновременно пронзительно настроенный тембр певицы создавал ощущение грандиозной внутренней мощи главной героини оперы, – мощи, основанной на эмоционально-интуитивной неколебимости, на хтонической уверенности ирландской ведьмы в собственной правоте, в её честности перед самой собой. Не скажу, чтó именно в исполнении певицы заставило меня услышать эти оттенки в партии, и не знаю, чтó за волшебство приключилось в этот вечер в Саду Эрмитаж и как сложится вагнерианская карьера Ольги Терентьевой дальше, но в то, что я услышал в «Новой Опере» после Байройта, Вены и Мюнхена (менее культовые для наследия Вагнера площадки даже не упоминаю), мне до сих пор сложно поверить. Это было незабываемо и невероятно во всех смыслах.

Партия Брангены была исполнена с исключительным и, пожалуй, незаменимым именно для вагнеровского наследия, вокальным мастерством Анастасии Бибичевой. Певице, очевидно, не нужно никаких пластических актёрских приёмов для передачи мельчайших психологических оттенков своих героинь.

Ровно, местами даже слишком безупречно, с точки зрения стиля и звукоподачи, исполнил партию Курвенала Дмитрий Орлов, а Дмитрий Пьянов в небольшой партии Молодого моряка смог (уж не знаю, осознанно или нет) отразить в своей песне не столько ожидаемую и слушателем, и главной героиней оперы насмешку, сколько трагическое предчувствие Изольды. Это было очень необычное прочтение.

В который раз порадовал Виталий Ефанов двумя пространными монологами Короля Марке. В интерепретации певцом этой партии на первый план выходит фразировка. Разумеется, тесситурные нюансы и моменты (оба монолога не так просты, как слышатся) – всё было на месте. Но именно драматические акценты, которые, мне думается, являются уникальной визитной карточкой именно В. Ефанова, создают настолько нетривиальный образ, что не подпасть под благородное обаяние, под душераздирающий магнетизм этого несчастного короля (единственного, кто в постановке Николы Рааба остаётся в живых!) невозможно.

Кроме дебюта-откровения Ольги Терентьевой, не менее неожиданно непостижимым стало для меня выступление Михаила Губского в партии Тристана. Я никогда особо не скрывал, что средне добротный тенор этого певца меня не восхищал – стетические предпочтения всегда в той или иной степени носят субъективный характер. Вообразить, что Губский сможет хотя бы пристойно (не говоря уж о том, чтобы достойно) исполнить партию Тристана, угробившую не одну певческую карьеру, я даже не пытался. Стоит ли описывать моё изумление (чтобы не сказать ужас!), когда после душераздирающего монолога Тристана в III акте я вдруг осознал (или даже вспомнил), что у меня были претензии к многолетнему бессменному Тристану Байройтского фестиваля Робину Дину Смиту, также масса вопросов у меня возникало к исполнению этой партии Петером Зайфертом, Гари Леманом, и даже Беном Хеппнером, тогда как вопросов к интерпретации этой сложнейшей партии Михаилом Губским не было. Были некоторые вокальные шорохи в местах, в которых обычно все тенора просто умирают от невозможности достойно озвучить прописанное в нотах, но и эти шорохи были настолько несущественными, что я до сих пор пребываю в растерянности, поскольку давно столь ровного и качественного исполнения этой партии просто не слышал.

И в завершении ещё раз о спектакле, Вагнере и немного о самом «Тристане». Возможность послушать драматургически столь сложную вещь с русскими субтитрами, в обрамлении вменяемой режиссуры, безупречных (почти) декораций и, как выясняется, головокружительного по качеству вокально-инструментального сопровождения, — редчайшая удача. И дело не в том, что «Тристан» стал вехой, запрограммировавшей развитие мировой культуры на столетия вперёд (вся мелодраматическая культура, вся нововенская атональная белиберда, весь современный кинематографический артхаус и клубные техно с прогрессивом – всё-всё-всё родом из вагнеровского «Тристана»!). Дело в том, что сыграть и спеть это, по весьма авторитетному мнению музыкантов Венской оперы, которая в 1863-м году после десятков (!) репетиций отказалась от представления этого шедевра, сославшись на его неисполнимость, – настоящий художественный подвиг. И то, что музыканты «Новой Оперы» в буквальном смысле ходят на работу как на подвиг, то, что именно им из всех творческих коллективов Москвы сегодня подвластно то, что подвластно считанным коллективам во всем мире, – колоссальная удача для тех, кто в состоянии слушать и слышать Вечность в непостижимых звуках этой вагнеровской мелодрамы. О любви, о смерти, о том, что блеск честолюбивого Света ничто перед лицом всепоглощающего Мрака подлинной страсти. И лишь осмысляя бездонные глубины этого шедевра, мы вдруг понимаем, что мир вокруг нас именно такой, каким мы его себе представляем. Не больше не меньше. Всё, что происходит с нами, имеет значение лишь до тех пор, пока важно для нас. И что тогда этот фантастический в своей красоте финальный «Либестод» (Любовь-Смерть), как не гимн-предвосхищение психосоматики, открытой лишь в XX в., как не гимн искусству, опережающему в своем понимании Жизни и науку, и философию и саму религию? И как можно упустить шанс вникнуть и постичь - рамках одного театрального вечера постичь глубины мироздания… Возможно ли? Возможно. Если есть желание и навык видеть и слышать суть.

Автор фото — В. Феник / Новая Опера

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru