В этом году в Савонлинне на оперном фестивале значительным событием стал «Борис Годунов» под управлением Лейфа Сегерстама - совместное производство с французским фестивалем Хорегии Оранжа. Режиссёр спектакля – Никола Рааб, в главной партии-роли – живой символ финской оперной культуры, великолепный Матти Салминен. За основу постановки взята первая авторская редакция Мусоргского с небольшими фрагментами, позаимствованными из второй.

Режиссура Рааба может нравиться или не очень, но, пожалуй, впервые так наглядно выстроены непростые взаимоотношения Бориса и народа. Он – народ – участник событий и свидетель обвинения. Два с лишним часа спектакля хоровая масса не покидает сцену. Противостояние грешного царя и затаившейся толпы. Противостояние без особых контрастов, тихое и напряжённое, проявляющее разные состояния массы – от туповатого послушания и ленивой насмешливости через вялый интерес, озлобление, отчаянье, явную агрессивную активизацию – к какому-то абсолютному безразличию. Хотя в финале толпа получает свою жертву: умирающий Борис падает с помоста в её гущу. И тогда масса, наконец, медленно расползается, расходится, растворяется в дымке, оставляя тело властителя одиноко лежащим на земле.

Огромный хор Савонлиннского фестиваля работает замечательно: звучание групп собрано в единую звучащую материю, таящую и тонкое пианиссимо, и отчеканенную речитацию, и мощные звуковые взрывы. Понятен хорошо произносимый русский текст, пластика выверена – никаких случайностей, все переходы точны, все эмоциональные градации читаются. Толпа то на коленях, то поднимается во весь рост, то вовсе стелется по земле, прикрывшись серым тряпьём. Или облепляет телами клеть царского терема, словно вспенившаяся волна, бьётся протянутыми руками об ограждение с криком «хлеба, хлеба». Из её же недр возникают люди, на глазах зрителя надевающие боярское платье и отправляющиеся на совет в царскую думу – всё здесь и правдиво, и условно – констатирует постановщик.

Кстати, никаких палат и терема на сцене тоже нет. Есть деревянная клеть на высоком помосте, где происходит всё, что движет сюжет. Здесь протекает и частная жизнь Бориса – общение с детьми, с боярами, с Шуйским, но главное – диалог с самим собой.

Какая-то особая сосредоточенность освещает работу Матти Салминена на сцене. Ни одной секунды он не поёт ради пения. Артист, умудрённый огромным человеческим и актёрским опытом, проживает в спектакле жизнь Годунова просто, серьёзно и достоверно. Иногда поистине царственно носит роскошное облачение, осмысляя тяжесть шапки Мономаха, иногда запросто ходит в мужицкой одёжке, смотрит, наблюдает. Ему не нужны преувеличенные эффекты, выпученные глаза. Глубокий взгляд, особый пытливый поворот головы захватывают подлинностью внутреннего действия, из которого рождаются музыкальные фразы в диалогах или целые монологи. Голос, умело контролируемый мастером, звучит мощно и мягко, отвечая движению мысли и души. Обаяние Салминена подчиняет, ты абсолютно сочувствуешь Борису, но при этом большой актёр заставляет тебя помнить, что его герой несёт бремя неискупимого греха.

В ансамбле с Салминеном отлично работает Кристиан Юслин – Шуйский, благообразный, рациональный, с точно выстроенной музыкально-смысловой интонацией. Не столько хитрый интриган, сколько опытный в расчёте чиновник. И совсем уж непривычен Фёдор – контратенор. Красивый, звучный альт Артём Крутько, с естественной пластикой, с живым общением с Ксенией – Анной Имонен и Мамкой – Хильке Андерсен весело и увлечённо лицедействует с ними в жанрово-бытовых сценках, в рассказе про попеньку, в игре в хлёст. Не сказать, что на сцене уж совсем юный подросток, но смотрится и слушается такой царевич куда лучше грудастых меццо.

В общем ансамбле на своём месте и обстоятельный Пимен – Юрки Кохонен, и потрёпанный авантюрист Гришка - Мики Похъойнен. Их сцена в келье заканчивается красивым звуко-визуальным эффектом: в верхнем правом углу сцены, в натуральной каменной стене открывается дверь; там, в вышине видится фрагмент величественной церковной службы и под приглушённые колокольные удары слышится парящее в воздухе пение монахов.

Но «погоду» в спектакле делают не эффекты, а сценические взаимоотношения Бориса – Салминена с фестивальным хором, выпестованным Матти Хюёкки. И, конечно же, превосходный оркестр под руководством одного из самых интересных и разносторонних музыкантов северных стран Лейфа Сегерстама. Его музыкантское проникновение в глубинную суть русской партитуры восхищает.

Есть в спектакле и странные вещи: на площадке, где располагается хоровая масса, на протяжении почти всего действия стоят загадочные фигуры, закутанные в чёрное. Они интригуют, сообщая сценической картине какую-то особую жуть. Рядом с ними часто находит себе место совсем молодой хипповый Юродивый – пластически и вокально очень выразительный Дан Карлстрём. Но не в нём странность. А в том, что к концу спектакля Юродивый постепенно начнёт разматывать чёрные фигуры, и среди серой толпы заблестят идолы – золотые бабы и мужики. Красиво, нужно сказать, но многозначительность посыла вряд ли адекватна результату. Возможно, это должно обозначать, что настоящее золото – не слепящее глаза убранство облачения царя, а то богатство, что представляют собой простые люди. Если так, то выглядит подобное – ну, скажем… несколько нарочито.

Что, впрочем, не мешает полноценно воспринять просветлённую скорбь оркестрового катарсиса, свершённого великолепными музыкантами. И в результате увезти с собой из Савонлинны ощущение причастности к значительному художественному событию.

На фото: сцена из спектакля

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru