Наш журнал продолжает серию публикаций о летних оперных фестивалях. Сегодня слово нашему постоянному автору Ирине Сорокиной. Она рассказывает об очередной «Аиде» в Вероне.
Нынешний фестиваль в Арена ди Верона - в некоторой степени юбилейный, восьмидесятый по счету. Оперные представления в римском амфитеатре, начавшись по инициативе великого тенора Джованни Дзенателло в 1913-м году, прерывались только на время двух мировых войн. Традиция оперного праздника под открытым небом, которая на два месяца превращает Верону в центр мировой оперы, процветает и по сей день, принося немало радости публике, среди которой знатоки оперы и итальянцы - меньшинство, а туристы и иностранцы - большинство.
Арена ди Верона отмечает свой юбилей новой постановкой Аиды - оперы, для нее священной. Аида Франко Дзеффирелли сменяет "Аиду" Пьер Луиджи Пицци, рафинированный, тонкий, необычный для огромного огромного пространства спектакль. С постановкой Дзеффирелли в древний амфитеатр возвращается все несчетное количество раз виденное: подавляющие тяжестью и не блещущие открытиями декорации, превосходящее самое смелое воображение количество участников на сцене, певцы, во многом предоставленные самим себе.
Все те же кочующие из "Аиды" в "Аиду" пирамиды, сфинксы, статуи древних богов заполняют сценическое пространство. На этот раз огромная пирамида сделана из металлических труб, светящихся оттенками золота, серебра, меди. Блестят самыми яркими цветами с непременным присутствием золота окружившие ее сфинксы. Со сменой картины пирамида поворачивается, открывая взору гигантскую статую бога Фта или иные, столь же традиционные египетские атрибуты. Собственно для действия места остается мало: довольно узкая и длинная полоса перед пирамидой. Мало остается места и для танцев (поставленных Владимиром Васильевым в идеальном соответствии с китчевым стилем спектакля): превосходная и очень красивая пара солистов - Роберто Болле и Мирна Камара вынуждена двигаться только вдоль сцены.
Уже на первых звуках утонченной прелюдии (отлично сыгранной оркестром) Дзеффирелли начинает распоряжаться армией хористов и статистов. Бедный люд Мемфиса заполняет боковые отрезки сцены. Его присутствие на сцене (при отсутствии в либретто) не имеет никакого отношения к драме трех протагонистов, но не слишком и мешает. Диалог Рамфиса и Радамеса, открывающий оперу, также протекает в окружении значительного количества статистов. В последующих эпизодах количество народу попросту затопляет сцену. “Режиссура” сцен, требующих больших масс, в том числе триумфа во втором действии, сводится к простой маршировке туда и обратно, вдоль пирамиды. Маршируют, конечно, не с пустыми руками: каждый участник обременен знаменем или хоругвью. Конец триумфа - конец и организованным режиссером маршировкам: в третьем действии (на берегу Нила), певцы-актеры полагаются на собственный инстинкт и умение. В заключительной картине не идет и речи о глухой могиле для несчастных влюбленных: Аида и Радамес прощаются с жизнью в неопределенном месте, но, с уверенностью можно сказать, на открытом воздухе, в то время как над их головами, на площадках пирамиды, танцовщицы с Фраччи во главе не устают выполнять некие гимнастические упражнения.
Добавьте к этому претенциозному и громоздкому зрелищу вавилонское смешение цветов в костюмах (художник по костюмам Анна Анни), от белого до малинового, от черного до лилового. Ткани переливаются, а металлические трубы подсвечены - эта "Аида" напоминает одновременно восточный базар и европейский дешевый магазин, в котором продавщица изо всех сил пытается выдать безвкусный вечерний наряд за нечто шикарное.
За нечто шикарное и таинственное пытается выдать свое детище Дзеффирелли, вводящий в спектакль персонаж, о котором и не помышляли авторы либретто и музыки: некую Акмен, “олицетворение небесной энергии”, в роли которой выступает знаменитая балерина Карла Фраччи. По утверждению режиссера, целью этой "Аиды" является “открытие мистических и религиозных сил”. Именно эти силы и призвана воплотить жрица Акмен - Фраччи, роль которой в спектакле сводится, однако, к смене костюмов и немногочисленным позам. Не лишним будет напомнить, что миру автора "Аиды" был чужд мистицизм, что в образе жрецов он заклеймил жестокость и лицемерие. Количество новых, хотя и немых, персонажей, не ограничивается жрицей Акмен. В сцене триумфа присутствуют крылатые существа, о происхождении и назначении которых приходится только гадать.
Напыщенное и претенциозное представление вредит и музыкальной стороне спектакля, заслуживающей уважения и порой восхищения. Даниэль Орен за пультом демонстрирует сдержанность и зрелость, извлекая порой из оркестровых групп тонкие, возвышенные звучности. Ему удается свести воедино воистину космическое количество участников, и лишь один только раз у хора возникают темповые разночтения с оркестром, в финале сцены триумфа. То, что не удается израильскому маэстро - так это привести в порядок нестерпимо киксующие трубы. Это замечает даже публика, состоящая из отпускников.
Царицей вечера является Фьоренца Чедолинс в главной роли, подарившая всем незабываемые переживания. Певица предстает в блестящей форме, преодолев проблему тремоляции, которая так вредила ее пению один-два сезона назад. Но не слово “форма” должно быть приложено к ее исполнению роли Аиды, а “искусство”. Свежий голос, сверкающее вибрато, легкие и лишенные напряжение верхние ноты, а, самое впечатляющее, фантастическая гамма piano и pianissimo. Певица ни разу не поддается на соблазн “поддать звука”, на который так и толкает Арена, с начала и до конца поет изысканно, музыкально, отделывая каждую фразу, подобно венецианской кружевнице с острова Бурано. Ее Аида лишена мелодраматизма, проста, тиха и человечна.
Американка Марианн Корнетти предстает достойной “соперницей” Чедолинс в вокальном и сценическом плане: ее голос красив, светел, без изъянов, только слишком мелодраматические рыдания чуть портят превосходно исполненную сцену судилища.
В присутствии двух прекрасных героинь спектакль особенно чувствуется отсутствие героя. Амброджо Маэстри достойно проводит роль Амонасро, но Сальваторе Личитра, обладатель красивого и звонкого тенора, терпит в роли Радамеса может и не сокрушительное, но фиаско. У молодого тенора не отнять красоты тембра, и за его плечами есть удачи (в их числе срочная замена Лучано Паваротти в Метрополитен Опера), но Радамес ему решительно не по плечу. Всего четыре года назад Личитра дебютировал в Арене в партии Ричарда в "Бале-маскараде", и вот уже “посягает” на значительно более “тяжелую” партию. Которая оказывается решительно выше его возможностей: в коварном романсе верхний си-бемоль взят, но мгновением позже сменяется ужасным хрипом, нечто подобное происходит в трудных фразах, открывающих дуэт с Аидой в третьем действии. Публика переглядывается, хотя после романса слышатся и крики “браво”. Даже суровому критику не хочется ругать певца, настолько его жаль. Если так пойдет дело, многообещающий Личитра пополнит когорту обладателей хороших голосов, слишком рано взявшихся за неподходящие партии и мелькнувших на оперном небосклоне подобно метеору.
Обычные для Дзеффирелли kolossal, как правило, восторженно принимает публика. Не так обстоит дело с этой "Аидой": после сцены триумфа кое-кто обращается в бегство, раздается немало свистков. Что касается критиков, то лишь местная веронская газета восхваляет "Аиду", ни словом не обмолвившись об отсутствии режиссуры и неудаче тенора, а все остальные газеты отрицательно оценивают дзеффиреллиевского монстра. На грани абсурда технические недоделки спектакля: конструкции из медных труб упрямо гремят под ногами бесчисленных статистов, а во время последнего возвышенного дуэта молодой человек, одетый в джинсы, майку и кроссовки, появляется за спинами героев, чтобы закрыть двери в пирамиде, очевидно, призванные символизировать ужасный камень... Его отлично видно, где бы вы ни сидели.
Верона