Тема Света и Тьмы – в искусстве вечна. Но кто бы мог подумать, особенно после просмотра многих «Волшебных флейт», что возможна и такая интерпретация знаменитой оперы Моцарта, где нагромождение сверхъестественных фантастических событий подается под приправой современных спецэффектов и технологий в подлинно бродвейском стиле. Но не только!
Режиссер Саймон МакБерни, известный актер, писатель, постановщик, создавший более тридцати спектаклей, трепетно (вместе с дирижером Марком Уиглсвортом и музыкантами оркестра Английской Национальной оперы) отнесся, как к классическому тексту, так к музыкальному шедевру Моцарта. Это с одной стороны. Но с другой – он и вся команда постановщиков (режиссер и нынешнего возобновления Джози Дактер, сценограф Майкл Левин, свет Джина Калмана, костюмы Никки Гиллибрэнда) взяли на себя совершенно дерзкие вызовы.
Царица ночи из властной и цветущей дамы превратилась в убогую старуху, страдающую артритом, в инвалидном кресле – обезумевшая мать, ищущая примирения со своей дочерью. Оратор, своего рода прообраз Сатаны, с жидкими сальными волосами, с похотливым взглядом – тайный свидетель их страданий. Три дамы из свиты Царицы ночи – и не дамы вовсе: настоящие амазонки, «валькирии»! Или, допустим, Три мальчика – ангелы спасители, превратились в трех духов. Эти духи-спасители со «скрюченными» вечностью силуэтами появлялись на сцене парящими среди редких облаков. Их ангельские голоса были бесподобными. Возможно ли было – стилистически и вокально – выглядеть лучше?
Музыканты оркестра, которых приподняли из ямы так, что мы видели их лица, — все стали активными участниками постановки, так или иначе подыгрывая певцам, и даже мы, зрители, хотя и находились в зале на своих привычных местах, реально почувствовали себя соучастниками, общаясь с артистами. Флейтистка оркестра (Kэти Бедфорд), вышла на сцену и совершенно очаровательно сыграла знаменитое соло.
И были еще новшества, без которых просто невозможна была бы та атмосфера совершенного сходства визуального и звукового миров. Постановщики использовали звуковые эффекты наподобие тому, как происходит озвучание в кино – в расположенной слева сцены стеклянной кабинке, некий человек мастерски имитировал все звуки реального мира. Простой двойной листок бумаги в руках массовки более чем правдиво подражал трепетанию птиц, окружавших Папагено во время его появления на сцене. Была также масса других изобретательных вещиц, которые невозможно описать, привнесших иллюзию театрального духа. Например, слева от сцены находился небольшой видеопроектор, и на экран проецировалось все то, что на наших глазах рисовалось простым мелком на простой черной доске. Иногда мелок или губка для стирания начинали вдруг следовать в такт музыке, и этот такой пустяшный трюк вызывал улыбки и смех в зале.
Про декорации. Посередине – на четырех стальных тросах – свисал квадрат, под и на на котором и происходили все события. Периодически он менял ракурс и угол, представляя то потайное место Оратора, с которого то похотливо подглядывает за дочерью Царицы ночи, то место «боевых» действий трех «валькирий» из ее свиты, которые лихо скатывались по наклонной плоскости, то – попеременно – пристанище Памино, Тамино или Птицелова. Или вдруг, опущенный до уровня стола, окруженного стульями, становился пристанищем консилиума мудрых умов во главе с Зарастро, решающих участь Тамино. Добавленные видеопроекции книжных стоп по обеим сторонам дополняли иллюзию обиталища мудрых. Тот же черный квадрат выполнял, подчас, и роль невидимой основы, на которой словно парили по небу в лёгких прозрачных облаках три духа.
Колористическая гамма, изображающая Царство тьмы часто представляла собой мрачноватое зрелище. И этот момент становился ключом к разгадке несколько устрашающего, резковато-крикливого колоратурного музицирования Царицы ночи в мире страха и теней – все оправданно.
Имя МакБерни неразрывно связано с труппой Сomplicité, которую он основал в 1983 году, работая над совместным проектом с Экс-ан-Прованс, а также в Датской Национальной опере и в Амстердаме, где он был замечен в прошлом году. Плотская телесность, приключения, эксперимент и удивление – ключ к пониманию эстетики Сomplicité. Здесь все это выглядело взаимосвязано, продуманно, умно! Но эффект неожиданности, непредсказуемости – тоже налицо! Столь оригинальные детали на самом деле заметно оживили действие и привнесли момент развлекательности, кажется, даже сам Моцарт и его либреттист Шиканедер, были бы не против такого излишества, изобретательного, но деликатного «новодела».
Понятно и объяснимо, для чего это делалось – театр, переживающий непростые времена, страшный финансовый прессинг, который может потерять нынче половину своего хора, в поддержку которого вся культурная общественность Лондона подписывает сейчас петиции, этот театр отчаянно нуждается в зрителе! Театру нужен аншлаг каждый день, а не только во время премьеры! Нужен полный кассовый сбор – от каждого спектакля! Та «Волшебная флейта», которую я увидела, была предпоследней в репертуаре, и что показалось мне непривычным – чисто визуально в театре находилось намного большее количество зрителей, чем раньше. Не просто было пробраться в антракте за фужером бюджетного Prosecco…Молодежь проявила неожиданный интерес к представлению. Можно было услышать в ее среде: «А что там за «Волшебная флейта» идет на West End? (здесь расположено много театров и мюзиклов – прим. авт.). Театру нужен молодой зритель, который никогда раньше не слушал оперу, но который пришел сюда, потому что услышал, узнал от знакомых – это замечательно! Ведь это не мюзикл. Это не Уэббер! Это Моцарт!
Музыкально и вокально опера была исполнена на высоком уровне, на мой взгляд. Тенор Аллан Клейтон (Allan Clayton) хорош как Тамино, Амбур Брейд (Ambur Braid) — эффектная Царица ночи, как певица, уверенно берущая высокие ноты и безупречно исполнив колоратурные пассажи, великолепна и как актриса, хотя ее роль в этой постановке лишена былого величия и гламура. Питер Коулман-Райт — надежный проверенный временем Птицелов, слегка, правда, староватый для Папагено. Его Папагена 18-летняя Сорайя Мафи (Soraya Mafi) больше годится ему в дочки, нежели в подружки. Памина английской сопрано Люси Кроу - привлекательна, а в ее пении чувствовался стиль и настроение. Зарастро — достойный звучный бас Джеймс Кресвелл (Creswell) и в современном костюме сохраняет харизму. Воинствующие и слегка сексуально озабоченные дамы – Элеонор Деннис, Катерина Янг, Рэчел Ллойд также снискали аплодисменты публики, абсолютно божественным, как я уже говорила, было пение трех мальчиков (духи). И конечно же, искрящееся, живое дирижирование Марка Уиглсворта, придало игре оркестра удивительную стройность, маэстро и ее музыканты смогли передать тепло и красоту музыки. Вечер принес огромное удовольствие, массу радости и восторга! Браво, АНО!