Вредная болтливость богов

«Орфей в аду» в петербургском Театре музыкальной комедии

«Орфей в аду» в петербургском Театре музыкальной комедии
Оперный обозреватель
Во времена Оффенбаха в безыскусственной детскости опереточных див, с широко раскрытыми глазками произносивших рискованные тексты, был особый шарм. Он трогал, смешил и невероятно располагал своей эротичной наивностью. Здесь же с самого начала пародия на старлетку с примитивным наигрышем подменяет детскую непосредственность Эвридики, искренне вообразившей себя настоящей star. Конечно, диктовать режиссёру и исполнительнице прежний тип сценического существования нынче неэтично. Но хотя бы петь эту музыку надо хорошо, иначе получается плохая пародия на плохую оперетту. А выходные арии обеих исполнительниц Эвридики (Екатерина Попова и Валентина Михайлова) именно на эти мысли и наводят.

Как-то так получается, что Оффенбах в России не слишком в чести. Соотечественники любят оперетту чувствительную, душещипательную, желательно с романтическим скандалом. В общем, венскую. А этот насмешник-француз ну всё высмеивает, ничего святого для него нет. Зато, какой кафешантанный ад с чертихами умеет устроить!

1/3

Но до ада в питерском «Орфее в аду» надо досидеть. А с этим проблема. Говорят, голубых (поймите меня правильно!) героев на театре играть трудно – не за что зацепиться. Вот и небесно-голубой, в эстетике сталинского ампира первый акт нового спектакля с вялой претензией рассмешить не очень-то цепляет. Остроумный хулиган от режиссуры Юрий Александров, который даже «Любовный напиток» с нежной музыкой Доницетти умудрился азартно разыграть в среде «ночных бабочек» и сутенёров, а десяток лет назад из оффенбаховой «Синей бороды» скроил захватывающий детектив, здесь слегка приувял. Частично. Местами. Потому что сверкающая неподдельными драгоценностями, ироничная, летящая и смеющаяся музыка Оффенбаха не может не завлечь органически музыкальных Александрова и Андрея Алексеева, дирижёра-постановщика. И всё же: оркестр живёт и пульсирует, а сцена мямлит. В основном, из-за разговорного переизбытка.

Во времена Оффенбаха в безыскусственной детскости опереточных див, с широко раскрытыми глазками произносивших рискованные тексты, был особый шарм. Он трогал, смешил и невероятно располагал своей эротичной наивностью. Здесь же с самого начала пародия на старлетку с примитивным наигрышем подменяет детскую непосредственность Эвридики, искренне вообразившей себя настоящей star. Конечно, диктовать режиссёру и исполнительнице прежний тип сценического существования нынче неэтично. Но хотя бы петь эту музыку надо хорошо, иначе получается плохая пародия на плохую оперетту. А выходные арии обеих исполнительниц Эвридики (Екатерина Попова и Валентина Михайлова) именно на эти мысли и наводят.

Следующая затем разговорная сцена выяснения супружеских отношений с Орфеем – неудачливым музыкантом с амбициями – длинна настолько, что можно и вовсе забыть об Оффенбахе. Практически заново написанная Олегом Солодом пьеса по мотивам оригинального либретто Гектора Кремье, согласно традиции оффенбаховской злободневности, использует как бы современные коллизии и остроты, но многое в тексте уже сильно затаскано. А главное, текста этого катастрофически много, и темпоритм его не выверен.

Но как только начинается дуэт первого акта, всё оживает. «Раскручивается» и забавная режиссёрская находка – юное дарование в кипе и с пейсами (Никита Андреев), ученик Орфея, тихо пришлёпавшее вместе с самовлюблённым учителем, достаёт скрипочку и начинает играть – очень музыкально! – творение непризнанного гения. В наказание Эвридике за плохое поведение. Под эту мелодию идёт своеобразное трио, в котором всё хорошо: и чудная мелодия, и органика Олега Коржа – претенциозного горе-героя, и колоритность юного дарования, и чувство ансамбля всех троих.

Дальше действие снова проседает, несмотря на балет хорошеньких овечек с персонажем явно из фильма «Свинарка и пастух». Всё это уж сто раз на театре было, а разговорная сцена опять длинно-невнятна. И так весь первый акт. Выигрывают только музыкальные номера да драйв массовой сцены с Общественным мнением – забулдыжкой неопределённого пола, со смаком изображённой Ольгой Лозовой или Мариной Улановой.

Олимп, представленный горной лечебницей для высокопоставленных (в той же эстетике советских южных курортов), изначально впечатляет красотой ног балетных медсестёр, скандальностью красивых богинь, африканской принадлежностью Купидона и приятной узнаваемостью медийных лиц типа мизулинообразной Минервы (Елена Забродина или Татьяна Васильева). Декорация – её как-то трудно назвать сценографией – без затей трансформируется Вячеславом Окуневым в каждом акте элементарной сменой деталей и светом. С обязательным сохранением колоннад и «баб с вёслами». В принципе, фон действия не многим отличается от соцреалистичного оформления спектакля «Севастопольский вальс» в том же театре, и в этом, конечно, своя ирония.

Но если бы не бесконечные разговорные сцены! Так хорошо, когда олимпийский акт начинается серьёзно-помпезной музыкой, срывающейся вихрем изящных музыкальных насмешек… Но оффенбаховские перлы не долги, зато долги разговорные монологи и диалоги. Там, нужно сказать, совсем немало остроумного, но оно тонет в тягомотине длиннот.

Словом, две трети спектакля подобны милому старому, претендующему на актуальность анекдоту, обстоятельно рассказанному под вежливые смешки и зевки слушателей.

Поют в этом спектакле очень по-разному: иногда дурными опереточными голосами – когда божественно-олимпийский разговорный КВН разбавляется весёлыми двусмысленными куплетами богов с припевом «Ах-ха-ха»; иногда качественно и интонационно выразительно – в этом преуспевают больше мужчины – тенора Корж и Фёдор Осипов.

Но, в общем, это зрелище не для самой притязательной публики. Хотя в финальном акте спектакль себя значительно реабилитирует. Если вы досидели до «ада». Здесь вас ждёт настоящая мини-вальпургиева ночь, и Эвридики к тому моменту распеваются, и художник по свету демонстрирует красоты невообразимые. Иван Корытов изощряется, изображая пьяненького Стикса с топором в спине. Правда, опять слишком долго, прежде чем залихватски споёт под балалайку знаменитое «Когда я был аркадским принцем».

Однако на сцене всё явно стало живее. Наконец, и Юпитер – Валерий Матвеев или Александр Байрон (особенно мил!) в виде толстой пчёлки явился. Его сексуальная игра в славно спетом дуэте с Эвридикой публику очень воодушевила. И шествие богов в эффектных костюмах на олимпийский маскарад под искристо-бравурное ликование оркестра будоражит нервы. А воздушная гимнастка – чертиха под потолком – прямиком из «Травиаты» Мариинского театра. Музыки, слава всем возможным богам, в финальной картине больше всего, и это – «пир духа», ну и ушей: оркестр и хор звучат отменно! Даже слегка верещащая Венера Ксении Григорьевой впечатления особо не портит.

Но впереди главное лакомство – канкан! Знаменитый оффенбаховский канкан из «Орфея в аду», который кочует по всем российским опереточным спектаклям, не взирая на имена авторов произведений. И вот, наконец, он блистательно функционирует на своей прародине. Правда, сугубо женский танец французских кокоток здесь щедро разбавлен вмешательством балетных сатиров. Но, честно говоря, это впечатления не портит. Канкан в питерской Музкомедии всегда на высоте.

В общем, труппа повеселилась. Если сократить добрую половину текста, то и зрителю будет чрезвычайно приятно: музыка прелестная, опять же для здоровья полезно посмеяться над сильными мира сего, хотя бы в оперетте, да и адскими красотами насладиться.

Фото: Юлия Кудряшова

0
добавить коментарий
ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ

Орфей в аду

Произведения

МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ