Наш рецензент побывал на юбилейном концерте Пааты Бурчуладзе в Большом театре. Его впечатления мы и предлагаем читателям журнала. Пускай кому-то эти заметки покажутся чересчур придирчивыми и несправедливыми, но, как говорится, с "больших" людей и большой спрос. Реверансы - не наш стиль!
Предвижу, что у дотошного читателя может возникнуть закономерное недоумение по поводу названия этих заметок, ибо речь в них пойдёт о концерте, состоявшемся 14 июня 2003 года в Большом театре России. Ведь это мероприятие явилось празднованием 25-летнего юбилея карьеры на мировой оперной сцене Пааты Бурчуладзе.
Имя знаменитого баса достаточно известно у нас в стране и за рубежом и поэтому не нуждается в представлении. Однако главная интрига события заключалась не в том, что Москва ожидала приезда Бурчуладзе, пик "расцвета" которого миновал, и даже не в предвкушении встречи с некогда роскошным голосом итальянского баритона Ренато Брузона - по большому счёту его певческая карьера уже клонится к закату. Основной интерес подогревался вопросом: приедет или нет наша бывшая соотечественница, а теперь, по современным понятиям, оперная "звезда" мирового масштаба Мария Гулегина.
Однажды много лет назад певица приезжала в Москву для участия в сборном концерте в Большом театре. Тогда капризная примадонна не преминула устроить скандал, в результате которого её так и не услышали. Теперь же ситуация была в корне иной. Похоже, что певица просто не смогла отказаться от приглашения Пааты Бурчуладзе, ибо он - и примадонна этого не отрицает - дал в свое время первоначальный импульс раскрутке её мировой карьеры.
В итоге, приехавший Ренато Брузон внезапно отказался от выступления в связи с "неожиданной болезнью" - читай, возрастными проблемами своего голоса, - а пение Бурчуладзе, что было предсказуемо, не принесло особых сюрпризов. На таком фоне главной "ударной силой" этого "эпохального" (конечно, по российским меркам) концерта, несомненно, стала Мария Гулегина.
Творческий вдохновитель проекта, Паата Бурчуладзе, предложил зрителю программу, составленную сплошь из вердиевского репертуара. В первом отделении были даны увертюра и второе действие оперы "Силы судьбы", во втором - финал первого действия "Аттилы" и третье действие "Набукко". Вся эта череда концертного исполнения на этот раз сопровождалось вялым и невыразительным сопровождением оркестра Большого театра, под руководством Александра Ведерникова. Правда, как всегда, хор Большого театра был на высоте. Да, и наш "местный Брузон" в лице Владимира Редькина, буквально предотвратившего непредвиденное фиаско программы во втором отделении, неожиданно оказался "в ударе" певческого вдохновения, несмотря на экстренность замены.
Сам юбиляр более-менее удовлетворительное впечатление произвёл лишь в образе Падре Гуардиано, ибо вокальный материал этой партии и не предполагает сверхтрудных задач. Иное дело - там, где всё-таки надо петь, а не исполнять мелодический речитатив. Поэтому и ария Аттилы, и финал Захарии с хором из третьего действия "Набукко" оказались "усечёнными" ровно на то количество верхних нот, которые зрителю следовало бы услышать. Кроме того, звучание зычно дребезжащего и жёстко-колючего баса Бурчуладзе на этот раз не имело ровным счётом ничего общего ни с кантиленным звуковедением, ни с интонационной образностью: встреча с высоким искусством стиля бельканто, увы, не состоялась.
На первой картине второго действия "Силы судьбы" пришлось откровенно скучать от посредственного исполнения и терзаться сомнениями, выйдет ли через несколько минут на сцену всё-таки доехавшая до Москвы примадонна или нет? Данное сомнение породил сущий "пустячок": пара музыкальных реплик Леоноры, имеющих место, согласно партитуре, в картине "Таверна", в этот раз даже не была сценически озвучена. Отнеся это к издержкам концертного исполнения, подпадаю наконец под неистовство зрительного зала, устроившего Марии Гулегиной приёмные овации, и обращаюсь в слух, внимая чудесной арии. Отмечаю великолепно сфокусированный звук, общую вокальную культуру пения, выверенное интонирование, просветлённое красивое звучание на форте, энергетический посыл в зрительный зал и артистическое обаяние. И впрямь, по всем внешним признакам - перед нами "звезда", примадонна. И повторные овации, устроенные певице за эту арию, кажутся вполне оправданными.
Но слушая дальше, понимаешь, что "не всё ладно в датском королевстве". В погоне за проникновенными пиано, часто оказываются "брошенными" окончания фраз, да и "съезды" с нот случаются раз-другой. У певицы начисто отсутствует звучание грудного регистра, что весьма обедняет жгучую гамму "вердиевских страстей" (а ведь Верди, практически, составляет основу её репертуара). Низы, как правило, затушевываются на пиано, а там, где без них всё-таки никак не обойтись, вокальная интерпретация мало убедительна. Кроме того, так поразившие в арии форте, уже предательски "зашкаливают" в большой сцене с Падре Гуардиано. Но иллюзия самообмана быстро проходит - и начинаешь понимать, что нынешний концерт - это яркий образец превосходно организованного "пиара". Зритель любой ценой должен был уйти с концерта "обалдевшим" и подавленным этим "звездопадом", что с успехом и было достигнуто, пусть и одной "звезды" всё же не досчитались.
На следующем этапе уже пытаешься собственно понять, а что же за голос у певицы? В итоге убеждаешься, что он совсем лишён обертонов, а тембр его выбелен и однороден. В этом голосе нет ярко выраженной драматической доминанты, но ведь и лирическим не назовёшь это крепкое стальное звучание. Намеренно избегая эпитета "лирико-драматический", остановимся на обтекаемо нейтральном определении "центральное сопрано", ибо голос певицы достаточно силён, но без "мяса и крови". Его плоское "монозвучание", не дающее "стереообъёмного" эффекта, тем не менее, уверенно наполняет пространство зрительного зала. Поэтому в отношении Марии Гулегиной в первую очередь хочется говорить о превалировании вокальной выучки собственно над голосовым природным материалом.
Неожиданная смена партнёра во втором отделении концерта (третьем действии "Набукко"), по всей видимости, выбила певицу из колеи, поэтому в дуэте с Владимиром Редькиным в партии Набукко вокальная составляющая образа Абигайль в интерпретации Марии Гулегиной была шаблонно-отстранённой, отчасти суетливой, даже рассеянной. Певица словно торопилась скорей пропеть все ноты, иногда их даже "проглатывая", поэтому накала страстей в её пении почувствовать не удалось, хотя артистка и пыталась быть драматически убедительной. В общем, по всем статьям наш Набукко перепел "заморскую" Абигайль.
И всё-таки хочется сказать слова благодарности главному виновнику торжества Пате Бурчуладзе, познакомившему московскую публику с нынешним живым искусством Марией Гулегиной, таким, какое оно есть сейчас. За последние годы мы имели лишь заочное представление о нём по многочисленным интервью и записям, но нам катастрофически не хватало живого восприятия. Ведь до окончательного отъезда за рубеж, певица была частым гостем российской столицы, периодически знакомя москвичей со своим творчеством посредством концертной деятельности.
Кстати, вспоминается название старой телепередачи о певице - "Браво, Мария!" В то время Гулегина была кумиром многих. Подобное отношение разделял и автор этих строк. Безусловно, для многих она - кумир и поныне. Просто теперь, после активной эксплуатации голоса на самых престижных оперных сценах мира, Гулегина предстала перед нами совсем другой, с объективно наметившимися изъянами вокала. Но певица "показалась" в Москве, имея в кармане стопроцентную гарантию зрительского успеха, подкреплённую невероятным ореолом "звёздности" и недосягаемостью орбит своих творческих "полётов". Однако объективный взгляд на нынешнее положение вещей склоняет к твёрдому убеждению, что если бы передачу о певице суждено было делать сейчас, то по итогам увиденного и услышанного на концерте в Большом театре, скорее всего получилась бы не программа о творчестве, а "мыльная опера" из жизни "звёзд" под названием "Просто Мария"… Несомненно, в ней нашлось бы законное место и для главного фигуранта настоящего "звёздного" затмения, нечаянно случившегося в Москве холодным июньским вечером.