Оказывается, читать музыковедческие исследования после знакомства с произведением, словно изучать грамматику родного языка, на котором думаешь, как дышишь с детства. Простое и понятное подчинено придуманным законам, имеет свои тенденции. Не только меломаны, даже не все музыканты воспринимают всерьёз оперу «Каменный гость». Что стало первопричиной моей ранней увлечённости последним опусом Даргомыжского – восторг познавания «своего», нехрестоматийного Пушкина, или непреодолимое желание видеть на сцене Большого театра снова и снова лучшего оперного Дон Жуана Владимира Андреевича Атлантова (а на «Каменного» легче всего ловились «лишние» билетики!) –теперь уже трудно определить. Но, в отличие от программной по истории музыки «Русалки», казавшейся в юности местами скучноватой и рутинной, стиль мелодического речитатива «Каменного гостя», объявленный слишком смелым современниками композитора, и, напротив, банальным советскими искусствоведами «в штатском» в 20-е годы прошлого века, сразу захватил. Настолько, что в дальнейшем строки Пушкина вне музыки Даргомыжского уже не воспринимались.
Плюс ещё поделюсь личными ощущениями, очевидными для струнников по образованию, но не отмеченными музыковедами. Послушайте первые такты интродукции «Каменного гостя» – они потом повторяются лейтмотивом Дон Жуана: «Когда б я был безумец» — яркая восходящая секвенция. А теперь самое начало вступления Первого концерта для скрипки с оркестром Генрика Венявского. Сходство разительное! Кричать о плагиате глупо, мало ли в музыке таких совпадений, подчас случайных. Хотя концерт этот Венявский написал на шесть лет раньше, чем Даргомыжский свою оперу. Популярность польского виртуоза была в те годы невероятной. Он подолгу гастролировал в России, несколько лет профессорствовал по классу скрипки в Санкт-Петербургской консерватории. Даргомыжский и Венявский были лично знакомы, их фамилии упоминаются, к примеру, в списках постоянных гостей салона генерала-мецената Витовтова. А уж если глянуть на дагерротипы молодого Венявского – ну вылитый Дон Жуан, и реноме соответствующее, опасное для дам, не смотря на жену и кучу детей.
Но отвлеклась я на «дедукцию» музыкальных параллелей.
* * *
Подобно тому, как статуя Командора олицетворяет зловещий фатум, некие мистические совпадения довлеют и над оперой «Каменный гость». Даргомыжский не успел дописать её, клавир заканчивал Цезарь Кюи, оркестровал Н.А. Римский-Корсаков. Поставленная в Большом театре впервые в 1906 году, опера выдержала только 7 представлений. Возрождение случилось ровно через 70 лет, в 1976-м. Та постановка-долгожитель Олега Моралёва регулярно появлялась в репертуаре вплоть до 1999 года. Во многом она обязана успехом участию «золотой плеяды» ГАБТа: Атлантову, Милашкиной, Синявской, Ведерникову.
На дворе март 2016-го, опять дата с шестёркой на конце. 40 лет спустя на Новой сцене Большого театра состоялось возвращение «Каменного гостя». Неужели объявился «второй Атлантов»? Пока умолчим.
Дмитрий Белянушкин дебютирует в качестве режиссёра взрослой оперы, до того им поставлены – и удачно – два детских спектакля. Столь же молоды, даже юны, оба заявленных на сайте «местных» Дон Жуана, воспитанники Молодёжной оперной программы Большого театра.
По сравнению с монохромной сценографией Вильяма Клементьева 1976 года с подчёркнутой лаконичностью решения Олега Моралёва в духе продвинутой оперной режиссуры тех лет, когда партии Монаха и Командора исполнял один бас, а на искусственно суженной чёрными боковыми кулисами Исторической сцене у Лауры кроме пары гостей и Дон Карлоса разве что прислуживала пара статистов, сейчас мы увидели на Новой сцене сдержанную хорошим вкусом роскошь, достойную Большого театра.
Более десятка артистов миманса – монахи и заговорщики, аж восемь гостей у Лауры, не прописанных в клавире, подпевающих хором «Браво, бесподобно!» Декорация Виктора Шилькрота – монументально-ажурная конструкция из стальных труб и балок, напоминающая внутренность католического храма. Могильные памятники симметрично расставлены возле колонн, замершие на верхней галерее статуи монахов поначалу кажутся людьми. Стильные богатые костюмы Ирэны Белоусовой – не дотошная реконструкция, но явный 16-й век с чёрно-серыми камзолами, воротниками «мельничный жернов», ботфортами, огромными шляпами и шпагами. Восхитительно насыщенно-зелёное со шлейфом платье Лауры, скрывающее тонкой ручной работы неглиже, в котором она остаётся, проводив гостей. Говорящие наряды у Донны Анны. Даже на первый короткий выход из трёх слов – особое платье, белое с чёрным кружевом. Чёрное с позументом в сцене с Дон Жуаном на кладбище, струящийся атласный пеньюар в финальной картине. Озорной оммаж Пушкину – плащ, в котором появляется Дон Жуан, будто «с плеча» Александра Сергеевича! Он же тоже поэт: «А чьи слова, Лаура? – Дон Жуана!»
И насколько гибок и податлив текст нашего национального гения! В программке нет указания на «драматурга», изобретателя новых смыслов либретто, почти обязательного сейчас при перелицовке классики на Западе. Но, не выходя за рамки сюжета, Дмитрий Белянушкин смещает акценты «Каменного гостя» в сторону историзма.
Прототип главного героя, Дон Хуан Тенорио, живший в XIV веке и долго развратничавший, пользуясь дружбой с тогдашним королём, был убит монахами-францисканцами, распространившими слух, что это якобы месть покойного Командора, чью дочь он изнасиловал прямо в храме. Так написано в хрониках.
Вот и в этой постановке Статуя Командора абстрактна, она даже светом не выделяется из ряда других изваяний в момент вызова её на ужин Дон Жуаном. Зато конкретны заговорщики – они же гости Лауры и монахи. В короткой оркестровой Интродукции на сцене появляются закрытые носилки – портшез, из него высовывается закованная в латы Рука, подаёт свиток – указ для мстителей. Эта же рука из носилок в финале тянется к Дон Жуану, которого пронзают шпаги кавалеров. Лепорелло оказывается продажным Иудой, на словах «Право, сил уж нет!» принимает из рук Монаха красный тяжёлый мешочек, и приводит заговорщиков в финале к Донне Анне. Лаура, напротив, жертвует собой, ловко похищая зловещий свиток у разомлевшего от ласк Дон Карлоса, дав его прочесть Дон Жуану. Трагичный оркестровый финал второй картины всегда с трудом вязался с предполагаемым на сцене «интимом» между Дон Жуаном и Лаурой. Здесь Жуан убегает, а Первый гость пронзает шпагой Лауру, и этот удар в музыке явно обозначен! Но так жаль красавицу…
Финальная сцена «В комнате Донны Анны» решена как «В спальне». Посткоитальная беседа – «я приняла Вас, Дон Диего…», – вставая из кровати в исподнем, может поначалу кого-то шокировать. Пушкин был откровенен, когда хотел обозначить физическую близость, писал в «Руслане»: «… падут ревнивые одежды на цареградские ковры» или ещё жарче в «Гаврилиаде». Но сразу вспоминается, как строгая католичка герцогиня Альба сама провоцирует художника Гойю в романе Фейхтвангера – испанки, они такие, безрассудные, когда захотят! И потом, постельная сцена очень эстетична. Мерцающие тёплые отблески невидимого «камина» на пологе (тонкая световая партитура Евгения Виноградова), нежные объятия и ласки Жуана и Анны на авансцене.
Не скрою, посчастливилось наблюдать за репетиционным процессом. Достоинство режиссёрской работы Дмитрия Белянушкина – давать возможность каждому исполнителю, оставаясь в чётких рамках мизансцен и смысловых требований, привносить в образ своё, индивидуальное, каждый раз чуть иное.
Эффектно поставлена дуэль Дон Жуана и Дон Карлоса. Педагог по фехтованию Айдар Закиров буквально за месяц сумел сделать из новичков почти кино-мушкетёров!
* * *
Наконец, о музыке. Только сейчас, вникая во все аспекты «Каменного гостя», узнала, что в 1994 году пианист и композитор Михаил Коллонтай (Ермолаев) сделал свою оригинальную оркестровку оперы, по его мнению, точнее передающую авторский замысел Даргомыжского. Она предназначалась для постановки в австрийском Клагенфурте, где участвовали в основном русские исполнители (партию Дон Жуана пел тенор Александр Науменко). Европейская режиссура на только что отшумевшей волне перестройки обыгрывала модную тогда русскую мафиозную тему с Дон Жуаном во главе, загримированным под… Брежнева. Курьёз!
Услышать оркестровку Коллонтая теперь мечта, младший друг Альфреда Шнитке, соратник Олега Кагана, Наталии Гутман и т. д. наверняка сделал это талантливо и с искрой Божьей. И знаю, такой вариант рассматривался постановщиками. Но остановились, всё же, на привычном для сцены Большого театра Римском-Корсакове.
Оркестр у Антона Гришанина звучит слитно, мягко, с интересными средними голосами, не заглушая солистов. Любимейший момент финала – «Что с тобой, Донна Анна? Опомнись, очнись…» – там такой ароматный, почти рахманиновский ход! Ах, как он вкусно прозвучал – на пиано, с цезурой. И таких жемчужин было много.
Отдельное спасибо за Статую Командора. Заслуга дирижёра и звукорежиссёра – бас Валерия Гильманова усилен микрофоном и реверберацией в меру, звучит подземно-утробно, именно из портшеза, не перекрывая ответы Дон Жуана. А ведь в прежнем варианте так обидно было, что после стадионного по децибелам «Я на зов явился!» даже могучий голос Атлантова слышался жалким.
Не умаляя значимости всех партий, хочу заметить: «Каменный гость» – нечастый в русской классической опере пример «бенефиса» тенора, Дон Жуана. Список подобных композиторских подарков у нас короток: «Пиковая дама», да «Садко», и, наверное, совсем забытый «Дубровский» Направника. Партия Дон Жуана вроде и без предельных верхних нот, хотя иное «ля» (которые встречаются) труднее «си» или «до» в бельканто. И никакой виртуозности, колоратуры, ансамблей. Но объём! Из восьмидесяти минут партитуры главный герой непрерывно поёт час, активно взаимодействуя с прочими персонажами, неся на себе львиную долю эмоционального заряда спектакля. ( Для сравнения – партия Парсифаля в почти пяти часовой одноимённой «саге» Вагнера – лишь около 35 минут звучания!). Может быть, одна из причин нерепертуарности «Каменного гостя» как раз в вечном теноровом дефиците? Ведь требуется не просто крепкий выносливый тенор, но настоящий Герой, потому и дожидался «Каменный гость» своего эталонного воплощения в лице Владимира Атлантова, спевшего и сыгравшего Дон Гуана в фильме-опере в 1967-м, и блиставшего в этой партии на сцене Большого театра с 1976 по 1989, вплоть до своего отъезда из России («Каменный гость» стал его необъявленным прощанием с московской публикой).
И вот здесь парадокс. Желая подстраховаться со своими дебютантами, искали опытного певца. Но выбор был ограничен, во-первых, «авральностью» предложения. «Каменный гость» возник в планах Большого на текущий сезон спонтанно, первые официальные сведения стали публичным достоянием ближе к Новому году. А все «первачи» сейчас расписаны на три-пять сезонов вперёд. И это петь должен непременно русскоязычный певец, неприемлем даже малейший акцент в пушкинском тексте. Плюс партию Дон Жуана Даргомыжского надо учить специально, в отличие от Ленского или Германа её никто не держит в творческом «портфеле» про запас, шансов спеть после в другом театре мало. Как уже не раз случалось (и не только в музыке!), выручила Северная Пальмира.
Для ведущего солиста Михайловского театра Фёдора Атаскевича «Каменный гость» стал дебютом на сцене Большого. Первое, что его коллеги из Санкт-Петербурга на просьбу охарактеризовать певца отвечали: «Надёжный!» Это факт. В кратчайшие сроки выучить большую партию, сделать роль сценически, курсируя между Москвой и Питером, звучать свежо и уверенно на оркестровом прогоне после вечернего спектакля и ночного поезда, два дня подряд петь премьеру с разными партнёрами способны единицы, профессионалы экстра-класса. Атаскевич один из них. Беспроблемный, отлично выделанный вокал, чёткая дикция. Ловкая, чуть резковатая пластика, лихое фехтование левой рукой. И темперамент есть, и внешность вполне симпатичная. Но при всём уважении к артисту Атаскевичу слишком далёк создаваемый им образ от романтического Дон Жуана. Тембр его плотного довольно тёмного тенора достаточно ординарный, с оттенком характерности. Красок и нюансов хотелось бы больше, во втором действии звучание становится приторным для восприятия. В поведении не хватает ощущения «благородной кости» испанского гранда. Пушкинские строки поются как банальное либретто, без «крови сердца». В кульминации признания: «я – Дон Жуан, и я тебя люблю!» хотелось крикнуть: «Не верю!» Наверняка многие со мной не согласятся. Восприятие тембра – самый вкусовой, индивидуальный момент. Для тех, кто впервые пойдёт на «Каменного гостя», Дон Жуан Атаскевича – «зачётный» персонаж. Но когда в памяти живёт тот единственный Жуан, что заставлял уже одним своим выходом таять от счастья всю женскую аудиторию Большого театра по обе стороны рампы – тогда грустно.
Впрочем, другой Дон Жуан – Сергей Радченко, которого слышала на оркестровом прогоне, настолько неординарный герой, что интересен сам по себе, вне сравнений.
Сергей возвращается на сцену после долгого, более года, перерыва, связанного с взрослением голоса. До того его звонкий лирический голос неоднократно сравнивали с самим Лемешевым. И вдруг открылась какая-то бархатистая почти баритоновая глубина в тембре его тенора, который скорее хочется назвать не драматическим, а уникальным у нас «хельдентенором». Такого бы Лоэнгрина поскорее! Пока единственное «но» – партия Дон Жуана требует впевания, к 3-й картине накапливается заметная вокальная усталость. Этот Жуан излучает не тестостерон, а наслаждение жизнью как таковой, где женщины – не цель, а лишь часть чувственных радостей. Он отчаянно дерзок, полон умной иронии, изящно привлекателен под гримом, как Арамис. Пением Радченко в удачных моментах наслаждаешься как звучанием дорогого музыкального инструмента. Чувствуется, что развитие и созревание образа только начинается.
Обе Донны Анны хороши и вокально, и сценически. Точёная красавица Анна Нечаева более страстная, с драматическим посылом. Екатерина Щербаченко светлее голосом и мягче, по-кошачьи лукава в любовной сцене.
Из всей оперы отдельно в концертах исполняются только две песни Лауры. В Большом театре сейчас целых три прекрасных меццо на эту роль. И все они – Кармен, родство образов очевидно, тем более, что наша Лаура также отважно погибает. Агунда Кулаева, спевшая премьеру, сама женственность. Льющийся сочный голос, гармония почти античных форм и черт лица – такая кому угодно вскружит голову! Более колдовская, инфернальная красавица Лаура у Оксаны Волковой – если б не шпага Первого гостя, святая инквизиция уж точно разобралась с ней! По-балерински тонкая гибкая у Юлии Мазуровой танцовщица Лаура поёт как птица, любит Жуана жертвенно, и умирает с отчаянием.
Контрастны два Лепорелло. Богатырь голосом и фактурой Станислав Трофимов, по-крестьянски естественный. Пётр Мигунов, слуга-интеллигент, несмотря на подрисованную щетину, страдающий от своего предательства. Вокально оба убедительны.
Доном Карлосом довелось видеть только Николая Казанского. Как всегда – элегантен, породист звучанием и фигурой, актёрски запоминается.
Из гостей Лауры выделяется Павел Валужин. Именно в его уста вложена крылатая фраза: «Из наслаждений жизни одной любви музыка уступает». В прежней постановке эту компримарную партию чаще поручали предпенсионным характерным тенорам. Насколько же лучше, когда про «любовь-мелодию» поёт звучный молодой голос, а визуально кавалер атлетически строен и чертовски хорош собой!
Несколько распевных фраз у Монаха в первой картине. Седобородый Вячеслав Почапский винтажно значителен. Годердзи Джанелидзе из Молодёжной программы наполняет зал органным звуком, словно раздвигая стены.
Ещё один даже не персонаж – душа спектакля, вложивший в него уйму сил, Александр Праведников, ответственный концертмейстер. Как увлечённо Александр выступал в роли «человека-оркестра» на сценических репетициях! Его неформальное, трепетное отношение к музыке Даргомыжского передалось всем солистам.
И напоследок. За бортом премьерной серии остался третий Дон Жуан – Арсений Яковлев. Весенняя простуда не обошла стороной самого юного героя. Досадно, но банально! По своим вокальным и физическим данным этот артист может подарить эмоции, сравнимые с теми, что вызывал ещё до его рождения Владимир Атлантов. Подсмотренное на репетициях впечатляет. Что ж, поживём – увидим. Следующий блок «Каменного гостя» на Новой сцене в мае, с 19-го по 22-е.
Фото Дамира Юсупова
Театры и фестивали
Александр Даргомыжский, Агунда Кулаева, Екатерина Щербаченко
Персоналии
Произведения