Наш корреспондент Ирина Сорокина побывала на оперном фестивале в Брегенце – главном городе австрийской земли Форарльберг. Здесь, в живописных окрестностях Боденского озера на стыке границ трех стран – Австрии, Германии и Швейцарии – уже много лет проводится ставший традиционным оперный фестиваль. Его основные площадки – Озерная сцена на открытом воздухе и Фестшпильхаус. Предлагаем читателям первый репортаж из Брегенца.
Брегенц, маленький город – большая любовь. Этот своеобразный припев вот уже много лет звучит в голове автора, которая с 2007 года регулярно посещает фестиваль на Бодензее. Начиналось все с «Тоски», где одним из «главных героев» был голубой, широко открытый глаз. Потом были «Аида», «Андре Шенье», «Волшебная флейта». Похоже, посещения Брегенца превратились в привязанность: в конце июля никак не удается дать дорогу здравому смыслу, который говорит, что в нынешнем году можно было бы и не ехать, поскольку постановки на озерной сцене, обходящиеся в круглую сумму, прокатываются в течение двух сезонов.
В минувшем году для Брегенцского фестиваля завершилась эра Дэвида Паунтни, заступившего на должность интенданта в 2003 году, на которую пришлись упомянутые выше незабываемые постановки: «Тоска» (2007-2008), «Аида» (2009-2010), «Андре Шенье» (2011-2012), «Волшебная флейта» (2013-2014). На место Паунтни в январе 2015 года заступила Элизабет Соботка, прежде работавшая в Берлине и Граце: было ясно, что для фестиваля на Бодензее должна была начаться новая эра, и еще яснее, что соперничать с Паунтни будет очень трудно. На афише значились две оперы, «Турандот» на озерной сцене (около 7 тысяч зрителей) и «Сказки Гофмана» в здании Фестшпильхауса.
Автора этих строк будет легко обвинить в ностальгии по временам Паунтни. Представить себе что-либо более великолепное и фантастическое после «Шенье» и «Флейты» очень трудно. И действительно, то, что возникло в воображении Марко Артуро Марелли (сценографа и режиссера «Турандот») и было реализовано на озерной сцене в нынешнем году, поражает и заражает меньше. Инсталляция Марелли охотно использует традиционные китайские «аксессуары». На плавающую платформу помещен кусок Великой Китайской стены оранжевого цвета, изогнутый в форме дракона. В самом начале оперы кусок стены плавно и «аккуратно» рушится, образовавшееся в ней пространство так и останется до конца спектакля. В нижней части инсталляции, в самой середине, из вод Бодензее на зрителя «взирает» поставленная ровными рядами терракотовая армия. Шеренги их «близнецов-братьев» виднеются через дыру в стене. Оранжевый дракон доминирует над двумя другими пространствами, чуть наклонной платформой с примыкающим к ней круглым цилиндром и еще одной, маленькой, изображающей больничную палату. Cтена и терракоторые воители – чистая декорация и никакого драматургического и символического значения не имеют.
Спектакли в Брегенце – грандиозное технологическое шоу, пресса и буклет охотно рассказывают о всех подробностях и «чудесах», приводят точные статистические данные. Сорок высококвалифицированных техников принимали участие в работе над инсталляцией, 72 метра длина «дракона» от хвоста до головы, весит он 335 тонн, 27 метров высота правой башни, а вес ее красного павильона 2,1 тонны, терракотовая армия насчитывает 205 солдат и т.д. и т.п. Все это великолепие и грандиозность производят впечатление на публику. Автор этих строк не исключение. В Брегенце взор неустанно скользит от детали к детали, голова часто задрана кверху, а изо рта то и дело норовит вылететь «ах!».
Но необходимо раскрыть секреты элементов сценографии Марелли, которые «сторожит» оранжевый дракон. К большой платформе примыкает цилиндрическая конструкция, напоминающая чайный павильон. Верхняя «крышка» цилиндра в первом акте служит пространством для действия и для чисто декоративного представления миманса (новая «Турандот» использует много раз виденные на озерной сцене приемы, нет недостатка в порой хаотичном мельтешении мимов и акробатов). Впоследствии цилиндр превращается в «домик» трех министров, разодетых в белые фартуки и красные перчатки (символизирующие руки, обагренные кровью), где в стеклянных сосудах хранятся отрубленные головы претендентов на руку и сердце Турандот. В сцене загадок «крышка» взмывает в воздух, встает вертикально (высота этой части инсталляции достигает 5 метров) и на нее проецируются изображения солнца, пресмыкающихся, лиц с загадочным или драматическим выражением (видео – Арон Китциг).
Маленькая платформа слева представляет собой больничную палату в бельгийской клинике, в которой провел последние месяцы жизни несчастный автор «Турандот», любимый композитор примадонн, оставивший нам драгоценные и переливающиеся сиящими красками портреты Манон и Мими, Тоски и Баттерфляй, Минни и Жоржетты, Турандот и Лиу. В палате кровать, пианино, кресло и освещена она синим, беспокойным светом. За несколько мгновений до того, как прозвучат крепкие и драматичные начальные акккорды партитуры, по сцене бродит Пуччини с музыкальной шкатулкой в руках. Слышится хрупкий, «стеклянный» мотив в китайском духе из первого действия: он вдохновляет Пуччини на сочинение «Турандот».
Грандиозное зрелище, созданное Марко Артуро Марелли, в общем, попадает в привычную струю и поставлено в соответствии с особенностями фирменного бренда фестиваля: в спектакле обильно заняты артисты миманса и акробаты, не забыто Бодензее, по водам которого скользит лодка «ледяной принцессы», украшенная фонариками-шариками. Именно оттуда, на миг являясь глазам зрителей, она дает приказ казнить Персидского принца, и в воды озера летит его обезглавленное тело. Поступают приветы от хорошо апробированного и порядком надоевшего стиля Арена ди Верона: массы, занятые колыханием флагов или игрой с лентами, прикрепленными к палочкам, фонтаны, взмывающие в ночное небо из «спины» оранжевого дракона.
Брегенцский фестиваль – один из оплотов Regien opera, которая мирно делит успех с порой цирковыми приемами. Концепция Марко Артуро Марелли и драматурга Олафа А. Шмита, подверстанная к «Турандот» не слишком убедительна. Главный герой оперы, принц Калаф, одет и загримирован под последнего гения итальянской мелодрамы. В первом действии толпа завсегдатаев оперных театров, одетых в костюмы по моде 20-х годов двадцатого века, осаждает Калафа-Пуччини с просьбой отказаться от сочинения «Турандот».
Пуччини, умирающий от рака горла в брюссельской клинике, отождествляет себя с Калафом. По мысли авторов концепции (драматург Олаф А. Шмит), между Пуччини, посвятившим все свое творчество драматическим историям любви и женским образам, которые по сей день воспламеняют воображение публики, и Калафом, миссия которого – пробудить в «ледяной принцессе» чувство любви, много общего. Это Калаф сочиняет партитуру «Турандот», это он проводит долгие часы, прикованный к постели в больничной палате и там же поет знаменитую Nessun dorma. Если отодвинуть в сторону эту концепцию, новая «Турандот» в Брегенце предстанет вполне традиционным спектаклем, в оформлении которого доминирует китайский кич и в котором зрелищность преобладает над содержанием.
Трудно не признать, что музыка в брегенцском шоу на втором плане; рядом со мной две дамы выразили мнение, что певцы могли бы петь в режиме flash back и от этого ничего бы не изменилось! Доля правды в этом утверждении есть. То, что публика слышит на озерной сцене в Брегенце, имеет мало общего с живым звучанием. Все же некоторые артисты доставляют художественное удовольствие, абсолютной победительницей является финское сопрано Марьюкка Теппонен в партии Лиу. Перефразируя Артуро Тосканини, который в разговоре с Джузеппе Вальденго сказал, что некоторые вердиевские персонажи так выписаны, что нетрудны для исполнения, можно с уверенностью утверждать, что роль Лиу нетрудна… так она правдиво и чисто выписана! Нежная девушка, приносящая себя в жертву любви к мужчине, который почти не замечает ее, одержимый страстью к «ледяной» принцессе, уж, конечно, несравнимо ближе душе и симпатичнее Турандот! Пекконен создает трогательный и живой образ и превосходно вокализирует; ее голос нежен и достаточно плотен, ровен на всем диапазоне, легато пленительно, фразировка осмысленна.
Недурен мексиканский тенор Рафаэль Рохас в роли Калафа, «убийственность» которой трудно отрицать. Его голос не отличается большим объемом, а тембр особой яркостью и узнаваемостью. Но певец искусно пользуется им и демонстрирует проникновение в тайны пуччиниевского стиля. Всеми ожидаемая хитовая ария спета в высшей степени достойно, и это единственный фрагмент, который публика удостаивает аплодисментов.
Самой бледной в «трио» главных героев предстает Турандот в исполнении шведской певицы Эрики Суннегорд, о ее интерпретации трудно сказать что-либо определенное. Скорее всего, речь идет об отсутствии интерпретации: голос анонимного тембра, белесой окраски, в полном отсутствии насыщенности и драматической силы. Его трудновато услышать, а порой он попросту пропадает. Но главное разочарование в том, что певица не в состоянии создать образ легендарной китайской принцессы, душа которой постепенно пробуждается и наконец-то расцветает любовью. Суннегорд неуверенна в себе и невыразительна; покидая озерную сцену, вы никогда не вспомните ее.
Очень хороши три министра, Томас Олиеманс – Пинг, Петер Марч - Панг и Кьюнго Ким – Понг, легко и с увлечением играющие и поющие. Дмитрий Иващенко и Мануэль фон Сенден убедительны в партиях Тимура и Альтоума.
Паоло Кариньяни во главе Венского Симфонического Оркестра производит прекрасное впечатление, ведет за собой музыкантов с рассчитанной сдержанностью, радует многообразием оркестровых красок и высокой динамикой. Пуччиниевская партитура звучит у него сбалансированно, что само по себе чудо, так как невидимый оркестр расположен под креслами сидящих на берегу озера зрителей.
Стоит ли ехать в Брегенц ради новой «Турандот»? Ответ может быть неоднозначным. Но на следующий день после премьеры последней оперы Пуччини вы можете (нет, должны!) посмотреть и послушать «Сказки Гофмана» в постановке Стефана Херхайма в здании Фестшпильхауса. Постановка неоконченной оперы Оффенбаха подскажет иной ответ. В Брегенц стоит ехать! Заинтриговав читателя, прервусь. О «Сказках Гофмана» - в следующий раз.
Фото: Karl Forster / Bregenzer Festspiele
Театры и фестивали
Персоналии
Произведения