Главные постановки Зальцбургского фестиваля наши любители благодаря каналу Medici оперы могли видеть в прямой трансляции. Но у редакции есть все основания полагать, что свидетельства очевидца всегда имеют самостоятельную ценность. Таким очевидцем стала наш корреспондент Нора Потапова.
Спектакль «Фиделио» дирижёра Франца Вельзер-Мёста, режиссёра Клауса Гута и художника Христиана Шмидта – совсем не та красивая героическая история со счастливым концом, которая значится в либретто. Это – о разрушении человеческой личности страхом. Жутким давящим страхом, рождённым психологическим и физическим насилием; рождённым деспотией.
Казалось бы, мощная музыка Бетховена, полная действенного драматизма и восторга победы добра над злом – абсолютная противоположность этому. Но время расставляет свои акценты, и оказывается, что бетховенский шедевр сегодня можно сыграть о трагической невозвратности сломленной души к полноценной жизни, и от того творение гения не станет менее человечным.
Ради создания атмосферы спектакля постановщики пожертвовали разговорными диалогами, принадлежащими оригиналу (в определённой мере они, возможно, действительно сняли бы напряжение). Вместо них - безмолвные паузы, в которых слышен гул, напоминающий приближение налёта, шорохи, какие-то призрачные отзвуки голосов – всё, что рождает напряжённую тревогу, предчувствие катаклизма. Медленно движущийся вокруг своей оси или поднимающийся над сценой тяжёлый чёрный прямоугольник, огромные тени на белых стенах острым углом - тревогу только усугубляют.
В этом мире все живут в страхе. Отношения Марцелины-Ольги Бессмертной и Жакино-Норберта Эрнста нервно-дёрганные, с постоянной оглядкой. И пропевается их дуэтная сцена совсем не в стиле зингшпиля, как это принято, а раздражённо-конфликтно. У этих персонажей в финале никакого хеппи-энда не предвидится. Дородный респектабельный Ханс-Петер Кёниг – Рокко, создавая звуковой объём своим округлым густым басом, внешне бесстрастно, как бы со стороны оценивает происходящее, но это тоже лишь видимое спокойствие. Знаменитый дивный квартет первого акта звучит насторожённо и словно бы замедленно. Драматизм оркестра и паузы тихого ужаса заполняют пространство спектакля ощущением тотальной катастрофы от и до.
В спектакле Гута две Леоноры и два Пизарро. Раздвоение героини – это понятно: одна – Фиделио Адрианны Печонки, мужественное рациональное начало, другая – женственная ипостась натуры, представлена актрисой Надей Кихлер (движения рук которой в сурдопереводе, нужно сказать, изрядно раздражают, но в случае приятия общей концепции режиссёра это можно простить – ведь её руками вопиет душа Леоноры).
Два дона Пизарро, более того, весь хор в таких же чёрных плащах и очках – на первый взгляд решение, призванное усилить сценический эффект и уравновесить двойственность Леоноры. Но анализируя виденное понимаешь – ничего случайного! Двойник злодея, его кукольно-манекенное воплощение на сцене уничтожается в момент торжества справедливости. Но только для того, чтобы воскреснуть в следующем эпизоде – втором сценическом финале. Воспринимайте по желанию – как воображение Флорестана или Леоноры, как символ бессмертия зла. Или как ёрничание власть придержащих.
Голос Печонки на сегодняшний день звучит не идеально, а в центральном дуэте с Флорестаном даже неприятно повизгивает, и актёрская сдержанность иногда несёт отпечаток формальности. Но в контексте спектакля, где Леонора олицетворяет явственно мужественное начало (никакой особенной натяжки по поводу влечения Марцелины поэтому не возникает), а Флорестан – личность абсолютно деформированная, харизмы певицы-актрисы вполне хватает для передачи драмы сильной женщины, на пределе человеческих возможностей отвоёвывающей и тут же теряющей дорогого человека.
Флорестан - действительно выдающаяся актёрско-певческая работа Йонаса Кауфмана. Нереально длинный первый звук, с которого начинается его партия – стон натянутой струны, жалобный вой животного, человеческий вопль отчаянья – изумляет техническим мастерством. Его актёрская пластика в сочетании с великолепным звуковедением захватывает экспрессией. Не боящийся быть некрасивым, певец красив даже в ипостаси жалкого неврастеника: сломленный Флорестан, целующий руки освободителю, в страхе отталкивающий бутылку с водой, как дикий затравленный зверь прячущийся в могилу от людей, желающих ему помочь… И – как контраст - благородный голос певца звучит великолепной былой сущностью человека, искалеченного насилием. Кауфман неправдоподобно органичен и естественен в своём состоянии на грани безумия – его пластический и вокальный диалог с Леонорой полон надежды и отчаянья, нежности прикосновений и недоверия, радости узнавания и нового погружения в страх.
Предпоследняя картина спектакля заканчивается важной смысловой мизансценой: Леонора корпусом и рукой, всем своим существом тянется к Флорестану, а он, оторвавшись от любимой, снова простирает руку к проёму в полу сцены – к могиле, к бездне. Там этому исковерканному страданиями человеку безопаснее, чем в мире с блистающей хрусталём люстрой и красным ковром, где вроде бы наказан злодей, где жизнь благополучна, куда его пытаются вернуть Леонора и торжественно-официальный дон Фернандо.
После этого – темнота на сцене, слегка приглушённый свет в зале и совершенное в своей академичности оркестровое исполнение «Леоноры №3», возвышенно-патетической симфонической поэмы с безудержным ликованием в финале. Кажется, мощь оркестрового звучания безоговорочно преодолевает паталогический страх героя и распахивает путь к свету. Чего же боле?
Но спектакль о другом. Сценический финал не оставляет радужных надежд.
…Обретя, наконец, друг друга, взявшись, как дети, за руки, супруги бегут к авансцене. И вдруг – вспышка красного света. Флорестан падает замертво. Что это, последняя вспышка сознания? Или выстрел в спину? Смерть Флорестана в спектакле, на мой взгляд, тоже не однозначна: в принципе, неадекватный неврастеник вместо героя в такой презентативной обстановке никому, кроме Леоноры, не нужен. Так что, ещё вопрос, что имели в виду постановщики!
А как же, всё-таки, музыка «Леоноры №3», образующей первый финал? Что же вся остальная музыка последней части оперы, оптимистически утверждающая жизнь и торжество добра? Спектакль Гута находится в чрезвычайно интересной полемике с Бетховеном. Это пример многозначного режиссёрского решения, при котором сложное содержание спектакля ни коим образом не ущемляет богатство и эмоциональную наполненность партитуры. И при этом даёт совершенно нетрадиционные ответы на вопрос о разрушительной природе страха, рождённого деспотией. Когда уничтожается больше, чем жизнь…
«Свадьба Фигаро» - постановка нынешнего интенданта фестиваля Свен-Эриха Бехтольфа, дирижёра Дана Эттингера и художника Алексу Илису. Их спектакль, конечно же, настоящая opera buffa в отличие от лирической комедии, пронизанной тонким ароматом настроений и даже грустью, какая была представлена на Зальцбургском форуме Клаусом Гутом и Николаусом Арнонкуром в 2006 году. Но на то он и знаменитый Зальцбургский, чтобы демонстрировать все возможные аспекты великих оперных шлягеров.
Идеально строен подчёркнуто рациональный оркестр Эттингера, и поскольку в этом спектакле лирика не особенно предусмотрена, – разве что у тоскующей Графини – то некоторая сдержанность вполне уместна. Но, Боже мой, как приятно услышать первые аккорды увертюры zusammen! Наши даже хорошие оркестры этим не балуют. И вообще увертюру было комфортно послушать без всякого действенного «наполнителя». Подустали мы от этого.
Спектакль по-своему красив: своеобразная сценическая архитектура демонстрирует интересный эффект – от общего к частному. Сначала дан срез домашнего пространства на разных уровнях – в нескольких комнатах самого разного назначения идёт своя жизнь и экспонируются одновременно множество персонажей, задействованных в визуальной полифонической композиции. Во втором акте работают уже только две площадки, в третьем – два уровня кухни и винный погреб, а в последнем – одна, графская оранжерея. Впрочем, дом какой-то не особенно графский, хотя и очень ухоженный. В некоем английском стиле начала XX века.
В этом доме всё великолепно отлажено, кроме человеческих отношений. Все персонажи, главные и второстепенные, постоянно подслушивают-подглядывают-подгаживают. Особенно отличаются Базилио – Пауль Швайнестер, шныряющий по дому как заправский детектив в поисках компромата, и Марцеллина - Анн Мюррей, откровенно копающаяся в вещах Сюзанны. Зато слуги идеально воспитаны. Под стать Графу. Лука Пизарони, чья элегантность в пении и манерах безукоризненна, не теряет самовлюблённой светскости даже в моменты неподдельного гнева. Отчего этот самый гнев выглядит особенно забавно.
А несчастная, какая-то потерянная, изящно-угловатая Графиня абсолютно искренна в своей печали одиночества – обе арии звучат у Аннет Фрич тепло и классически стильно. Даже очаровательный франтоватый юноша Керубино – великолепная работа выпускницы питерской консерватории Маргариты Грицковой – не может по-настоящему отвлечь брошенную жену от тоски по неверному мужу.
Сюзанна добротной сопрано Мартины Янковой напрочь лишена эротической фантазии: замуж – так замуж, и никаких вариантов! Девушка не обольщается на свой счёт, упустить Фигаро из-за изящного флирта не собирается – её нежная канцона в саду обращена к жениху и только к нему. Впрочем, с таким Фигаро, как Адам Плахетка, не побалуешь: крепкий, грузноватый, похоже, с агрессивным прошлым, но никаких особых амбиций и минимум эмоций! Роль хорошо оплачиваемого лакея-водителя авто его вполне устраивает, однако по неукоснительному принципу: что моё, то моё. Эта пара здоровых рациональных плебеев вполне друг другу подходит. И гневные арии Фигаро распевает великолепно, но вовсе не из сумасшедшей страсти, а потому, что покусились на его собственность.
В общем, это тот случай, когда Моцарт – не о любви. Занимательный спектакль великолепно слажен, ни к музыкальной, ни к актёрской стороне особых претензий нет. Но никакого смыслового припёка, кроме ироничного англицизма, здесь не просматривается. Так, симпатичная штучка. Как, впрочем, и во всех зальцбургских оперных постановках Бехдольфа. Профессиональная режиссура без особых затей.
Фотографии предоставлены пресс-службой Зальцбургского фкстиваля
Театры и фестивали
Персоналии
Произведения