Если ответить совсем кратко: ее просто переделали, даже после категорического заявления директора Королевской оперы Каспера Хольтена о том, что пресловутый эпизод изнасилования, освистанный публикой во время премьеры, должен быть сохранен, так как «сцена, показанная в третьем акте, несравнима с тем, что приходиться терпеть женщинам во время войн и оккупации. Это важно для режиссера – показать это, чтобы привлечь внимание к тому, насколько разрушительным и ужасным для женщины является сексуальное насилие». Такой ответ был дан зрительнице, блоггеру и английской сопрано Катарине Роджерс, которая после генеральной репетиции написала письмо-жалобу. «Я была в слезах от шока в тот момент, когда на сцене... пистолет засунули между ног актрисы». «Длительная сцена изнасилования была невероятно реалистична, в один момент актриса закричала на нордном английском, а не на французском языке, и я чувствовала себя парализованной, оттого что была не в состоянии помочь ей...». Предупреждение в программке о том, писала певица, что «постановка располагает «взрослыми сценами», где присутствуют обнаженные фигуры, не соответствует действительности, здесь более бы подошла фраза «групповое сексуальное насилие».

В какие-то моменты этой сцены, рассказывали очевидцы премьеры, свист заглушил музыку, и дирижер был вынужден приостановить игру оркестра.

А все-таки директор Ковент-Гардена слукавил! Как-то только после премьеры этой новой современной постановки «Вильгельма Телля» итальянского режиссера Дамиано Микелетто (кстати – дебютанта Королевской оперы) пресса буквально взорвалась негативной критикой, назвав эту сцену “f… disgrace” – сами догадаетесь какой позор, а зритель «проголосовал ногами», поспешно сдавая купленные ранее билеты, артистическое видение режиссера, ранее награжденного многими призами, внезапно изменилось, а утверждения о важности и обоснованности такой сцены спешно пересмотрены. И то, что увидела я на третьем представлении, имело уже мало отношения к премьере.

Но – прецедент создан. Взбунтовался послушный, не скандальный, не проблемный, всегда понимающий, всегда благодарный английский зритель: свист, топот, улюлюканье – во время спектакля! Увидеть мне этого не довелось, но услышать из первых уст очевидцев – да: «Как печально, что опера была омрачена такой гадостью».

Вот цитаты. “Independent” - сцена изнасилования постановлена со знанием, как если бы «один из них был знаком с массовыми оргиями» и… когда «оперным режиссерам, не хватает идей, они таким образом пытаются оживить действие во время инструментального перерыва».

«Telegraph» - «Эта сцена призвана шокировать, но надо признать, что это – дешевый трюк». «Это все ради дешевой рекламы?» «Да, «жертва изнасилования» в Королевской опере находится в лучшем положении, чем женщины в любой из нынешних военных зон в нашем ужасно жестоком мире, но и она - жертва изнасилования. Я был расстроен, но теперь я действительно зол».

Должна ли опера быть безвредным развлечением или она должна нести в себе какие-то заявления по поводу серьезных проблем, происходящих в мире? Ведь и сам Россини в 1829 году видимо не случайно выбрал тему войны и угнетения в своей последней эпической французской большой опере «Вильгельм Телль», ведь он тоже хотел что-то таким образом сказать зрителю, привлечь его внимание к актуальным проблемам, и в период политических волнений 1830-х годов эта опера в некоторых странах считалась опасной ввиду своего революционного духа. Вопрос носился в воздухе!

Версия Микелетто основана на событиях 90-х годов прошлого века, и в основе ее лежит Балканский конфликт, раны которого до сих пор «зализывают» бывшие страны Югославии и раскиданные по всему миру жители этой когда-то преуспевающей страны. Я знаю некоторых из них, они сбежали от войны в Лондон, что-то потеряв безвозвратно, а кто-то так и не найдя себя на чужбине. Они – совсем другие эмигранты.

Но кроме того, что сказано в программке, что еще объединяет Вильгельма Телля, австрийских офицеров и войну на Балканах? Ровным счетом – ничего. В спектакле нет стержня, он – бесхребетный, и в нем так много противоречивых образов и идей, которые, в конечном счете, абсолютно «заблудились» в символике постановки – на таких мыслях поймала я себя в конце оперы.

Однако, о том, что спектакль мгновенно после скандала подвергся существенной переработке, я понятия не имела, когда покупала билет. Об этом прессе не сообщалось. И это тоже весьма характерный штрих отношения к публике. И судя по тому, как много было свободных билетов на оставшиеся спектакли (это абсолютно нетипичная картина для Королевской оперы, где на все представления всегда – все продано!), зрительская аудитория тоже не имела об этом представления. Но уже сидя в зале, в первые же минуты придя в совершенный восторг от замечательной, узнаваемой увертюры Россини, чувственной, трогательной, проникновенной игры оркестра, от привнесенного дирижером «паппановского» (дирижер – Антонио Паппано) шарма, от невинной видеопроекции, на которой Джемми, сын Вильгельма, смешно выпячивая губы, играет с игрушечными солдатиками, терзает затрепанную книжку комиксов с историей о легендарном швейцарском лучнике, я задалась вопросом: а на ту ли оперу я попала? Мне очень многое понравилось в первом акте.

Первый антракт я провела, пытая служивых, стоящих на дверях, менеджера в холле, которые признали: да, изменений много, очень много – исчезла балетная труппа (как я поняла, та самая, чье жестокое и реалистичное изнасилование возмутило зрителей во время генеральной репетиции и в первый вечер, заменена графика, в которой доминировало насилие, жестокость, хотя дизайн сцены в целом остался таким же.

В первом акте – это несколько столов, за которыми швейцарцы празднуют национальный праздник в своей затерянной Альпах деревеньке. Но атмосферы фестиваля, ликования на празднике нет – все мрачно, зловеще, а когда солдаты Геслера — наместника австрийского императора в Швейцарии, вваливаются в деревню по следам окровавленного Лейтхольда, только что убившего австрийца, все вообще заканчивается трагически. В отместку австрийские солдаты убивают Мельхталя, отца Арнольда, призвавшего народ хранить молчание и не выдать спасителя Лейтхольда, не внимая угрозам палачей.

Чрезвычайно интересной была подсветка первого акта – неоновые лампы, излучающие холодный синеватый свет, располагались только по обеим сторонам сцены, на уровне пола (свет Алессандро Карлетти), от чего тревожность, напряженность, казалось, поселились на сцене.

Действие остальных трех актов происходило около или на фоне огромнейшего, на всю сцену, с корнями наружу сваленного ссохшегося дерева, которое периодически вращалось, и тогда мы видели беженцев, укладывающихся спать под деревом, затем на его же фоне в старых цинковых корытах деревенские женщины мыли своих детей (?!), в третьем акте роскошная люстра зависла над длинным обеденным столом, за которым пировали австрийские офицеры, а по ту сторону дерева молча наблюдали за ними швейцарские патриоты. А чуть раньше – пара роскошных кресел, за которыми в свете настольной лампы выясняли свои отношения влюбленные - швейцарский патриот Арнольд и дочь заклятого врага Швейцарии - наместника кайзера Матильда, к концу встречи зачем-то раздевшись до неглиже.

Само по себе дерево мне понравилось, а то, что происходило вокруг него, не совсем. И тогда появился вполне закономерный вопрос: а ради чего, для чего все это было? (сценограф Паоло Фантин).

Вся эта «красивость», претенциозность, эстетичность оказалась лишена главного – смысла и духа россиниевской музыки. Позднее, еще раз повнимательнее перечитав либретто, я не нашла в оригинальном тексте почти ничего из того, что происходило на сцене. Такова вольная трактовка режиссером второго, третьего и четвертого актов. Эта загромажденность символами привела к снижению динамики оперы, отвлекла от пения, и в один момент пришло четкое ощущение: то, первоначальное, эйфорическое состояние в начале оперы – исчезло бесследно, осталось только любопытство.

Кстати, о той скандальной сцене. Абсурд, но если честно, с исправлениями тоже переусердствовали. Да, сцена изнасилования осталась, но после корректировки она стала абсолютно никчемной (Королевская опера видела и более откровенные телодвижения), какой-то странной и нелепой. На каком животном уровне две дюжины мужиков, бестолково кучкуясь вливали в горло женщины, вытащенной из толпы, вино, обнюхивали ее, тянули свои руки, тащили с нее скомканную скатерть, в которую она пыталась завернуться.

Каспер Хольтен, ссылаясь на оригинал, постоянно парировал, что там есть сцены, где солдат (офицер) не то прикасается, не то пытается раздеть девушку. Поэтому, типа, больших расхождений с оригиналом – нет! Я таких ссылок в русском тексте либретто не нашла. В программке же этот момент описали так: «австрийские солдаты, увидев швейцарских женщин, заставляют их танцевать.» У Микелетто из толпы женщин солдаты вытащили против ее воли одну девушку…споили, унизили, раздели, изнасиловали.

Наверно, продолжительность – а сцена эта длится пять минут, особенно в первоначальной версии, динамичность музыки, обилие мужских тел – танцовщиков кордебалета – способны были ввести в состоянии эйфории ее участников: но там не было ничего в защиту женщины, скорее – наоборот, триумф силы, похоти и насилия.

Кстати, одна из известных наших сопрано мне рассказала, как однажды ее партнер, вжившись в образ, в порыве страсти приобнял ее так, что сломал ребро. Воистину, на сцене – как в жизни!

Еще один момент во втором акте как-то особо зацепился в памяти своей нелогичностью и неправильностью, хотя таковых было намного больше. Это когда Телль, Арнольд и Вальтер исполняют замечательное трио, но внимание концентрируется не на певцах, а на Джемми, танцующем с мечом в лучах прожектора. Музыка, текст, вокал подменялись action.

Кстати, покрытие сцены было земляным, сыпучим. Землей обсыпал себя Мельхталь, беженцы насыпали горстку земли в носовые платочки, закапывали-выкапывали заветные шкатулки, какие-то вещи, сажали дерево. Швейцарский патриот Арнольд, так до конца оперы не определившейся в своих приоритетах: мстить ли за убиенного отца или любить Матильду, в итоге извозюкался так, что напомнил мне детство: папу-шахтера, которого часто привозили домой во время смены – грязного, только что поднявшегося на поверхность – за какой-то его рационализаторской штучкой (а был он мастер на все руки), и тут же отвозили обратно на шахту. Мы поняли посыл режиссера – земля важна! Родная земля!

А музыка, музыка была прекрасна!

А пение – изысканным, и в музыкальном отношении было много приятных моментов. Джеральд Финли в заглавной партии представил нам аристократический, благородный образ героя, певшего на безукоризненном французском языке. Его вокал доставил большое удовольствие. Его легато всегда гладким, интонация тверда, пение музыкально. Джемми (в исполнении серебристой сопрано Софии Фоминой) физически находился на сцене почти все время, и София с энтузиазмом сыграла роль подростка. И, хотя она пела не очень много, голос ее было невозможно спутать ни с каким другим.

Джон Осборн был хорош в роли Арнольда, и по мере того как развивалось действие, его пение становилось более безупречным, и он достиг своего апогея в четвертом акте, безукоризненно взяв самые высокие ноты. Но концепция его поведения на сцене не была продумана режиссером, и оттого образ получился – слабый.

Матильда (Малин Бюстрем) обладает большим, щедрым сопрано, но технически не все было исполнено безукоризненно. Ее колоратура была неровной, она не всегда достаточно четко выпевала ноты, хоте и стремилась к этому.

Достойно были исполнены второстепенные роли. Энкелейда Шкоса выразительна в роли обаятельной Гедвиги. Николя Куржаль (Геслер) привнес в постановку свой галльский, бархатистый звук с превосходной дикцией. Чрезвычайно презентабелен резонансный, гламурный бас Александра Виноградова, он пел Вальтера Фюрста. Бас Эрик Халфварсон в роли Мельхталя по-прежнему, несмотря на возраст, хорош!

Хоровые сцены великолепны. Музыканты, оркестр, певцы, Антонио Паппано – полная самоотдача! Обильные аплодисменты – их заслуга! Им – награда! Но в тот вечер достались аплодисменты и Дамиано Микелетто, он снова вышел на поклон вместе с артистами, хотя обычно режиссеры появляются только на премьерах. Но ведь и спектакль был совсем другой.

«Вильгельма Телля» ставят не часто, скорее – редко. В Ковент-Гардене - раз в двадцать лет. Мой личный шанс увидеть другую оригинальную версию - под вопросом. А жаль! Кстати, в этой постановке – на фоне безликих костюмов – был один интересный образ швейцарского стрелочника, в узнаваемом облачении, в тирольской шляпе с пером, в малиновом плаще, как фантом, бродящего по сцене на протяжении всего спектакля - откуда-то оттуда, из 14-го века - из их прошлого, независимого и свободного.

Вместо заключения - еще несколько различных мнений английской публики по поводу премьеры:

«Это было ужасно и унизительно, но я подумал: как верно изображена природа насилия».

«Они перестарались!».

«Это вопрос вкуса и морали».

«Если сексуальное насилие – разменная монета угнетения, то я склоняюсь к мнению, что этот спектакль был фактически великолепным. Я не против грязи на сцене».

«Как вам не стыдно, Тони!» (Антонио Паппано, музыкальный директор КО).

«Сцена изнасилования исполнена со вкусом и знанием дела!»

«Ленивая, банальная в концепции постановка, уродливая в исполнении!»

«Большинство оперных зрителей знают, что Каспер Хольтен (художественный руководитель КО) современный режиссер, но как Тони Паппано допустил это позорное производство? Неужели он потерял художественный вкус?»

«Если люди платят хорошие деньги, они хотят увидеть на сцене Королевского оперного театра что-то высокохудожественное, почему они должны платить за полное дерьмо?».

«Королевскому оперному, пожалуй, придется пересмотреть свои отношения с аудиторией».

Разные, но очень актуальные замечания. Потому что во время этой премьеры «Вильгельма Телля» произошло нечто весьма важное: впервые в Королевском театре, вернее – в его здании, в стенах которого более полутора веков дают оперу, английские зрители сломали стереотипы поведения, основанные на смеси такта, терпения, благодарности – априори, деликатности, мягкости, понимания и т.д., служившие своего рода неписаным законом для аудитории Королевской оперы Ковент-Гарден. В этих стенах не принято было свистеть!

Джин выпущен из бутылки! Реализовать гениальные творческие концепции (как они любят это слово!) современных режиссеров при пустых залах, а значит – при пустом кармане, — задача не из простых. Руководство Королевской оперы моментально приняло это во внимание. В Английской Национальной Опере, что в десяти минутах ходьбы от Ковент-Гардена, только что уволен Джон Берри, художественный руководитель театра с 2005 года. Причина — серьезные финансовые проблемы театра. Городские власти, «вливавшие» на содержание театра ежегодно около пяти миллионов фунтов стерлингов, больше этого делать не будут. Но это уже – другая история.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru