В этом году знаменитая румынская сопрано и педагог Иляна Котрубаш (Котрубас) была приглашена в жюри 14-го Международного конкурса имени Чайковского. О состоянии современного вокального исполнительства, о воспитании молодых певцов, а также о своём творческом пути и о многом другом Котрубаш рассказала композитору Юрию Алябову и певице Стелле Аргату в интервью, данном нашему журналу. Ряд ее мыслей, особенно касающихся общего состояния культуры и эстетики вокального искусства, редакция вполне разделяет, с некоторыми высказываниями можно было бы и поспорить. Но так всегда бывает, когда речь идет о столь «тонких» вопросах художественного творчества. Главное же в том, что мы услышали мнение выдающейся певицы 20 века из «первых уст».
Ю. А.: Чем отличаются молодые конкурсанты сейчас и в то время, когда начиналась Ваша творческая карьера?
Я участвовала первый раз на конкурсе в 1965 году в Голландии, где мы взяли первые премии в своих категориях вместе с ещё одной певицей из Румынии – меццо-сопрано Виорикой Кортез, а также басом Хэрештяну. Это был прекрасный опыт, после чего я участвовала в конкурсе Шумана в ГДР, где, к сожалению, ничего не завоевала. Потом, уже в Западной Германии в Мюнхене, на радио ARD, я завоевала первую премию, после чего я сказала себе: «хватит!»
Конечно, разница очень большая. Наше поколение было более музыкально, мы не стремились перекричать друг друга, как это происходит не только на конкурсе Чайковского, но и на многих других, в жюри которых меня приглашают, эти безумные завывания… Кажется, что идёт не музыкальный конкурс, а борьба не на жизнь, а на смерть – если ты не поёшь громче всех – ты проиграешь… На самом же деле наоборот, чем музыкальнее ты исполняешь произведение, воплощаешь сценический образ, тем большее впечатление производишь на жюри. Публика, разумеется, тоже должна быть подготовлена. Меня удивляет, что даже здесь, на конкурсе, публика реагирует на эти визгливые высокие ноты и голоса, которые просто режут слух. Может быть это связано с особенностями современного нам окружающего мира и нашего развития в этом мире – стало очень много шума, хаоса вокруг и молодым исполнителям трудно сконцентрироваться и выносить на сцену то богатство эмоций и образов, в тех произведениях, которые выбраны и наработаны с педагогами, и которые, почему-то забываются. А их место начинает занимать отчаянно-крикливое пение, по принципу «у кого громче голос».
Везде превалирует техника и внешние эффекты, в ущерб глубине и музыкальности. Наверное, это проблема того общества, в котором мы живём. Общество, основанного на примате материального над духовным – агрессивная технологизация жизни, еда, одежда, секс, политика, скандалы… И всё это, естественно отражается на человеческой личности. И в этом есть большая опасность, поскольку, накапливаясь, эти негативные тенденции приведут к взрыву, после которого нужно будет многое начинать сначала. Один из циклов, по которому развивается человечество, подходит к концу, и в будущих поколениях изменится не только общество, но и сам человек.
С. А.: Не потеряется ли «мягкий» исполнитель на фоне «крикунов»?
Это зависит, в первую очередь от него самого, от его внутренней силы, подготовки и жажды совершенствования. Он должен быть как губка, впитывать отовсюду: от педагога, от посещения выставок, концертов, от чтения книг. Конечно, такой ученик нуждается в поддержке педагога, которую мы, например, имели у себя в Румынии в своё время. Наверное, это было одно из немногих преимуществ коммунистического режима – культурное воспитание вообще, и музыкальное, в частности. Талант, который рождается время от времени, это как ребёнок, который выходит из утробы матери и который должен найти в себе силы закричать и развиваться дальше. Но даже при наличии поддержки нет никакой гарантии, что у него всё получится. Это из разряда категорий – «написано на роду». Нужно обладать особым инстинктом, чтобы не упускать шансы, которые тебе предоставляет судьба.
Ю. А.: Каков статус конкурса Чайковского сейчас в мире?
Конечно, Чайковский – великий композитор, принадлежащий всему человечеству, и конкурс его имени очень известен. Но у меня складывается впечатление, что этот конкурс становится больше национальным, чем международным. Мало иностранных исполнителей, зато много русских и представителей стран бывшего социалистического лагеря. При этом, азиаты, которые участвуют в конкурсе, очень хороши. Удивительно, как они смогли адаптироваться к очень сложному для них русскому языку. Жюри бывает разное – до 15-ти человек, каждый со своим представлением о том, каким должен быть певец. Один ищет какой-то необыкновенный голос, другой хочет музыкальности, третьему нужна особая трактовка образа, фразировка, в конце концов, харизма, даже то, как певец говорит на языке. Но в момент, когда появляется какой-то необыкновенный исполнитель, все это отметят.
Ю. А.: Почему так мало иностранцев, в том числе и из Румынии?
Наверное, это не так сильно рекламировалось. Я не знаю, были ли известны условия – проезд, проживание – ведь у многих нет возможности оплачивать все конкурсные расходы из своего кармана. Не у всех певцов достаточно подготовки – красивых голосов много, но этого недостаточно для такого конкурса. Кроме того, здесь нужно петь обязательные произведения на русском – а это очень сложный для многих язык. Не знаю, как в России, но в Румынии ещё сохранились музыкальные школы, где взращиваются молодые таланты.
Ю. А.: Ваше мнение о новой электронной системе голосования?
Я считаю, что это обидное условие для жюри, очень странное для меня правило – закрытое компьютерное голосование. Нас заставляют играть по очень жёстким правилам, мы не имеем права обсуждать, даже ссориться (смеётся). Мы все коллеги, со многими я пела вместе, нам очень близка и понятна атмосфера обсуждения и нам так было бы удобнее выявить победителя. Получая листок с именами конкурсантов, мы должны оценить их баллами от 0 до 25, а это огромный диапазон. Ни я, ни другие с этим не согласны, я нервничаю, для меня это очень неудобно. Так же мы определяли и лучшего концертмейстера.
Ю. А.: Каковы, на Ваш взгляд, перспективы конкурса под руководством Валерия Гергиева?
Думаю, что Гергиев достаточно квалифицированный музыкант, чтобы внести какие-то изменения, если что-то пойдёт не так, как должно, и конкурс выйдет на нужную орбиту. Он очень переживает за ход конкурса – достаточно сказать, что, когда мы пошли поздравить его после концерта Кауфмана, он тут же стал интересоваться ходом дел в вокальной номинации.
С. А.: Ваши впечатления от Кауфмана?
Исключительный концерт. На мой взгляд, Гергиев – лучший дирижер мира в настоящее время. Он здесь у вас как царь и может себе позволить абсолютно всё, у него очень большая власть, но при этом и большая ответственность. Причём ему нравится этим заниматься, поскольку он прекрасный музыкант. Я заметила, что в оркестре очень много молодёжи. И мне очень нравится, то, что он делает с оркестром. А что, Вам не понравился Кауфман?
Ю. А.: Как не понравился! Очень понравился, поэтому мы и обрадовались, увидев, что его почтило своим вниманием столько знаменитостей, в том числе и Вы. Всем известно, что румынская вокальная школа весьма сильна – доказательством тому множество румынских певцов на оперных сценах мира. В чём отличия и сходство румынской вокальной школы с русской или итальянской?
Сейчас нельзя говорить о полноценных школах пения – можно говорить лишь о том, что от них осталось. Остались педагоги-одиночки, передающие свой личный опыт и уже нельзя точно сказать, что они последователи той или иной школы – всё как-то унифицировалось. Даже, если взять лучших сегодняшних певцов на мировой оперной сцене, которых не так уж и много, даже им недостаёт какой-то завершённости. Я имею в виду не только голос, но уровень культуры, уровень личности, наконец, внешние данные.
А если говорить о русской вокальной школе – то лучшая её представительница сегодня – это Анна Нетребко. В ней чувствуется личность и сильная харизма. Я её слушала во многих операх, совсем недавно в Вене, в «Анне Болейн» - она потрясающа. Видно, что она очень любит то дело, которым занимается и отдаётся ему до конца.
Наверное, проблема отсутствия вокальных школ, и, как следствие, хороших певцов, в отсутствии того музыкального воспитания, которое было раньше. Были уроки пения в школах, многие пели в хоре, была государственная пропаганда хорошей классической музыки. Эта проблема поднималась на предпоследнем конкурсе юных вокалистов, где я была в жюри, организованном Еленой Образцовой. Там были возрастные категории 5-7 лет, 7-9 лет, 9-12 лет и 14-16 лет. Это был очень хороший опыт, но мне кажется, что это были последние годы, когда пение преподавалось в школе. Причём это характерно не только для России.
С. А.: Кто из певцов или музыкантов оказал на Вас наибольшее влияние?
У меня были очень хорошие педагоги, которые были одновременно, в своё время, хорошими певцами – Эуджения Энеску в специализированной музыкальной школе, в консерватории - профессор Константин Строеску, который был педагогом Арты Флореску, Дана Йорданеску, Теодоры Лукачу и многих других. В годы обучения в Румынии я была под впечатлением Валентины Крецою, Иоаны Никола, Валентина Теодоряну и многих других очень ярких исполнителей. Был у меня ещё и педагог в Германии, который консультировал меня каждые два месяца, и такой контроль необходим певцу постоянно. Будет большой ошибкой сказать – я уже всё знаю, умею, и всего достиг. Необходим постоянный контроль со стороны, чтобы следить за тем, как ты округляешь звук, как интонируешь… Мне повезло с моим мужем – он прекрасный музыкант, мы вместе учились, он аккомпанировал мне на фортепиано, и мы вместе разучивали много произведений. Поэтому для молодых певцов очень важно иметь репетитора, который хорошо знает вокальный репертуар и ещё говорит на трёх-четырёх языках. Конечно, в наши дни такие – на вес золота.
Ю. А.: Странно, мы думали, Вы назовёте Каллас или кого-нибудь в этом роде…
Я не имела в виду звёзд, которые рождаются раз в сто лет.
С. А.: Имеете ли Вы учеников, преподаёте?
Да, я даю мастер-классы, ко мне на дом в Вене, время от времени, приходят ученики. Но, правда, не много - это очень утомительно, я же не становлюсь моложе (смеётся). Но я люблю музыку, люблю голоса и поэтому соглашаюсь до сих пор участвовать в жюри вокальных конкурсов.
Ю. А.: Ваши любимые залы.
Я предпочитаю зал театра «Ковент-Гарден» в Лондоне, где я выступала много лет. Но, конечно, мне нравилось петь и в Вене, и в Мюнхене, и в Нью-Йорке… В России мне, к сожалению, не довелось выступить, хотя я готовилась спеть Татьяну в Большом, но – не случилось…
Ю. А.: Я заметил, что и на этом конкурсе, и вообще, в мире, как правило, русскую музыку лучше исполняют зарубежные музыканты. С чем это связано, быть может, считается – раз наше, значит, получится само собой?
Главная проблема в том, что певцы не думают о музыке. Их не интересует замысел композитора, автора текста, они не задумываются, о чём поют. Для многих певцов исполняемое произведение – это только повод выйти на сцену и продемонстрировать себя любимого. А должно быть всё наоборот. И парадокс в том, что, когда певец думает не о себе, а о музыке, он гораздо сильнее воздействует на публику и надолго остаётся в памяти. Именно это – главное в искусстве, и именно этому я учу своих учеников.
Беседовали Стелла Аргату и Юрий Алябов