Джузеппе расстался с Марией. Разрыв произошел, должно быть, в конце прошлого года. В нашем доме больше не говорят о Каллас. По некоторым репликам мужа я поняла, что он совсем освободился от нее. Подобный кошмар даже для него длился слишком долго. Принимать твердые решения ему всегда было нелегко. Но на этот раз он сумел это сделать. Тем лучше для него.

Что касается меня, то прошлого не вернуть. Нашла в бумагах записку. Она датирована 23.5.1972. Двадцать два года со дня нашей свадьбы. В ней он пишет: "С благодарностью за столько лет счастья обнимаю тебя, твой Джузеппе". К записке были приложены три дюжины алых роз. Отчего все так изменилось?

Наверное, виновата я. Может быть, была недостаточно уступчива. Что еще нужно этому человеку, которого не могу больше называть своим? Хотелось бы, чтоб он хотя бы отдал себе отчет в том, что не понял меня. Я тоже потерпела поражение.

Милан, весна 1977

Джузеппе вновь стал петь в оперетте. Теперь он больше бывает в Германии, чем в Италии. Звонит часто, хочет узнать, как дети, какие новости. Я всегда отвечаю вежливо, даже ласково. Попросил приехать в Вену на вечер, который устраивают в его честь. Я осталась довольной этим неожиданным "выходом в свет" - событием теперь для меня необычным, ведь жизнь моя сейчас такая однообразная. Провела там два дня, одевалась в красивые платья, повидалась с друзьями, вспомнила былые времена… Вена всегда город прекрасный. Джузеппе не захотел взять меня в Гамбург. И я одна вернулась в Милан. Мне сорок девять лет, и многие говорят, что для моих лет я выгляжу совсем недурно.

Милан, лето 1977

Время от времени приезжает кто-нибудь из парижских друзей. Хоть я никогда и не спрашиваю, они приносят известия о Марии Каллас. Она опустилась. Растолстела, перестала придерживаться своей строгой диеты. Целые дни проводит перед телевизором и играет в карты со своими слугами.
Газеты пишут, что Каллас день ото дня становится все более отстраненной от мира. Не сообщают, почему. Думаю, мне-то хорошо известно, почему.
Уход Джузеппе окончательно подкосил ее как женщину. Я подозревала, что она не переживет второе подобное потрясение. Слишком слаба и очень боится одиночества. Именно потому, что близко знала ее, я послала ей недавно письмо на своем не очень хорошем итальянском языке, так как не люблю таить обиду. Не знаю, почему, но я сняла с него копию прежде, чем отправить Письмо датировано - 13 апреля 1976 года. Перечитываю его:

"Дорогая Мария, как ты знаешь, в эти последние годы я пережила очень печальные и горькие минуты, которые невольно отразились на тех, кто был рядом со мной, такое может случиться с каждым из нас. Я всегда жила в тени такого замечательного человека, как Джузеппе Ди Стефано, была счастлива и благодарна судьбе, гордилась тем, что он выбрал меня себе в подруги жизни. Я отдала ему всю себя, потому что обожаю его, уважаю и восхищаюсь им не только как великим артистом, но и прекрасным человеком. Его счастье - мое счастье, но и беды его, унижения и огорчения сейчас и прежде тоже неизменно были моими, вынуждая порой даже переставать понимать смысл происходящего. Именно этим можно объяснить тот злосчастный телефонный разговор между нами, когда я отвела душу в минуту сильного волнения. Если мы с тобой друзья, то ты несомненно осознаешь все и не станешь придавать этому значения, а поймешь меня. Если захочешь, мы могли бы оставаться друзьями и жить мирно, хорошо понимая друг друга, как в первое время. Жизнь сама по себе - печальная и бесполезная штука, и я смогла убедиться в этом в марте 1975. Мы - временные жильцы на нашей земле. Глядя в эти дни по телевидению на настоящие трагедии и огромные человеческие страдания, которые переживают несчастные люди во Фриули, я вижу, что наши печали, огорчения и горести - просто глупости, не имеющие никакого значения. Все мы - и я, и ты, и бедный Джузеппе - напрасно страдаем. Вместо того, чтобы объединить, горе разъединяет нас! Мне так нужно поговорить с тобой откровенно, раскрыть душу, как мы делали когда-то. В прошлом году в Сан-Ремо я попыталась завести такой разговор, но он не получился. Уверена, что и ты нуждаешься во мне, чтобы раз и навсегда разобраться во всех недоразумениях, которые огорчают нас, и думаю, только тогда мы сможем оставаться настоящими подругами, взаимно уважающими друг друга. Веря в твое понимание, обнимаю тебя".

Я не получила никакого ответа. В то время, когда было послано это письмо, молчание Каллас могло означать только одно - любовная история с Джузеппе еще не закончилась. И действительно, так оно и было на самом деле.

Милан, лето

Еще весной Джузеппе рассказывал мне про одну опереточную певицу, немку из Гамбурга, которая упорно бегает за ним. Сказал, что она ему докучает, а он и знать ее не хочет. Я мало верю в эту его неподатливость, хотя бы потому, что обычно он никогда не отказывался от женских предложений.

У меня есть характер, и я привыкла принимать удары. Уже не один год. Если выдерживаю все, то единственно оттого, что у меня семья, которую я должна защищать, хочу видеть целой, потому что детям нужен отец. Мария же никогда ничего подобного не имела. Кроме двух слепых собак. Если она узнала о его любовной интрижке, как она реагировала? Может, именно от огорчения она и опустилась теперь? Тем более, что она была твердо уверена, что Джузеппе никогда не полюбит никакую другую женщину. Для нее подобное открытие несомненно было ужасным.

Милан, сентябрь 1977

Вчера 16-го сентября после обеда зазвонил телефон. Мужской голос проговорил:
- Говорит АНСА. Можно попросить синьора Ди Стефано?
- Мой муж в Гамбурге. Передать ему что-нибудь?
- Сегодня утром в Париже скончалась Мария Каллас, и мы хотим взять у него интервью.
- Но это же плохая шутка. Кто вы такой?
- Нет, синьора. Каллас скончалась внезапно. Сведения точные.
Нет, этого не может быть. Я так и замерла с трубкой в руке. Осталась открытой записная книжка с номером телефона Джузеппе в Гамбурге, который я дала журналисту. На какое-то время я просто оцепенела. Мария умерла. Нет, этого невозможно. Бедная Мария, она еще долго могла жить. Отчего она умерла? Она причинила мне много зла, это так. Но даже в самые унизительные для меня минуты, мне никогда не приходило в голову пожелать ей смерти. Может быть, она сама хотела этого, теперь, когда жизнь ее сделалась такой пустой и бессмысленной. После ухода Джузеппе она осталась в одиночестве, очерствевшая, удрученная. Помимо порчи голоса у нее пропало даже желание продолжать петь. Ей не хотелось жить дальше. И тогда она опустила руки. Кто знает, сколько пилюль она приняла. Кто знает, как страдала от одиночества. Покончила с собой? Исключаю. Несмотря на все, она была слишком привязана к жизни. Вот только жизнь больше не складывалась так, как ей хотелось. Может быть, все случилось к лучшему. Она освободилась от всех тягот. Я позвонила Джузеппе. Он уже знал. Разговор получился очень коротким. Ни я, ни он не захотели продолжать его.

продолжение ->

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru