Впервые за последние двадцать лет «Сила судьбы» Верди, где события из восемнадцатого века были перенесены во времена гражданской войны в Испании (1936-1939 годы), вернулась на сцену лондонского Колизеума, на этот раз в новой поставке каталонского режиссера Каликсто Биейто.

Это был невероятно впечатляющий старт – динамичная, захватывающая игра оркестра, драматичная, изумительная знаковая увертюра, и интригующий – в свете прожектора и тумана – дизайн сцены.

Все дальнейшее, однако, воспринимается крайне неоднозначно. И хотя действие начинается, как и в оригинале, в доме маркиза Калатравы в Севилье, где как бы влюблённые друг в друга дочь Калатравы Леонора и Альваро готовятся к побегу, однако в романтические отношения этой пары верится с большим трудом.

Забегая далеко вперед, скажу, что в это постановке, на мой взгляд, все герои – несимпатичны и даже уродливы, истеричны, а в самом спектакле нет и намека как на романтичность, так и на человечность.

Трудно влюбиться в образ отнюдь не донны Леоноры, с широко расставленными ногами нависшей своей массой над умирающим отцом в нелепой попытке сделать тому искусственное дыхание. Дон Карлос, сын маркиза, кажется просто психопатом, ведомым не желанием мести, а одержимым какой бредовой идеей. Груб и мерзок монах Мелитоне, пинающий горшки с едой паломников, то есть – в данной версии – беженцев, появление которых, видимо, навеяно последним невероятным наплывом сирийских, и не только, беженцев в Европу.

Безжалостен Отец-настоятель, надевающий на голову пришедший искать спасения и утешения в стенах монастыря Леоноры терновый венок из колючей проволоки. Необузданна и груба толпа паломников-беженцев.

«Из грязи», да на волне гражданской войны преобразившейся «в князи» Прециозилле (а здесь она не цыганка, а вдова солдата) явно свойственны черты садизма: то, как она пинает (что за любовь у скандального режиссера к пинкам!) беременную женщину в живот, вызывает отвращение не только к ней – ко всему действу.

Намек на человечность и какая-то искренность чувств все-таки сохраняются в Доне Альваро, потомке древнего рода… Однако, оба главных героя – люди далеко не юные, тяжелые внешне, в какой-то степени пародийные.

Несмотря на наличие опытных литераторов, приложивших руку этому либретто, а это были Франческо Мария Пьяве, взявший за основу драму «Дон Áльваро, или Сила судьбы» Анхеля Переса Сааведры герцога Риваса с сценами из «Лагеря Валленштейна» Фридриха Шиллера, и Антонио Гисланцони, добавивший свои штрихи ко 2-й редакции оперы, сюжетная линия не стала ни логичнее, ни стройнее.

Однако к чисто оперным условностям – эпическим промежуткам времени, невероятным совпадениям, несвязности фактов – в данной новой постановке добавились еще и псевдореалистичность перегруженных символикой событий, связанных с гражданской войной в Испании – «спасибо» режиссёру. Навязывание постановщиком своей концепции повествования, игнорирование партитуры и намерений композитора, не добавили постановке ни шарма, ни драматической стройности.

Уже в 1862 году, когда эта опера, написанная по заказу Дирекции Императорских театров, впервые была поставлена в Санкт-Петербурге – даже тогда ее сюжет критики находили полным приключением и весьма запутанным. Что ж говорить про новую версию «Силы судьбы».

А декорации (сценограф Ребекка Рингст) достаточно милы. Вначале это светлый испанский городок с многочисленными фасадами белых домов, в конце – поверженный, не разрушенный, но с накренившимися, завалившимися набок туда и сюда зданиями. Но и здесь оказалось предостаточно нелепостей: в третьем акте выстрелом в голову вдовушка Прециозилла добивает пленных, и она падают на краю сцены. Но потом мы обнаруживаем их (через минуту темноты в зале) в самых невероятных позах в окнах наклоненной (падающей) стены как бы разрушенного здания.

Но и это еще не все. В это время идет видеоряд – мертвое лицо мальчика проектируется на них, на стену, и чья-то грязная огромная рука (как в какой-то детской и черной страшилке) медленно-медленно и долго-долго тянется к лицу мальчишки… А спустя какое-то время эти «убитые» в окнах вдруг начинают корчиться, изворачиваться и сползать по наклонной поверхности снова на сцену. Зачем все это было? Какой великий смысл мне не дано разгадать? И вообще видеоряд (Сара Дерендингер) – назойлив и нелеп, и всё – не к месту. Медленно и долго идущие со спины солдаты, их ботинки, затем также медленно и долго идущие солдаты уже спереди и ботинки. Ну, и апофеоз – это лицо ребенка…

Но «извращенная» постановка Каликсто Биейто, как сказал в заголовке своей рецензии один из лондонских критиков, была спасена выдающимся пением.

Тон задала американская сопрано Тамара Уилсон с ее невероятной уверенностью и кристальными, сияющими выразительными ажурными ариями, лондонский дебют которой на сцене Английской Национальной Оперы не мог остаться незамеченным зрителями и критикой. Впрочем, тоже самое произошло и в Метрополитен опера, где она прекрасно спела Аиду в прошлом сезоне.

Гвин Хьюз Джонс (Дон Альваро) – симпатичен как герой, а его пение более трогательно, его тон более захватывающ. Энтони Майклс-Мур – явивший жуткий образ ужасного Дона Карлоса, как и Джеймс Кресуэлл (Отец-настоятель), и Андрю Шор (Мелитоне) продемонстрировали великолепную школу.

Хор, часто вынужденный находиться в непристойных позах, поет, однако, с захватывающей ясностью и приверженностью своему делу.

Оркестр, музыканты играли как боги, дирижер Марк Уиглсуорт от первой ноты замечательной увертюры до последних уходящих, медленно умирающих звуков – был великолепен. В их игре были краски, смелость, напряжение. Они сыграли Верди! Мы слушали Верди! Верди ли мы смотрели?

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru