Отменное пиво и шипучая «газировка»

«Паяцы» в Новой опере

Евгений Цодоков
Основатель проекта

«Пиво и газированная вода»! Так называют в Италии дружную парочку - «Сельскую честь» с «Паяцами». Спасибо Беньямино Джильи, сообщившему нам эту яркую метафору в своих мемуарах.

Действительно - образ емкий! После жесткого сурово-реалистичного мужского «варева» Масканьи трагедия в стане бродячих комедиантов кажется немного слащавой, а вся ее «шипучка» условно-театральной. Это не мешает, впрочем, многим поколениям поклонников оперного искусства в равной степени любить эти веристские шедевры за их яркую музыку, что еще раз напоминает нам - кто в оперном доме «хозяин»!

В Новой опере не стали объединять два произведения в один спектакль, как это частенько делалось в прежние времена. Нынче такая практика уже вышла из моды по многим причинам, включая экономическую. Однако режиссер у них общий, и этот «ход» театра представляется логичным.

После блестяще поставленной сицилийской истории (см. рецензию нашего журнала от 4 мая 2001 г. в «Архиве новостей» - прим. ред.) очень хотелось посмотреть, как будет «вытанцовываться» опус Леонкавалло?

Неблагодарное это занятие - завышенные ожидания. Можно ли дважды войти в одну реку? Мудрец утверждает - нельзя. Но мы не на философском диспуте, а в театре. Здесь - все можно! Если только знать, зачем и почему!

Постановщик Кари Хейсканен с партнером-сценографом Эрнстом Гейдельбрехтом выбивают клин клином. Они сознательно идут на автоцитирование и превращают «Паяцев» во второй акт «Сельской чести», причем не только образно, но и буквально. Все «читается» прозрачно. Та же белая арочно-кубистическая конструкция основной декорации: понимай - тот же условный городок. Похожа и стилистика музыкально-хореографической пластики. Нам настойчиво напоминают - вы смотрите вторую серию любовных страстей-мордастей!

Однако не все так просто. Далее начинаются расхождения. И расхождения весьма значимые. Если в первой истории все же сохранялся еле заметный привкус этнографической сицилийской истории, придававший, как это ни парадоксально, преувеличенным страстям реалистичность, то продолжение уже совершенно фарсово-цинично. Не знаю, как поступает финский режиссер в других случаях, но в данном он оптимально использует возможность актуализации сюжета при помощи радикальных режиссерских приемов. Ибо таковая заложена в самом уртексте. Театр в театре - эта матрешка позволяет без грубого разрыва стилистических швов перенестись куда угодно, хоть в Голливудию, хоть в совковую провинцию, куда приехали снимать халтуру киношные «штучки». Разнузданность их нравов стала общим местом, почему бы это не использовать как «ход»?

Пора, кстати, коротко обрисовать основные «фокусы» постановки, чтобы было понятно, о чем речь. Если в двух словах, то так: в маленький городок нагрянула съемочная группа «делать» фильм. В заезжей «киношной» тусовке («заменитель» бродячей труппы комедиантов) как раз и разыгрываются страсти обманутой любви и ревности. Аккурат во время съемок примитивного фарса и происходят все кровавые события, так хорошо всем известные по либретто, чему становятся свидетелями местные аборигены. Подстать сюжету и сценография. Исполнителей окружают софиты, камеры, провода, беготня технического персонала. Съемочный процесс сразу же проецируется на большой экран, где артисты разевают рты крупным планом.

Допускает характер этой истории такие метаморфозы? Еще раз повторим - да! Универсальность исходного «мифа» и специфика жанра тому порукой. Хорошо ли смастерил режиссер свою конструкцию? Безусловно. Действие ладно скроено, динамично и увлекательно (что немаловажно)! Поучительно, что в арсенале режиссера в данной постановке нет никаких абсолютно оригинальных находок. Все давно известно, начиная с «кино в театре». Зачем далеко ходить за примером - похожий трюк я пару месяцев назад лицезрел в геликоновском «Доне Паскуале», где оператор с видеокамерой бегал за Нориной, «подсматривая» пикантные детали. Правда, там прием является внешним по отношению к действию, привносящим в него элемент иронии, здесь же «зашит» в сюжет (эта разница знакова, он ней скажем ниже). Отсутствие оригинальных деталей, однако, совершенно не мешает созданию оригинального целого, суть которого в новизне ощущений зрителей и мастерском чувстве формы.

Но вернемся к расхождениям с первой частью «Марлезонского балета». Пожалуй, самое главное - эмоциональный настрой спектакля. Если «Сельская честь» Хейсканена - кунстштюк, отличавшийся искренностью, пускай и брутальной, утрированно веристской, где ощущалась дистанция между гримасами жизни и позицией режиссера, то «Паяцы» - сродни «Изделию № 2» для армейского контингента. Господствует тождество. Режиссер приноровился. Он даже не иронизирует (вспомним сравнение с «Доном Паскуале») - он внутри! «Снижение» темы идет по всем параметрам - драматургия, картинка, темпоритм. Впереди на лихом коне - секс! Еще один «клин клином» (о первом см. выше) - образ Тонио. Надо добавить «ужастика» - и вот пред нами калека. Если Ростану для «конфликта» было достаточно носа Сирано, то нынче этого явно мало. Отбрить можно только полного урода, иначе не поверят. К другим героям тоже «рука приложена». Нагло-невротичный Канио, киношная профурсетка Недда! А что вы хотели? Хватит сюсюкать!

Любопытна роль «народа». Если в классическом либретто комедианты приехали на село, чтобы радовать зрителей своим непритязательным искусством, имеющим некоторое назидательное значение, то здесь все не так. Киношники делают свое дело, на жителей городка им наплевать, а последние пребывают в роли зевак. Исчезли остатки «моралите». Никто никому ничего не доказывает, ни внутри сцены, ни вне ее. Если кто-то полагает иное, то это иллюзия! Зрелище, зрелище, еще раз зрелище! Броское, эпатажное, местами напоминающее современный мюзикл (что само по себе не так уж и плохо). И это все. А надо ли сейчас иное? Отвечать на этот вопрос не собираюсь, я не пророк и не проповедник. Пусть каждый даст ответ себе сам.

До этого момента мы о том предмете, который, собственно, составляет сущность любой оперы, не сказали ни слова. Забыли о нем. Так уж нас увлек режиссер. Но час расплаты настал! Сейчас нам счет предъявит музыка.

Не буду говорить взволнованных слов о том, что музыка «Паяцев» сильно «сопротивляется» тому обращению с либретто, которое учиняет режиссер. Здесь как раз тот случай, когда этого утверждать нельзя, ибо в партитуре композитора есть определенная доля опереточной легкости, дающая эстетический простор вольностям. Особенно, в этом смысле, Леонкавалло «постарался» в интермедии 2-го акта (нынешняя постановка, кстати, идет в одном действии без антракта). Это, впрочем, не может отменить всех тех музыкальных достоинств, которые вот уже более ста лет радуют слух публики. Но вещи надо называть своими именами. Популярность демократичного языка «Паяцев» привела к такой заштампованности мелодий и сценических образов, что можно понять режиссера, стремящегося очистить оперу от «нафталина».

Сильной стороной большинства спектаклей Новой оперы всегда была музыкальная часть постановки. Здесь этого не случилось, что весьма огорчительно. Поэтому об исполнителях скажем более телеграфно. Оркестр выглядел прямолинейно, звучание инструментов отдавало «дешевкой». Тонкой работы дирижера (Анатолий Гусь) не просматривалось. Пение главных героев обнадеживало не больше. Несмотря на неплохо исполненный шлягер "Vesti la giubba", в остальном приглашенный на роль Канио Николай Черепанов себя ничем не проявил, а в отдельных местах его голос был подвержен совсем уж досадным срывам. Недда в исполнении талантливой Галины Бадиковской получилась чересчур нервозной. Хотя такая трактовка роли и была, возможно, задумана режиссером, на чистоте вокала это сказываться не должно. В начале в интонировании артистки было заметно волнение и шатание, переходящие в крикливость (баллада "Stridono lassu", затем дуэт с Тонио). Однако к большому любовному дуэту с Сильвио певица освоилась, и он был проведен хорошо. Этот эпизод стал, по моему мнению, с музыкальной точки зрения одним из наиболее ярких в спектакле, чему в большой степени способствовало удачное выступление Сергея Шеремета (Сильвио). Анджей Белецкий (Тонио) также не выдержал премьерного напряжения. Хрестоматийный пролог выглядел совершенно невнятным, что, кстати, было чутко подмечено публикой, отреагировавшей весьма сдержанными аплодисментами. В дальнейшем дела у певца пошли несколько лучше, но сказать, что его пение оставило сильное впечатление, значило бы покривить душой. Как всегда, хорош был хор театра, способный складно звучать, попутно выполняя сложные сценические задачи. Правда усилия хоровой «массовки» выглядят слегка чужеродными, ибо, как уже отмечалось выше, связь между «массами» и «элитой» в спектакле разорвана.

Перечитав текст рецензии, я увидел, что многого сказать не успел. О фирменной пластике режиссера, так восхитившей в «Сельской чести», костюмах Марии Даниловой (зачастую экстравагантных), мимансе, активной световой режиссуре Сергея Мартынова. Но принципиально это вряд ли что-нибудь изменит. За исключением одного момента. В кульминации спектакля (здесь это «съемка фильма») перед нами вдруг возникает безумный взгляд великого мистификатора Сальвадора Дали. Эффект усиливается тем, что на декорации портрет ополовинен и мерцает лишь один глаз художника, словно наблюдающего происходящее на сцене и как бы дающего нам понять - да бред все это и лицедейство. «Гора родила мышь»! Неужели, это и есть самое важное, что хотели нам сообщить (точнее намекнуть) авторы спектакля?..

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ